...Евгений Вещев был в момент трагедии врачом футбольной команды. Именно он оказался на поле рядом с Сергеем и увез его на “скорой” в госпиталь имени Бурденко. Мог капитана армейцев и не довезти — еще на поле Березин начал задыхаться. Пришлось руками доставать запавший язык, чтобы легкие не лишились воздуха. Госпиталь принял футболиста в состоянии комы.
Легендарная Зоя Сергеевна Миронова, поставившая на ноги не одну сотню прославленных спортсменов, решительно махнула рукой в мою сторону: “Не надо об этом писать. Это сугубо наше, медицинское, дело. Вот напишете вы, что в спорте и до комы дело доходит, родители всполошатся, детишек из секций начнут выдергивать...”
“Я не буду на эту тему разговаривать, — как будто слыша предыдущий разговор, отрезал старейший спортивный врач Олег Маркович Белаковский, — нечего вам в черепной коробке ковыряться, нужно показывать величие спорта. А эти проблемы уж нам оставьте...”
Никакой статистики по теме “Кома в спорте” нет. “Никому она не нужна, эта статистика человеческих трагедий. И медики отказываются часто говорить, потому что были свидетелями, как человек на ту сторону земли убежал... А его потом вопросами мучают: “Скажи, как ты умирал?” или “Ты помнишь, как тебе ногу отрезали?..” — это говорит Евгений Вещев, ныне начальник медицинской службы ЦСКА.
Я не медик. И мне не дано объяснить, что происходит в здоровой-то голове у человека. Никогда не возьму на себя смелость подменять специалистов. Как обычный человек, знаю, что кома — это страшно. А кома в спорте — чаще всего результат падения с большой высоты, удара в голову... Как обычный человек, задам те циничные и шокирующие вопросы.
Потому что такие трагедии есть, и о них знают, а значит, все равно будут говорить.
Потому что такие трагедии не очерняют спорт. Спорт научил многих борьбе. И борьбе за жизнь тоже. Той борьбе, когда “в отказ” идет все — от организма до медицинских препаратов. Это только герой Стивена Сигала может пролежать в коме лет семь, а потом очнуться, натыкать в себя иголок, надышаться кислородом и набить морду всем врагам подряд.
Потому, наконец, что сегодня мерилом спортивных ценностей становятся почему-то денежные рейтинги...
Футболист Сергей Березин, олимпийская чемпионка по фристайлу Лина Черязова, хоккеист Владимир Константинов, летающий лыжник Валерий Кобелев — измяв, их пропустила через себя кома.
Да, так получилось, что спорт, ставший для них жизнью, привел их к смертельному рубежу. Но спорт ли? Судьба рисует свои зигзаги и проводит по ним всех подряд — закаленных и тренированных спортсменов и тех, которые в “очках и шляпе”. Какая ей, судьбе, разница — выиграл ты только что Кубок Стэнли или просто едешь к друзьям на встречу. Если стоит на твоей карте жизни дерево, которое никак не объехать, значит стоит...Сергей БЕРЕЗИН— Сергей, шанс возвращения к жизни был, как потом вам говорили, всего один. Но вы его не упустили...
— Мне потом много чего говорили. Знаете, как красиво объясняет мое “возвращение” Олег Белаковский, патриарх спортивной медицины? Сработал эффект плацебо. Это когда дух побеждает материю. Когда действительность показывает одно, но ты, вопреки этой действительности, прешь вперед и прешь... Мой дух мог победить абсолютно беспомощное тело с атрофированными мышцами, только когда я начал верить в то, что снова выйду на поле.
— А кто вашему духу внушил эту веру?
— Живой труп, каким я тогда был, надо было как-то заставить двигаться, к чему-то стремиться. Врачи знали, что, кроме футбола, у меня в жизни цели нет, и значит, я должен вернуться к своей цели. И убеждали меня, что кома — не беда, я смогу не только восстановиться, но и играть, как прежде.
— Вы понимали, что вас обманывают, но все равно верили? Вернее, хотели верить?
— Если бы понимал, тот самый “эффект” бы не сработал. Нет, только сейчас, спустя много лет, я знаю, что все это было пустыми надеждами. А тогда... Странно, но я не помню, чтобы у меня что-нибудь болело. То есть я понимал, что чудом выжил, что могло быть иначе. Мне многие медики потом, например, говорили: не окажись рядом с тобой врача на поле... Но после того, как пришел в себя и начался восстановительный период, я не помню, чтобы у меня что-то болело. Конечно, несколько оклемавшись, я завышал возможности своего организма. Может быть, срабатывала мышечная память, и мне казалось, что ничего не произошло — я только немного полежу, а потом все само придет снова. Физически я не мог ничего, но хотел многого. Кто знает — может, именно эта одержимость меня и вытолкнула вперед?
— Неужели никто из вашего окружения не пытался сказать вам: кома — это диагноз на всю жизнь, что ты рыпаешься?..
— Когда что-то происходит с другими, ты оцениваешь это реально. Когда с тобой... кажется, что это и не с тобой вовсе. Вот сейчас я думаю, что врачи поосторожничали с моим диагнозом и перспективами. Правда, так много лет прошло, что с трудом верится, что это вообще было. Да и что там в моей голове происходило на самом деле — не знаю. Нейрохирург Борис Цехановский, который делал операцию и мог бы в деталях рассказать, что было затронуто в мозге, а что нет, уже умер. А в тот момент меня это совершенно не интересовало. Я не фаталист, но что случилось, то случилось, и нет смысла в этом ковыряться. Я рвался вперед, и мне было абсолютно плевать на то, что три недели я был “ни там ни сям”. Рвался, как привык, на поле, хотя только теперь понимаю, что это были иллюзии. Стать прежним футболистом Сергеем Березиным я бы уже не смог.Валерий КОБЕЛЕВКобелева унесло ветром. Не просто унесло, но и с невероятной силой ударило о землю. Это произошло при выполнении тренировочного прыжка на лыжах с трамплина в марте 99-го года. Потом ему трудно будет вспомнить, что случилось. Он будет помнить только вечер накануне тренировки и день, когда очнулся уже в больнице. А те четыре дня, что был подключен к аппарату искусственного дыхания, останутся в сознании лишь короткими сигналами: белый халат, еще один, какой-то вопрос...
Позже, отвечая взволнованным журналистам, он даже пошутит, что именно потеря сознания помогла ему выжить. “Я потерял сознание во время полета. Говорят, что полная отключка спасает в невероятных ситуациях пьяниц. Значит, я был пьян от скорости, потому что сознание потерял еще в воздухе”.
Он пришел в сознание через несколько дней и наконец связал воедино и белые халаты, и вопросы. Услышал и диагноз: “сотрясение мозга”. На самом деле это было уже счастьем — после такого падения можно было ожидать приговора на всю жизнь. Вопрос о возвращении даже не обсуждался. Это было само собой разумеющимся.
“Кто мне может запретить?” — говорят, ерепенился Кобелев еще в больнице. “Я не мыслю своего будущего вне спорта и прыжков, к тому же это моя работа: а значит, и возможность что-то заработать...” — это он скажет чуть позже.
Еще чуть позже, уже находясь в родной Калуге после клиники в словенской Любляне и Боткинской больницы в Москве, он попытается проанализировать случившееся. “Мне кажется, мозг отключился из-за бешеной скорости. На соревнованиях обычная скорость для прыгунов-лыжников — 90 км/час. Тот трамплин в Словении развивает огромную скорость полета — до 105 километров”.
Тогда же, еще не зная, состоится ли его возвращение в сборную, Валерий скажет: “Если у человека есть цель, например, заниматься прыжками с трамплина, то он будет ими заниматься. А если цели нет, то и говорить не о чем... Я не помню падения, я уже был в коме. Но это и хорошо, что не помню”.
Валерий Кобелев вернулся в сборную. Сегодня он входит в пятерку сильнейших прыгунов страны. Физически восстановился полностью. Психологическое возвращение продолжается. Но президент Федерации прыжков на лыжах с трамплина Владимир Славский уверен, что все будет нормально. Впереди — Олимпиада в Солт-Лейк-Сити.Сергей БЕРЕЗИН— А обиды на футбол, на несправедливость не было?
— За что? За то, что упал не так? Сам виноват. Вообще это было обычное для футбола столкновение. Выпрыгнул вместе с соперником, падать вместе стали... Это было бы и обычным падением, если бы мы играли на улице или, например, в ЦСКА. У нас под покрытием лежит резиновая подушка толщиной в 10 сантиметров. А в “Олимпийском” под синтетикой ничего не было — бетон. И шов, о который я и ударился. Но это мне потом все позднее рассказали, я даже сам не спрашивал.
— Потому что не хотели уже ничего знать, или это было не важно?
— Все, что могло случиться, уже случилось, какой смысл было выяснять, почему и отчего.
— Сколько официально вы не приходили в сознание?
— По медицинским записям — двадцать два дня. Конечно, я был в поганом состоянии. Последствия трепанации черепа я не ощущал — вырубив кусок кости в темени, мне удалили огромную гематому. И здесь мне опять повезло — ни одна важная для жизни зона не была задета. Но я лежал очень долго, даже выйдя из комы, находился в состоянии полузабытья. Начался плеврит одного легкого, гной забивал организм. Помню, что более-менее осмысленно я стал ощущать себя только девятого мая (а трагедия произошла 14 марта).
— И все же, когда жизни уже ничего не угрожало, когда, как вы говорите, ничего не болело, почему вы не отшатнулись от футбола?
— Зачем?
— Чтобы не помнить, не думать...
— Я не смогу это объяснить. Это мой образ жизни. И я не могу от него отказываться. Не потому что я ничего больше не умею, а потому, что по-другому не могу.Лина ЧЕРЯЗОВА— Многие знали, что у Лины перед Олимпиадой в Лиллехаммере была сильная травма колена, по завершении сезона ей была сделана операция на мениске, — рассказывал заслуженный тренер России по фристайлу Андрей Гребенников. — Конечно, за этим следовала частичная потеря тренированности, и для полного восстановления нужен был покой колена. Когда Лина и ее тренер уезжали в Лейк-Плэсид, ее тренер сказал, что они едут для восстановительного этапа. И вдруг...
Она оттолкнулась от трамплина. Как потом сказали друзья, видимо, не смогла удержаться, видя, как все вокруг прыгают. База в Лейк-Плэсиде одна из лучших в мире, да и трамплины соответствующие. Она оттолкнулась — сальто в воздухе... Удар головой о трамплин. Три недели Лина Черязова находилась в состоянии комы.
После того как к спортсменке вернулось сознание, врачи в американском госпитале отказывались от каких-либо прогнозов. А Лина, говорят, твердила о том, что вернется и будет прыгать...
“Она обязательно будет прыгать, — верили и друзья по команде, — где медицина бессильна, там Лина привыкла обходиться уже без нее. С мениском невозможно выиграть Олимпиаду, а она смогла! Когда на этапе Кубка мира врачи запретили Лине даже наступать на больную ногу, она натерла ее всеми мазями, что были под рукой, забинтовала, навязала один наколенник на другой. И не только встала на ногу, но и выиграла этот этап”.
Сальто в Лейк-Плэсиде было не тем случаем. Вернуться в спорт Лина уже не смогла. И медицина была бессильна, и сама Лина.Сергей БЕРЕЗИН— Вам не захотелось после трагедии ускорить темп жизни? Говорят, что люди, стоявшие на самом краю жизни, потом живут как будто с удвоенной энергией, хватаются за то, что раньше бы и в голову не пришло...
— Нет, темп жизни у меня и так довольно стремительный — футбольный. Я не вернулся на поле игроком, но вернулся в футбол — тренирую дубль ЦСКА, так что ненормированный рабочий день обеспечен. Никаких талантов после комы у меня не открылось. Но думаю, жизнь после падения подарила еще одну возможность... жизни. Я прекрасно себя сегодня чувствую...
— Вы столь стремительно обогнали меня на улице, что я очень быстро потеряла вас даже из виду.
— Во-первых, извините, что обогнал, но знакомы-то мы были только заочно. А во-вторых, как говорит Евгений Вещев — начальник медицинской службы ЦСКА, — для сорокалетнего мужчины я нахожусь в прекрасной форме, так что рвануть по родной территории ЦСКА для меня ничего не стоит.
— А страшное слово “кома” вызывает какие-то...
— Ничего не вызывает. Да, я знаю, что еще немного — и я был бы в инвалидной коляске. Но зачем думать о том, что было бы, если... Кома, думаю, была защитной реакцией моего организма. Мне, видимо, не надо было знать всего того, что происходило сразу после падения. А очнувшись, я должен был поверить, что вернусь. Что как был футболистом до мозга костей, так им и остался. Даже несмотря на хирургическое вторжение в эти самые кости.Владимир КОНСТАНТИНОВ“Победу мы посвящаем этому человеку, который еще будет бегать”, — сказал Вячеслав Фетисов во время торжеств по случаю получения командой “Детройта” второго Кубка Стэнли подряд, держа руку на плече Владимира Константинова. В это хотели верить все. Потому что с отчаянной несправедливостью трудно смириться. И нельзя. Иначе несправедливость захватывает все большее и большее жизненное пространство.
Через несколько дней после того, как клуб “Детройт Ред Уингз” завоевал Кубок в первый раз, Владимир вместе с Вячеславом Фетисовым и массажистом Сергеем Мнацакановым попал в автомобильную аварию. Лимузин по вине водителя врезался в огромное дерево. Константинов и Мнацаканов получили тяжелейшие травмы.
Нет уже того дерева, мощный ураган, обрушившийся на район Детройта, выдрал его из земли. Истек срок, который получил за аварию водитель лимузина, — семь месяцев он отсидел, а два ему простили за примерное поведение. Владимир и Ирина Константиновы переехали в Нью-Джерси.
Сегодня семья Константиновых живет на соседней улице с Фетисовыми. Володя проходит лечение в институте, в котором разработана программа по реабилитации людей с поражением мозга. Там его заново учат жить — выстраивают распорядок дня, занимают работой — клейкой марок.
“К сожалению, у Вовы такое состояние, что восстановиться полностью он не сможет никогда, — с горечью рассказывают близкие друзья хоккеиста. — Результат той жуткой травмы и комы, в которой он находился длительное время, таков, что у Володи короткая память. Завтра он не будет помнить о том, что было сегодня, хотя что-то из далекого прошлого помнит. Он стал понемногу вставать сам. Травма такая страшная, что мозг, хотя и получает лечение, восполнить утерянное не сможет. Чудес не бывает, хотя в них обязательно надо верить”.* * *...Знаю, что никто из них не обижался на спорт и не пытался “виноватить” его в трагедиях. Не имеем права делать это и мы. На всю жизнь я запомнила слова знаменитого боксера Вячеслава Лемешева, с которым довелось беседовать за несколько месяцев до его смерти. Атрофия головного мозга, эпилепсия, потеря зрения, пораженная печень — у боксера, как ни у кого другого, была возможность все свалить на спорт.
“Это не так, — жестко сказал Лемешев. — Бокс дал мне мою жизнь. Ну скажите, что же это за несправедливость такая: как человек известный — нигде спрятаться нельзя, все время тебя как букашку изучают. Этой лапкой дрыгнул, этой...
С боксом я прожил всю жизнь. Чем он страшнее других видов? А что, в хоккее нет ударов в голову? А легкая атлетика — 10 тысяч метров, и потеря сознания на финише, какая же она легкая? А штангисты? А девочки-гимнастки? Чем спорт вообще страшнее жизни? Кто даст гарантии, что я бы не заболел, будучи хлюпиком?
Просто у нас в спорте трусов мало. Нам же всем надо встать после удара и вновь идти в бой”.
...Я больше никогда не задам спортсмену, пережившему тяжелейшую травму, вопрос: “Зачем вы пытаетесь вернуться? Почему не боитесь?” — это прозвучит глупо.
