Уже восемь месяцев в “Матросской Тишине” идет процесс по делу об убийстве Дмитрия Холодова. В суде должны были выслушать почти четыреста свидетелей (осталось еще около сотни). Три года находятся под стражей подсудимые. Пять лет длилось следствие...
“Ты ведь сидишь на процессе — ну скажи, это они убили Диму или не они?” — часто спрашивают меня. Я не отвечаю на этот вопрос. И не буду отвечать до того, как свой вердикт вынесет суд.
Есть презумпция невиновности. Пока не вынесен приговор, подсудимые официально считаются невиновными людьми. Если сейчас назвать их убийцами — по закону это будет преступлением.
Я не прокурор. Не следователь. Я потерпевшая по делу. Но я могу оценивать те факты, которые обнаружило следствие. Оценивать справедливость предъявленного обвинения, экспертизы, свидетельские показания, которые знаю “из первых рук”. И по-моему, пришло время рассказать об этом подробнее, чем раньше.Что кому выгодно?Люди, которые следят за делом Холодова со стороны, лишь читают газеты, слушают радио, смотрят телевизор. А журналисты, естественно, не видели материалов дела (это больше ста томов), не слышат лично, что происходит в актовом зале “Матросской Тишины”. Журналисты могут получать информацию лишь от участников суда. Судьи и прокуроры никаких комментариев не дают. Дают их в основном адвокаты подсудимых.
К нам, потерпевшим, пресса почти не обращается. А если и обращается, то расценивает наши слова с неким пренебрежением.
Почему? Ответить трудно. И я даже не хочу искать ответа.
Коллеги, освещающие процесс, не думают (или не хотят думать) о том, что задача адвоката — добиться полного оправдания его подзащитных. В идеале — любыми законными способами. Но мало кто вспоминает, что, например, адвокат подсудимого Барковского Лариса Мове была осуждена за разглашение материалов предварительного следствия. По сравнению с этим рассказы адвокатов о процессе — метод довольно невинный. Говорят же защитники подсудимых лишь о тех фактах, которые им “на пользу”. Иногда — откровенно лгут. О том, что подтверждает обвинение, — ни слова.
Им невыгодно, чтобы об этом говорили другие. А если не молчат — так, как это делает наша газета, — то немедленно сыплются упреки в тенденциозности и предвзятости.
Так кто тенденциозен?
Читайте и судите сами.Из досье “МК”Корреспондента “Московского комсомольца” Дмитрия Холодова убили 17 октября 1994 года в здании редакции. Диме было всего лишь 27 лет. Он работал военным корреспондентом, сам не раз был на передовой — писал репортажи из “горячих точек”, публиковал статьи о коррупции в армии — в ее высших эшелонах. Одним из объектов критики был тогдашний министр обороны Павел Грачев. Холодов неоднократно получал угрозы в свой адрес, какое-то время даже был вынужден скрываться. Руководство Минобороны всячески демонстрировало недовольство деятельностью Холодова — военным запрещали с ним контактировать, Диме закрыли доступ на территорию армейских частей, его перестали пускать даже на пресс-конференции в Министерство обороны. Павел Грачев в одной из телепередач открыто назвал журналиста “врагом номер один”...
В день гибели Дима сообщил коллегам, что ему должны передать какие-то важные материалы, показал жетон от камеры хранения на Казанском вокзале, где их для него оставили, и уехал. На работу Холодов вернулся с “дипломатом”, открыл его... Прогремел взрыв. От страшных, несовместимых с жизнью травм Дмитрий скончался. Пострадали сотрудники “МК” Деева, Бойченко и Жданов.
В 1998 году начались аресты подозреваемых в убийстве Дмитрия Холодова. Сейчас на скамье подсудимых находятся шесть человек. Это бывший глава разведки ВДВ Павел Поповских, бывший командир особого отряда специального назначения 45-го полка ВДВ Владимир Морозов, его экс-сослуживцы Константин Мирзаянц, Александр Сорока, Константин Барковский (к октябрю 94-го он уже уволился из Вооруженных Сил) и одно “гражданское” лицо — Александр Капунцов. Им предъявлены обвинения по многим статьям. Самое тяжкое — организация преступной группы с целью убийства и его осуществление.Маркелов и другие“Все обвинение по делу — дутое. Оно основано на показаниях лишь одного свидетеля, который потом признался, что оговорил своего командира за деньги”. Сейчас в прессе очень активно озвучивается именно такая точка зрения.
А вот что говорят факты.
Да, действительно, по делу есть свидетель, чьи показания во многом помогли следствию. Это бывший ефрейтор особого отряда спецназначения, в котором служили подсудимые, Александр Маркелов. Он позвонил в “МК” по объявлению, в котором редакция предлагала всем, кто может что-то сообщить об обстоятельствах убийства Димы, связаться с газетой. А потом объявился лично. С Маркеловым встретились оперативник, зам главного редактора “МК” и следователь. Ефрейтор рассказал, что незадолго до убийства Димы видел, как его командир Владимир Морозов монтировал взрывное устройство в “дипломате”. Как утром 17 октября Морозов и еще несколько служащих отряда куда-то уехали. А вечером того же дня Морозов признался Маркелову: “Я убил человека”.
За эту информацию ефрейтор получил от “МК” 2000 долларов — не секрет, что редакция обещала вознаграждение тем, кто мог бы пролить свет на “дело Холодова”. Появилось немало желающих заработать таким образом деньги. Но все они оказались банальными жуликами и лжецами.
Маркелову заплатили, потому что сотрудники прокуратуры впервые сказали: его сведения заслуживают внимания.
Дальше начались интересные события.
Особый отряд — в том числе и Маркелов, который официальные показания дать еще не успел, — неожиданно отправляется в Чечню. Тогда там шла жестокая война. Но перед особым отрядом боевые задачи почему-то не ставились... И вот в этой командировке Маркелов вдруг признается двум сослуживцам: он, мол, оговорил своего командира ради двух тысяч долларов. На самом деле все, что рассказал следователю, — неправда. Потом он пишет об этом подробнейшую бумагу. Вскоре отряд возвращается в Москву. Здесь Маркелов пытается вернуть “МК” полученные деньги.
Но когда следователи вновь выходят на личный контакт с ефрейтором и он оказывается в относительной безопасности, то рассказывает им: в Чечне заместитель командира особого отряда Мирзаянц угрозами заставил его, Маркелова, признаться в оговоре и написать под диктовку “отказной” документ. Мирзаянцу откуда-то стало известно про общение Маркелова с “МК” и прокуратурой...
Факт остается фактом: со времени своего первого официального допроса (а он состоялся лишь несколько месяцев спустя после вышеописанных событий), в течение всех последних лет и, наконец, в суде Маркелов подтверждал: он действительно видел Морозова за изготовлением “дипломата”. А “отказные” бумаги появились из-за угроз и давления сослуживцев.Земля все-таки плоскаяНеудивительно, что свидетельство Маркелова оказалось в центре внимания на процессе. Суд даже назначил специальную автороведческую экспертизу. Она должна была установить: сам Маркелов писал “отказные” документы или кто-то ему диктовал? Эксперт Комиссаров подтвердил авторство Маркелова “со стопроцентной вероятностью”...
Перед выступлением Комиссарова в суде у нас состоялся интересный разговор. “Так все-таки Шолохов написал “Тихий Дон” или нет?” — спросила я. “Я этим вопросом много занимался, — ответил Комиссаров. — Но однозначно ответить нельзя”.
Абсолютно все специалисты, имеющие дело с такой зыбкой “материей”, как автороведческие экспертизы, утверждают: “стопроцентности” в них не может быть никогда. Лишь — высокая вероятность. И то — в редких случаях. Скажем, если человек постоянно использует экзотические выражения “а-ля словарь Даля”.
Об этом писано-переписано в научных книгах. Об этом в голос говорят “спецы”. Об этом мне фактически сказал сам Комиссаров. И вдруг в суде заявляет — “сто процентов”. По авторству Шолохова, который оставил после себя огромный архив переписки, документов, — “однозначно сказать нельзя”. По авторству Маркелова — можно...
Противоречий в экспертизе — масса. Г-н Комиссаров утверждал, что он использовал методику, разработанную в 70-х годах в Харькове. Суть ее он в суде не объяснил. Но потом мы эту “методичку” нашли. Ничего общего с ней в исследовании эксперта нет! По харьковской методике надо скрупулезно посчитать — сколько в текстах тех или иных существительных, прилагательных, глаголов... Все их сравнить, вывести цифры, проценты. Проанализировать нестыковки. Этого г-н Комиссаров не сделал.
А что сделал? Да просто “выдернул” из документов, которые он исследовал, одиночные совпадения. Например, такое: в “отказной” бумаге написано: “Передать не смог...”. Во взятых для сравнения образцах письменной речи Маркелова (это — много десятков страниц) лишь единожды (!) нашлись слова: “Не смог прийти”.
И на основе таких вот признаков эксперт построил свое заключение. Если идти по стопам господина Комиссарова, то со стопроцентной вероятностью можно доказать: “Тихий Дон” написал мой коллега Александр Хинштейн. И в романе, и в статьях Хинштейна не то что один — много раз встречаются слова “не смог”, “разговор”, “семья”, “попросил”, “предложил”, “дело”...
Это далеко не все, но вдаваться в экспертные подробности на страницах газеты, пожалуй, не стоит.
...Однако даже если учесть результаты экспертизы — что делать с другими фактами? И — с элементарной логикой?Цена крестного путиЧтобы понять “историю Маркелова”, надо найти ответ на один простой вопрос: зачем он рассказал о Морозове?
Ефрейтор получил две тысячи долларов. Деньги по тем временам немалые, но и не очень большие. По сравнению же с тем, какой ценой они достались Маркелову, — просто ничтожные.
Еще при самой первой встрече со следователем ефрейтор сам заявил ему: “Я готов стать свидетелем”. Это подтвердили все участники событий. Это записано на видео- и аудиокассетах. Из этого следует, что Маркелов отнюдь не собирался по-быстрому “заложить” Морозова, хапнуть денежки и остаться в тени.
Стать свидетелем — значит пройти через массу допросов, очных ставок, следственных экспериментов. Через суд.
Две тысячи долларов — за такой “крестный путь”? За постоянный страх? Ведь не просто так, потому что в голову взбрело, следователи скрывали потом Маркелова на конспиративной квартире, и он носил при себе пластину от бронежилета. Маркелов рисковал и рискует жизнью...
А если ефрейтор, как утверждают подсудимые, сказал заведомую ложь о Морозове — не думал ли он, что все это очень быстро вскроется, что его возненавидят в отряде, что его в конце концов могут судить за лжесвидетельство? Тем более — зачем самому было потом признаваться в этом сослуживцам? Да еще — в Чечне? Ну, вернулся бы в Москву, уволился из отряда, уехал куда подальше — две тысячи долларов проживать...
Впечатления идиота Маркелов не произвел ни на кого.
“Я не мог больше видеть беспредела, который творится в особом отряде”, — так сам ефрейтор, едва встретившись с руководителем следственной группы, объяснил свой приход. Не в этом ли вся суть — а вовсе не в двух тысячах долларов?.. Слово “совесть” сейчас вышло из моды. Но в ее существовании никто — даже последние циники — усомниться не посмеют.
Конечно, все это — простые логические рассуждения. Но факты, факты...
После того как становится известно о “предательстве” Маркелова, в структурах ВДВ поднимается небывалый ажиотаж. Ему велят оформить признание в “оговоре” на бумаге. Ефрейтор попадает в “зону особого внимания”. Военнослужащие и командование 45-го полка контролируют каждый шаг Маркелова и его семьи. Доносят о происшедшем в ФСБ. Полковник Поповских из собственного кармана дает Маркелову деньги, чтобы тот вернул их в “МК”. Ефрейтору немедленно предлагают услуги адвоката, оплаченные командованием. И так далее, и тому подобное.
Ведь если показания Маркелова яйца выеденного не стоили — ну, не подтвердились бы они ничем, и ладно! Собака лает — ветер носит. Оклеветанным — почет, клеветнику — позор...
Дело в том, что подтверждения есть.Загадочный “источник”Маркелов при самых первых, “не под протокол”, встречах с оперативником и следователем (а все эти беседы записывались на пленку — возможность каких-либо “подсказок” исключена) рассказал, что Морозов использовал во взрывном устройстве липкую ленту. Эксперты остатки именно такой ленты и обнаружили.
Мелкое совпадение?
Но ведь Маркелов не первый и не единственный указал на Владимира Морозова. То, что вы сейчас прочтете, до сих пор нигде, кроме суда не звучало. А это принципиально важно.
Спустя всего десять дней после убийства Димы сотрудники МВД (они тоже выступили свидетелями на процессе) вышли на человека, чье имя они не хотят раскрывать до сих пор. Они называли его просто: “источник”. Единственное, что о нем рассказали, — он был сотрудником военной контрразведки.
“Источник” не захотел стать свидетелем: он боялся за свою жизнь. Оперативники пообещали ему молчать о том, кто он такой, в обмен на информацию. И обещание выполнили.
Информации “источник” выдал немало. И не только о роли Владимира Морозова в убийстве Холодова, но и о других его возможных преступлениях. Рассказал он и о Павле Поповских. Многие факты, изложенные “источником” — и даже те, что относились не непосредственно к убийству Димы, а к, мягко говоря, “неформальной” деятельности служащих особого отряда спецназа ВДВ вообще, — нашли в деле бесспорное подтверждение...
Куда это девать? Выкинуть в корзину под судейским столом?Говорящие изотопыПришел в суд свидетель — контрразведчик. И подробно поведал, как Владимир Морозов рассказывал ему о своей причастности к убийству Димы. “В ходе беседы Морозов стал рассказывать о технике изготовления “дипломата” — что это для него не проблема, что он изготовил десять “дипломатов” и что один из них взорвался в руках у Холодова...” “Надо гасить тех, кто раскручивает это дело!” — возмущался Морозов.
Подобных свидетельских показаний по делу — несколько...
Другой свидетель показывает: командир 45-го полка Колыгин в частной беседе разоткровенничался. Он пришел к выводу: Холодова убили его, Колыгина, подчиненные. Но официально следствию Колыгин об этом не расскажет, потому как “у него есть офицерская честь, и своих подчиненных он никогда не сдает”.
Полковник ФСБ Мурашкин подтвердил: за три дня до убийства он встречался с Димой в метро. Долго разговаривали. Мимо пять раз прошел, внимательно наблюдая за ними, один и тот же человек. В этом человеке Мурашкин на следственном эксперименте опознал подсудимого Барковского...
В 99-м году по делу была проведена уникальная экспертиза. Прецедентов в российской практике не существовало. Специалисты использовали новейший метод, самую чувствительную аппаратуру. Они исследовали мельчайшие частицы — изотопы веществ, которые входили в состав тротила, обнаруженного на вещдоках с места взрыва. И установили: тротил относится к партии шашек, которые использовали в 45-м полку ВДВ и были изъяты с его склада.
Эти результаты ничем не опровергнуты. В том числе и последней экспертизой, которая была назначена уже судом.
И это тоже — в мусорную корзину?!
Слишком большая корзина нужна. Таких промышленность не выпускает...
И уж никто из участников процесса в “Матросской Тишине” не будет отрицать: сами подсудимые на следствии дали признательные показания...
(Продолжение в следующем номере.)
