Колготки в сеточку, модная юбочка-мини и игривая прозрачная кофточка — в таком вот развратном виде Катька любила иногда выйти из дома на прогулку. Остроносые шпильки и крошечная дамская сумочка только вносили сумятицу в ее образ. “То ли девушка легкого поведения, то ли все-таки приличная, решившая гульнуть”, — гадали незнакомые пацаны и тут же шли на абордаж.
— Серьезные отношения — это, конечно, здорово, только где их сейчас, серьезных, найдешь? А спать с мужиками все равно нужно — хотя бы для поддержания формы, — вечно учила ее старшая сестра Ленка, считавшая младшую последней девственницей.
В общем, этот способ апробировала именно Ленка: подсядет вечерочком в баре к какому-нибудь одинокому мужчинке, постреляет глазками, поболтает с ним о том о сем...
И нескучная ночь обеспечена.
Выйдя замуж за приличного мальчика из профессорской семьи и став для всех суперпорядочной и хозяйственной женой, Ленка продолжала свои отлучки-случки. Глядя, как ловко устроилась сестра, Катька пошла по проторенной дорожке.
Петька был точной копией Ленкиного мужа — такой же “ботан” с хорошими родителями и квартирой в центре. Они учились когда-то в одной школе, и он сох по ней с пятого класса. С ним она беседовала о чем угодно — о Матиссе и Гессе, переживала за судьбы родины и детей-сирот, и никогда — о сексе.
Петька давно уже попал в категорию перспективных женихов, и поэтому Катька, следуя Ленкиным советам, рядом с ним строила из себя приличную девушку: студентку, комсомолку и просто красавицу. Благо делать это было совсем несложно — отрывалась, как сестра, вдалеке от бдительного родительского ока: в МГУ она провалилась, и родители отправили ее на учебу в Питер, к тетке под бочок.
В вечно холодной и промозглой северной столице ей все время было как-то неуютно, хотелось привычного московского тепла, вот Катька и позволяла себе иногда некоторые вольности, извлекая из теткиного комода развратную кофточку и чулки.
Ей все время везло — во время ночных загулов по кабакам и баням она не нарвалась на какого-нибудь маньяка, и ее ни разу не пустили по кругу. Чаще наоборот — она проводила ночи с хорошими мальчиками, которые, впрочем, после этого ей больше не звонили.
* * *
Ленка позвонила ночью.
— Это... ужасно!.. Подонок, тварь!.. — рыдала она в трубку.
“Доигралась”, — сразу же врубилась Катька.
Ленкин муж неделю назад уехал в долгосрочную командировку, и она, возвращаясь под утро от очередного любовника, в подъезде собственного дома напоролась на какого-то вонючего урода. Темный лифт, несколько ударов по голове, ножик к горлу — и дело сделано.
— Да черт с ним, не первый и не последний, плюнь и разотри, — сразу же примчалась в Москву Катька. — Мало ли у тебя мужиков было?
Но с Ленкой творилось что-то странное: она никого не слушала и с утра до ночи рыдала. Через пару дней у нее начался новый бзик — часами кисла в ванной, стараясь отмыться от “дерьма”, а потом и вовсе слегла. Больше всего ее бесило, что этого подонка она никак не может наказать.
— Мужу не расскажешь, ты же понимаешь — он сразу сойдет с ума, в милицию тоже не пойдешь — опять же муж узнает. Замкнутый круг... — кутаясь в плед, бормотала себе под нос Ленка. “Тусклые волосы, мертвый взгляд, дрожащие руки — и это наша роскошная Ленка?!” — не верила своим глазам Катя.
— Черт возьми, да что он ТАКОГО с тобой сделал? — Катька не отходила от сбрендившей сестры уже вторую неделю, но, кроме обрывков фраз, так ничего и не добилась. “Лифт... Нож!.. Мразь!!!” — как заведенная твердила она и сразу же отворачивалась к стене.
Но ужаснее было другое. “Я точно ненормальная”, — пыталась сама себя образумить Катька... Она страшно завидовала Ленке!
“Сидит тут, страдает, неизвестно что оплакивает, — бесилась она про себя. — А самой-то дуре повезло!”
“Холодная сталь нежно щекочет шею, одно неловкое движение, и она вонзится прямо в глотку. Рядом жарко пыхтит незнакомец. Может быть, он полный урод, и от него жутко воняет, но зато у него огромные мохнатые руки и ...” — мечтала она, как вечно неудовлетворенная институтка.
Да, что ни говори, если бы что-то похожее случилось с ней, Катька бы не роняла сейчас слезы на подушку.
...Ленкиному мужу все-таки пришлось все рассказать — врачи настаивали на реабилитационном курсе в больнице. Катька, не доучившись до диплома год, вернулась домой.
* * *
Через полгода она вышла замуж за Петьку. С гульбарием окончательно завязала — перед глазами была хоть уже и здоровая, но какая-то потухшая Ленка. “Секс — это каторга”, — упрямо твердила та. Катька согласно кивала в ответ. Нет, у нее-то как раз все было неплохо. Петька оказался нежным и заботливым любовником и, несмотря на свой вид законченного маменького сынка, даже в постели что-то умел.
Ласкал он ее долго и трепетно, тыкаясь, как подросший щенок в мамкин живот в поисках сиськи, и замирая каждый раз от любого звука.
Через год она уже описывала это сестре по-другому.
— Понимаешь, Ленка, будто плывешь ты на роскошной белой яхте, на море покорные барашки, жарит солнце. Ты можешь лежать так целый день, а потом в какой-то момент это солнце тебя так достает, что ты бросаешься вниз башкой в холодную воду. Выныриваешь, а на море — полный штиль, будто ничего и не было...
“Черт, попахивает дешевым любовным романом”, — на секунду отвлеклась Катька и тут же продолжила с еще большим воодушевлением:
— А я хочу шторм, раздолбанную рыбацкую шхуну, которая с минуты на минуту развалится, обжигающие брызги и...
— ...и полное отсутствие уверенности, что выплывешь, — закончила за нее Ленка. — Ты мазохистка, Катя.
А дома Петька все доставал ее своими телячьими нежностями, ласково шепча на ушко: “Я тебя обожаю, но если ты мне хоть раз изменишь — брошу”.
В общем-то у них был счастливый брак. Они понимали друг друга, наверное, любили. Им было что обсудить — и в постели, и вне ее. Им все завидовали — такая милая интеллигентная пара...
* * *
Прошло пять лет. Подрастал сын Вова. Петька из младшего научного сотрудника в некогда дохлой лаборатории дорос до замгенерального в крупной научно-производственной фирме. Катька все-таки окончила универ и преподавала историю искусств в престижной частной школе — не для денег, а так, ради интереса. Ей было слегка за 30, и и мужика — волосатого, сильного — хотелось так, что сводило ноги. Даже любимую с детства передачу “В мире животных” не могла спокойно смотреть...
Лев, царь зверей, не торопясь подошел к львице сзади и, властно закусив зубами холку, пригнул ее к земле. Львица покорно склонилась. Катька схватила со стола яблоко, уткнулась в телевизор и глазела на это действо, будто пришпиленная. Рядом, утомленный недавними супружескими утехами, тихо посапывал благоверный. “Сцену со львом”, как окрестила ее про себя Катька, прокрутили по телеку еще пару раз.
Да, на льва ее Петька никак не тянул. В последнее время его сексуальные аппетиты, даже при самых скромных запросах с ее стороны, ограничивались одноразовой любовью по выходным.
— Ты что, не понимаешь, я же очень устаю! — вечно отмазывался он и, поужинав и приняв ванну, чинно отходил ко сну.
* * *
Ленкин брак догорал, как свеча. Остался лишь крошечный огарок — того и гляди повалит сизый дымок. После той истории в подъезде она больше не могла иметь детей. Муж все чаще приползал домой на бровях.
На фоне Ленкиных проблем Катька и не смела заикаться о своих. Подумаешь, хочется ей жесткого порно вместо мягкого петтинга! Ну и что же, что все ее попытки поговорить с мужем на эту тему заканчиваются полным провалом, а в последний раз он и вовсе обозвал ее маньячкой... Подумаешь...
Петька не любил гостей. “Чужих лиц мне и на работе хватает, чтобы еще дома кто-то крутился”, — постоянно обламывал он гостеприимную Катьку. Терпел лишь пару-тройку человек — друзей детства плюс членов семей. А тут вдруг сам затащил в их новую, только что отремонтированную четырехкомнатную хату своего старинного институтского приятеля.
Сашка отучился с ним на курсе два года, а потом свалил в Германию. Огромный, лысый, с дебильной татуировкой “Саня” на плече — сизая памятка о службе на Северном флоте, Санька был полной противоположностью ее мужу — к нему липли бабы, его боялись мужики. Даже непонятно, как они вообще сошлись — тихий очкарик-букварь и разухабистый рубаха-парень. Сначала Саня сам гонял тачки через Польшу, потом сколотил “устойчивую группировку”, разруливал практически любые ситуации. “Умный, как черт, и наглый, как корабельная крыса”, — искренне восхищался им Петька.
Саня, старый кобель, понял все с первого взгляда. Вальяжно пошел за Катькой на кухню и тут же зажал в углу. “Драть тебя, девка, некому. А хочется!.. — хмыкнул, деловито облапал и ободряюще улыбнулся: — Ха-ро-шая!” — “Нахал!” — как-то неуверенно отбрыкнулась Катька и тут же просекла — попала. Саня уже вернулся в комнату и о чем-то оживленно болтал с Петькой, а она все стояла в углу — вся какая-то обмякшая, в растрепанных чувствах, дура дурой.
* * *
Она не могла спать. Не могла есть. Не хотела видеть Петьку. К черту сытая семейная жизнь, ну и пусть он все узнает и ее бросит — не важно. Саня ли, ни во что ее не ставящий похотливый бандит, или просто бомж из подворотни — какая разница? Лишь бы, как лев из передачи, ничего не говоря, схватил за шею, нагнул, отряхнулся и пошел дальше.
Это был Саня.
Петька на пару дней уехал за город на какой-то семинар, она только что уложила Вовку.
Звонок в дверь. Короткая схватка в коридоре. Все как у диких животных: схватил, нагнул, сунул-вынул. Ни здравствуй, ни прощай. Кайф!
Она валялась в прихожей на дорогом паркете в разодранном халатике и рыдала от счастья.
“Мама, почему ты так кричала?” — выскочил из детской Вовка.
“Боже, как мне хорошо”, — отмахнулась она от сына. И заперлась в ванной.
...Петька все узнал. Она поняла это сразу, как только открыла дверь. Он, чертов трезвенник, сидел на кухне и накидывался “Джонни Уокером”. “Ну и пусть”, — не стала спасать положение Катька. Гордо удалилась в ванную и включила душ.
Ее нежный корректный муж сорвал дверь с петель и повалил ее на кафель. Вопли, слезы, разбитые очки, отчаянное: “Я тебя не хочу!!!” Он отымел ее как дешевую вокзальную девку, думая только о том, как бы сделать ей побольнее, и ушел, бросив сквозь зубы: “Шлюха”.
Катька, забыв про уроки, валялась в постели до обеда, подсчитывая синяки и мурлыкая под нос какую-то дурацкую песенку. Потом позвонила Петькина секретарша и сказала, что он подает на развод, и если она не будет ему препятствовать, “то Петр Евгеньевич оставит вам квартиру и вы с сыном ни в чем не будете нуждаться”.
Ленка ничему не удивилась: “Он был слишком пресным для тебя”. К тому времени муж бросил ее ради какой-то продавщицы с вытравленными волосами, и она жила одна. Вовка второй месяц тусовался у бабушки с дедушкой на даче — благо летние каникулы только начались. А вскоре разведка донесла, что тихоня Петька явился к их общим знакомым с какой-то очкастой мымрой — на вид очень приличной и интеллигентной. Они обсуждали последнюю книжку Мураками и поглядывали друг на друга аки голубки.
* * *
Катька сидела дома одна и перебирала старые вещички.
“Те самые колготки в сеточку и дурацкая прозрачная кофточка!.. Как смешно... Да ведь это выход!” — от этой мысли приятно защекотало внизу живота.
Вечером она отправилась на охоту.
Первая попытка оказалась неудачной. Она переспала с каким-то зеленым студентом, которого подцепила в недорогом клубе, и подхватила “трипак”.
Второй раз притащилась домой с сопливым солдатиком, которого подобрала, возвращаясь от Вовки, в электричке.
В третий раз ее дожидался в подъезде бывший муж.
Оглядел с головы до ног, глотнул пива.
— Значит, это правда. А я, идиот, не верил...
Больше он с ней не церемонился. Она бесновалась как безумная и, обдирая колени, отползала от него вверх по лестнице. Она его не хотела. И хотела. И сама не знала, чего ей на самом деле нужно.
Напуганные криками, соседи вызвали милицию. Наряд, как ни странно, прибыл через десять минут. И застал их, мягко говоря, в не совсем приличном виде. Петьку скрутили, избили. “Будете писать заявление?” — вытирая с ее лба кровь, участливо спросил один из ментов. “Ой, нет, это ж мой муж... Бывший”, — глупо ухмыляясь, объяснила Катька.
— Может, ты снова на мне женишься? — когда наряд уехал, спросила она. — Таким ты мне больше нравишься.
— На шлюхах не женятся — не поняла разве? — отрезал Петька.
Через пару недель он расписался с той очкастой мымрой.
Он подкарауливал Катьку еще несколько раз. Один — опять с вызовом милициии. Катька упорно не хотела сажать экс-муженька. Иногда она под дверью находила “привет” от Петьки — мятый “стольник” с лаконичной надписью: дрянь.
Соседи перестали с ней здороваться.
В школе посоветовали поискать новое место работы.
Потом пришел участковый — поговорить за жисть.
— Вы, конечно, женщина свободная и вольны делать что хотите, — неуверенно начал он. — Но занимайтесь этим у себя дома, не пугайте народ! Да и вообще — сейчас столько маньяков развелось. Нарветесь ведь...
Она вспомнила потухшую Ленку. Как та шептала: “Сволочь... Нож...” — и как она, Катька, ей завидовала.
— Холодное лезвие у самого горла? — словно осенило ее. — Это же так возбуждает!..
“Чокнутая”, — подумал участковый и удалился восвояси.
* * *
Отдых на Красном море, когда в Москве минус тридцать, а на пляже столько же, только со знаком плюс, здорово разгружает мозги. Мы загорали всю неделю на соседних лежаках, болтали о том о сем, Катька — еще несколько дней назад совершенно незнакомый мне человек — отложив надоевшую книжку, постоянно вспоминала свой неудавшийся брак.
— Понимаешь, Петька, идеалист хренов, хотел, чтобы я была женой Цезаря — выше подозрений. А я в мечтах видела себя гетерой: роскошной женщиной, интеллектуальной развратницей “и все такое”, как говорит мой сын Вовка. Ты можешь, конечно, со мной не согласиться, но мне кажется, что в глубине души каждая из нас мечтает быть изнасилованной, только скрывает это.
Мы созванивались потом в Москве, несколько раз встречались. Я познакомилась с ее сестрой Леной — закомплексованной несчастной женщиной, замкнувшейся в себе и не замечающей никого вокруг.
Лена позвонила незадолго до Нового года.
— Катьку убили. 36 ножевых ранений. Нашли соседи.
Она отбивалась и орала на весь подъезд, но никто даже не открыл дверь и не позвонил в милицию. Зачем? “Наверняка развлекается с Петькой или с каким-то новым дружком”, — рассуждали они, уже привыкшие к ее диким выходкам.
Ее лицо собрали буквально по кусочкам. Как ни старались в морге, ее все равно было сложно узнать. От прежней Катьки осталась только блаженная улыбка — та самая, с которой она, лежа на море, рассказывала о своих фантазиях про секс со страстным незнакомцем. Вместо холодного лезвия ножа, как установило следствие, он орудовал ржавой заточкой.
Комментирует Михаил Федорчук, сексолог:
— Женщины, мечтающие об изнасиловании, не такая уж и редкость. И этому есть простое объяснение: жена веками сидела дома и полностью зависела от мужа: от его денег, от его сексуальных пристрастий. Если муж говорил “хочу”, она не смела ответить “нет”. Жили по известному принципу: “Нравится не нравится — спи, моя красавица”. Никто и понятия не имел о каком-то “домашнем насилии”, женщина принимала ЭТО как данность. Эта информация отложилась у нее в подкорке и срабатывает до сих пор! Некоторым женам нравится насилие — ведь так, ни о чем не рассуждая, сотни лет жили их прапрабабки.
