Вакарчук и не скрывает, что не любит Москву: для него это слишком ЭКЛЕКТИЧНЫЙ город, нелепо сотканный из сотен нестыкующихся друг с другом пространственных кусков. Город, понятно, отвечает взаимностью: на протяжении нескольких лет “Океан Эльзы”, бесспорная украинская СУПЕРГРУППА, так и не может занять “серьезных позиций” ни в Москве, ни тем паче вообще на музпросторах России. Тем не менее от раз в полтора года привозимых новых альбомов “Океана Эльзы” веет сияющим перфекционизмом и вопиющей продвинутостью. Эстеты-критики дрожат, немеют и признают лучшим музпродуктом текущего года и “Я на небе був”, и “Модель”. Та же участь неизбежно подстерегает и “Суперсимметрию” — вышедшую пять дней назад свежайшую пластинку “ОЭ”, где снова в меру нежности и жесткости, рок-напора и камерной балладности. Но в “суперзвезды” Вакарчук со товарищи опять в Москве вряд ли вырвутся...
-Говорят, вы хотели продать альбом “Суперсимметрия” в Москве за огромные деньги, сопоставимые с ценой последнего диска Земфиры (несколько сотен тысяч долларов). Но вас ни один рекорд-лейбл так и не захотел покупать. Пришлось идти на демпинг?
— Мы бы все равно выпустили здесь альбом, это вопрос стратегический. Мы не та группа, которая будет хлопать дверью. Мне любовь российских людей, которые пишут к нам на сайт, важнее, чем финансовая несостоятельность или состоятельность здешних рекорд-компаний. Я заработаю у себя дома, на территории в три раза меньше, те же деньги, что люди зарабатывают здесь. И, в конце концов, не ради денег же это все делается. Ради удивления самих себя.
— Сильно удивил себя этим альбомом?
— Несколькими песнями. Допустим, седьмая вещь, “Леди”. Я изначально хотел сделать лиричную, нежную рок-н-ролльную балладу, а получился негритянский госпел с черными женскими голосами, с органом. Получилась медленная, но очень агрессивная музыка. Именно такая мне особенно нравится. Это то, за что я, допустим, люблю “Роллинг стоунз”: за внутренний драйв при внешнем спокойствии. Это новое и в “Океане Эльзы”. У нас появились более агрессивные тексты, более прямые, конкретные. Менее завуалированные. Знаешь, мы научились меньше говорить, чтобы что-то сказать... Меньше размахивать руками, чтобы что-то доказать.
— “Суперсимметрия” — это в тебе говорит твое начало математика?
— Физика. Я физик по профессии. И это моя диссертация так называлась: “Симметрия в электромагнитном поле”. Если физический термин “суперсимметрия” объяснять человеческим языком — это симметрия несоединяемых вещей. Осязаемого вещества и, допустим, неосязаемого электрического поля. Казалось бы, два разных мира: материальный и неощутимый. Но на глубинном уровне это все ведь одно и то же. Также в черно-белых клавишах я это увидел, которые изображены на обложке диска. Белое и черное рядом — это малая секунда, ничтожный интервал, который режет слух. Но если взять всю клавиатуру, состоящую из черного и белого, — это очень красиво, это суперсимметрия.
— У “Muse” пластинка называется “Origin Of Symmetry”...
— “Природа симметрии”... Так называется чей-то известный философский трактат. То ли Аристотеля, то ли Платона, я не помню. Но я не ориентировался на группу “Muse”. Я ориентировался на то, что “суперсимметрия” — это подходящее и многовыражающее слово. Хотя по большому счету альбом можно было назвать как угодно, хоть “Футбольный мяч”.
— Давно меня занимало совмещение в тебе таких разностей: прагматическо-математического, научного склада ума и как бы неподконтрольных, творческих эмоций.
— Это самое большое заблуждение людей, которые не знакомы с наукой. Передовая, теоретическая наука — это то же творчество. Это предсказывание, угадывание, размышление. Наука — это сплошная интуиция, там логики очень мало. Чтобы придумать электрическую лампочку, надо написать на бумажке закон, который объясняет эту лампочку. А как, если ты его никогда не знал до того? Тебе надо его вытянуть откуда-то. Наука — это умение украсть у природы ее тайну. Это тоже творчество.
— Некоторые считают, что вы никогда не станете в России супергруппой из-заслишком националистичной подачи себя! И дело здесь вовсе не в языковом барьере. Допустим, песня “Мила моя, вставай!” — страна должна подняться, отряхнуться, зауважать себя... Кто-то говорит о ваших западноукраинских ментальных, антирусских комплексах. А на подсознательном уровне люди в России это чувствуют и отрыгивают. Как думаешь?
— Песня “Вставай” вообще про девушку. А мы совершенно интернациональная группа по составу: есть украинцы, есть русские... Мы поем о любви... Вообще я не понимаю, почему журналисты стали предпочитать задавать такие вопросы: о деньгах, о национализме, о каких-то социальных вещах, а не о музыке? Почему музыка сейчас вообще перестает интересовать людей?
— Тебе было бы удобней, если б я спросила: почему в этой песне у тебя такой клавишный проигрыш, а в этой — такой?
— Нет. Спроси: почему я пою о неразделенной любви?
— Знаешь ли, все поют о неразделенной любви. О чем же еще петь?
— В том-то и дело, что петь сейчас все стали об абсолютно искусственных вещах, искусственных переживаниях. Одинаковые группы на MTV пытаются насадить 13-летним подросткам совершенно безжизненные истины.
— Ладно, так почему ты поешь о неразделенной любви?
— Потому что это то, что знакомо и понятно каждому человеку, независимо от национальности.
— А в твоей личной жизни нынче стабильность? Ты живешь уже долго с одной девушкой, а альбом об одиночестве?
— Но я же не должен говорить только от себя. Пускай я пою от имени всех людей, которые когда-то это ощущали.
— А стабильность в жизни — это плюс или минус?
— У меня — не стабильность, а уверенность. А уверенность — это всегда плюс. Мои близкие друзья, моя любимая девушка, моя будущая семья, мои родители — когда становишься взрослей, эти ценности приобретают большую важность, чем все остальное.
— Твоя девушка Ляля Фонарева — стилист группы “Океан Эльзы”? Стрижет тебя, красит и одевает?
— У нее как у стилиста очень много всяких проектов. “Океан Эльзы” всего лишь один из них. Ляля — очень известный в Киеве, в фэшн-кругах человек. На этой почве мы и познакомились.
— Значит, вы равнозначные, самодостаточные люди. Она — не просто девушка при тебе, при звезде...
— А у меня и не могло бы быть такой девушки, такие слишком легко доступны. Легкодоступные девушки не могут быть мне интересны. Мне надо, чтобы девушка была самостоятельная личность, в первую очередь. Знаешь, если все построено на одном сексе или на одной страсти, то так быстро все проходит... А если отношения многосторонне завязанные — интересно!
— То есть клево, что у нее есть своя жизнь, а у тебя — своя?
— Нет, жизнь у нас общая. Но — разные дела и разные круги общения...
— А вот ты приезжаешь в Москву: здесь-то у тебя высвечиваются свои “экстренные” адреса?
— Конечно. В Москве у меня очень много друзей, с которыми всегда интересно состыковываться.
— А девушки?
— Знаешь, я умею себя успокаивать...
— Во всех отношениях?
— Я сказал: успокаивать, а не удовлетворять!
— И после концерта ты что, едешь и ложишься в гостинице спать?
— Еще иногда еду покушать. А могу и книжку почитать.
— Года три назад ты говорил: мы хотим стать суперлучшими. Мы должны... Но вот — стали. Стали лучшими несколько раз подряд (три альбома подряд). А дальше? Либо надо вовремя уходить (“Звезда рок-н-ролла должна умереть”), либо быть готовым все потерять! Нельзя же быть всегда намбер ван?!
— Нельзя... Чем больше думаешь об успехе, тем меньше он приходит. Чем больше стараешься повторить успех, тем хуже получается. Для успешности надо, мне кажется, всякий раз говорить себе: я сейчас начинаю с нуля, я просто начинающий музыкант, который пришел всем доказать, что что-то могу. Вот тогда работает.
— То есть надо все время ПОДОПУСКАТЬ самого себя?
— Не подопускать. А забывать о тех достижениях, которые уже были. Золотые пряжки мешают ходить. Ходить легче голым и голодным. А вообще — мои амбиции гораздо меньше, чем мое желание делать музыку. Когда поймешь, что всего достиг, все сделал и дальше от тебя ждут того, чего физически быть уже не может, — ты просто ото всего откажись и начни играть в клубе джаз. Только для себя. Ты продолжишь быть музыкантом, хотя ты уже никому не нужен, но все равно счастлив! Я уважал “Битлз” за то, что они на пике своей карьеры отказались от концертной деятельности вообще, перестали тянуть резину, покорно тащить лямку, как другие... Это тоже выход. Мы сейчас подумываем над тем, чтоб тоже завязать с концертами. Потом, может, опять развязать. Человек творческий живет эмоцией...
То раскатываю, как говорится, то закатываю. Эх...
