Спектакли рождаются по-разному. Гений современной режиссуры Роберт Стуруа не нашел ничего лучше, как поехать работать над своим последним шедевром в Турцию. Видимо, тамошний климат благотворно сказался на актерах и режиссере, потому что “В ожидании Годо” был поставлен за 26 дней. Именно этот спектакль идет в Театре им. Моссовета в рамках Чеховского фестиваля.
— В Турции мы репетировали две недели... — начинает рассказывать актер Леван Берикашвили.
— Подожди, — перебивает его Стуруа. — Сейчас все подумают, что мы были где-нибудь в Анталии. Нет. Мы поехали практически дикарями. Это было что-то вроде гостиницы с маленькими каморками, низкими потолками и хорошими людьми. Там был дворик, где мы репетировали. Но там не было женщин! Поэтому у ребят были стычки. Если бы была хотя бы одна женщина... — улыбается мэтр со знанием дела, — стычек... было бы больше.
— Да, без девушек было трудно, — соглашается Леван. — И вообще мы репетировали сутками 26 дней, так что ничего хорошего об этом сказать я не могу. (Смеется.)
Но “когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда...”. На сцене одно дерево, пятеро актеров в ожидании неизвестно чего и неподражаемый грузинский темперамент. А после премьеры в Тбилиси — толпы зрителей в слезах, рвущихся за кулисы.
— Не спрашивайте меня, почему я поставил пьесу Беккета. Это то же самое, что сказать, почему я выбрал одну женщину, а не другую, — говорит настоящий мужчина Стуруа.
Почему на этот раз именно Беккет — это еще ничего, тут мэтр отговорился, мол, давно хотел поставить. Гораздо загадочнее прозвучали слова о том, что он обратился лишь к первой части пьесы.
— Мне казалось, что постановки первого акта будет достаточно, чтобы высказать то, что я считаю нужным. Сейчас я в этом уже не уверен. Так что, может быть, поставлю и вторую.
И так у него все. Только чувства, интуиция, планы и сомнения. Кстати, о сомнениях. Стуруа убежден, что люди театра не должны бояться сомнений, а должны в них жить. А еще он считает, что “театр — это разрушение всех законов и заветов”. Наверное, именно этим его умонастроениям мы и обязаны тем, что где-то в семидесятых услышали о таком понятии, как “театр Стуруа”. Тогда в спектакль “Кваркваре” по Какабадзе он вплел кусок из брехтовской пьесы и ошеломил, разрушив все традиционные представления о театре.
Что же касается “Годо”, то радужных перспектив относительно спектакля Стуруа поначалу не видел:
— Я думал, что зрители будут уходить, не досмотрев.
И это говорит человек, покоривший полмира своими постановками. К слову, собственную мировую известность Стуруа объясняет очень просто:
— Я всегда покидал своих актеров, а они обижались и злились на меня за это. Но я по натуре бродяга. И потом, возвращение к жене добавляет прелести семейной жизни.
