Публика ломилась в ТЮЗ, чтобы посмотреть, во-первых — а что еще такого можно сделать из бессмертного Гоголя, и во-вторых, убедиться в том, что режиссер Алвис Херманис — “один из самых стильных режиссеров современной Европы” (цитата из буклета). Но, как показал спектакль, если с этим и согласиться, то тогда уже следует признать, что Москва лучше Парижа.
Все началось прелюбопытно: убогая, грязная столовка, три настоящие мохнолапые курицы и несколько баб с накладными задницами и грудями в белых халатах. Куры мирно клевали зерно, бабы также мирно и даже ритмично стучали посудой. Потом пришли чиновники — точно такие же — карикатурно жирные: животы, низкие талии, отвислые зады. Сиамскими близнецами смотрелась пара Добчинский—Бобчинский — у них на двоих были одни брюки и пиджак цвета хаки. Лишь Лука Лукич оставался худым. Дальше — несколько этюдов на тему “как государственные мужи питаются” — естественно, жадно жрали — пока не появился городничий с хрестоматийным сообщением, цитировать которое нет никакой необходимости по причине его генетической усвоенности.
Даже новорожденный знает, что “к нам едет ревизор”, поэтому необходимость в синхронном переводе отпадает сама собой. Тем более что автор спектакля почти без купюр сохранил текст пьесы, который игрался в стиле реалистического театра — подробно, обстоятельно. Мизансцены длились по 20 минут и были невыразимо скучны. Костюмные находки и удачи внешних образов, которые так поразили вначале, чем дальше тем больше надоедали и не работали. Осип, слуга Хлестакова, вылезал из-под одеяла в огромной меховой шапке и синих полосатых трусах, которые то и дело подтягивал. И, судя по всему, это движение по замыслу режиссера должно было стать ключевым в пластическом решении.
Идейная беспомощность, которая вылезала на каждом шагу, проявилась и в невинном половом ченче: обед голодному Хлестакову приносил не официант, а официантка — такая же полногрудая и в белой наколке, до этого лежавшая под одеялом с Осипом. Если бы на ее месте оказался половой, то рижская версия “Ревизора” получила бы гомосексуальный поворот. Но на это Херманис, похоже, не отважился. И прибегнул к старому проверенному сортирному ходу. В знаменитой сцене взяток он усадил всех на грязные унитазы, и таким образом чиновники передавали Хлестакову деньги. Почему-то денежные купюры не использовались в качестве туалетной бумаги. Может быть потому, что во времена Гоголя ее просто не было, а может оттого, что такой радикальный прием не в духе “одного из самых стильных режиссеров современной Европы”.
“Ревизора” играли в трех актах, но миграция зрителей наблюдалась уже после первого. Ничего удивительного — Москве есть с чем сравнивать “Ревизора” made in Latvia: и с “Ревизорами” г-на Фокина и г-на Лангхоффа, показанных только в этом году. Счет не в пользу Балтики.
