“Я всегда фантазировал” — так открестился на суде от своих показаний, данных во время следствия, бывший начальник разведотдела штаба ВДВ Павел Поповских. То, что он с потрохами сдал следователям своих подчиненных — нынешних соседей по скамье подсудимых, — полковник назвал вынужденным оговором. Между тем фантазии г-на Поповских волшебным образом совпали с собранными прокуратурой доказательствами.
Уголовное дело изобилует протоколами допросов, на которых Поповских изобличает всех, кто приложил руку к убийству журналиста “МК”, в том числе и бывшего министра обороны Грачева, — деликатно преуменьшая участие собственной персоны в этом деле.
Павел Поповских (из материалов дела): “Весной 94-го года я сказал Морозову, что Грачев требует, чтобы мы занялись Холодовым. И сказал Морозову, что нужно поколотить Диму, чтобы он пришел в редакцию с фингалом (синяком) и чтобы газета об этом написала. Публикация в газете про избиение остановила бы более серьезные намерения Грачева по устранению Холодова. Холодову должны были дать понять при избиении, что это по поручению Грачева... После угрозы Грачева расформировать 45-й полк я снова повторил Морозову последний с ним разговор о Холодове. На этот раз я сказал Морозову, что Грачев хочет крови, если мы не займемся Холодовым”.
Поповских рассказал также, как Грачев давил на него, требуя “заткнуть рот и обломать ноги этому писаке”. Кстати, Грачев подтвердил в суде, что говорил эту фразу, но якобы не вкладывал в нее зловещего смысла. А Поповских теперь утверждает, что не слышал таких слов от министра.
Это он по инерции. У него такая тактика защиты — отрицать все. Мол, все его признательные показания “были получены незаконными методами”, да и память его подвела.
В чем же незаконность? А в том, объясняет полковник, что следователи его шантажировали. Во время следствия у Поповских обострилось заболевание щитовидной железы, и злые следователи, как утверждает полковник, использовали эту ситуацию с максимальной выгодой для себя: мол, ты нам всех сдаешь, а мы тебе — операцию.
Поповских, однако, ничем не смог в суде подтвердить наличие такой договоренности: все его допросы проводились в присутствии адвокатов, и ничего подобного он защитникам тогда не говорил. Более того, в деле есть справка, согласно которой Поповских по его же просьбе проводили медобследование. Хвори действительно нашлись, но не такие, чтобы сейчас же ложиться на операционный стол. И сам Поповских — дословно — сказал следователю: “В данное время не настаиваю на операции, а согласен на амбулаторное лечение”.
— Если вам требовалась операция и вы даже вынуждены были из-за этого, как вы говорите, оговаривать людей, почему же вы отказались от операции, когда она вам была предложена? — поинтересовалась Алешина.
Поповских замялся и неубедительно выдал: “Мне предлагали делать операцию в тюрьме, а там бы зарезали, да и все”.
От показаний откреститься можно, а от доказательств? Например, в записной книжке Поповских, обнаруженной во время обыска, были такие пометки: “Черняк (Комс. правда), корреспондент. В Моск. комсомольце — тоже какой-то корреспондент. Нужно разоб. М.б. не бить, но прекратить публикации против”.
Внятно объяснить происхождение этой записи Поповских не смог, воскликнув лишь: “Но там же нет фамилии Холодов!”
Существует также аудиозапись разговора Поповских с женой, сделанная спецслужбами незадолго до ареста полковника — ее тоже демонстрировали в суде.
“Супруга: В смысле, ты — непосредственный исполнитель?
Поповских: Но, но, но...
С.: Ты непосредственный?
П.: Ну не знаю, какой непосредственный... Наверно. Чемодан отдал, то есть положил... И позвонил”.
Вчера суд также допросил потерпевшую по делу Екатерину Дееву, которая в момент взрыва находилась в одном кабинете с Дмитрием Холодовым и осталась жива лишь чудом.
