Вчера открылся XXVI Московский кинофестиваль, на котором только и слышишь: Тарантино, Тарантино, Тарантино. Тарантино заслонил своим мощным телом все остальное. Как будто и не Тарантино приехал на наш фестиваль, а фестиваль — ради Тарантино. Ну в крайнем случае его имени.
Что ж, народ долго кормили обещаниями — чуть ли не каждый кинофорум за последние годы начинался с упорных слухов-обещаний, что вот-вот сначала одна звездная нога ступит на московскую землю, потом — вторая. Зато теперь есть чему порадоваться. Тем более и сам герой оказался таким смешливым — палец покажешь, он смеется.
День накануне открытия посланец Голливуда отрабатывал свою миссию как мог — дал пресс-конференцию, несколько интервью, попозировал для фотографов. Для того чтобы быть свежим и бодрым, Тарантино отправился в гостиницу отсыпаться — сразу после ужина с первыми лицами ММКФ в “Пушкине”. Вот только Никита Михалков прийти на ужин не смог. За него извинился директор фестиваля Ренат Давлетьяров, сказав, что Никита Сергеевич приболел — лежит под капельницей, но должен к открытию поправиться. На торжественном ужине его заменили бывший министр культуры Михаил Швыдкой и начальник Управления по кинематографу Сергей Лазарук. Михаил Ефимович, как обычно, веселил присутствующих шутками-прибаутками. Тарантино смеялся.
Потом ему рассказали, что у нас тут собираются снять сериал “Убить Тарантино”, что в фильме действует Тарантино.
— Да, я бы сам себя с удовольствием сыграл, — сказал Тарантино.
И тут — рояль в кустах — откуда-то со второго этажа спускается продюсер этого сериала, у которого в “Пушкине” шли какие-то переговоры. Завязался разговор, во время которого великий режиссер не забывал и закусить. Ел все, что подавали, кроме селедки: угри, стерлядки, пирожки с капустой. Особенно ему понравились пожарские котлеты. Еду запивал красным вином — так, слегка. Тут же за столом сидели Дэвид Кэррадайн с женой, Лоренс Бендер с мулаткой.
Кульминацией вечера можно без преувеличения назвать демонстрацию Рената Давлетьярова для зарубежных гостей — как занюхивать водку кусочком черного хлеба: мол, это по-русски. Попробовали все. Потом поступило предложение занюхивать рукавом. А потом вспомнили, что казаки занюхивали лошадью. Дальше дамам не переводили.
А до того Квентин Тарантино поучаствовал в борьбе за наш Музей кино. Как мы уже писали, он сам выразил желание посмотреть что-нибудь, связанное с архивами, историей кино. И конечно же, Наум Клейман ему не отказал. Тарантино был счастлив, особенно от пятиминутного отрывка из “Ивана Грозного” Сергея Эйзенштейна и отрывка из альманаха “На десять минут старше”, в котором ребенок десять минут просто смотрел кукольный спектакль.
Благодарность звезда, как ее и попросили, оставила в письменной форме. Тарантино вывел на бумаге: “Спасите Музей кино. Он должен жить”. Перед Музеем кино Тарантино ел омаров в китайском ресторане в обществе актрисы Ренаты Литвиновой, которую он случайно встретил во МХАТе, куда также случайно заглянул — пил кофе по соседству. Во МХАТе он попал на репетицию “Тартюфа”: на сцене были Марина Зудина и Александр Семчев, в зале — Олег Табаков. Счастливые абитуриенты фотографировались со звездой, звезда не отказала никому. Он вообще на редкость нормальный такой и понятный.
Перед эксклюзивным интервью “МК” он выпил коктейль “Московский мул” (водка, сок лайма, имбирное пиво).
— Хотели бы, чтобы Ума Турман была вашей невестой?
— Конечно. Но я же не Билл. Хотя я сам писал сценарий, значит, все-таки я Билл, но я же невеста.
— Что для вас профессия режиссера?
— Режиссер — это человек, указывающий путь. Вот актер играет отлично, но я ему говорю: ты сыграй теперь другой вариант, пойди немного другим путем. И так появляется мое кино.
— Вы любите делать кастинг?
— Просмотр актеров вообще, я считаю, школа для режиссера. Это возможность поработать с разной фактурой, с разными типажами. Я на своих пробах наставляю, пытаюсь выжать из актера все, что нужно, даже когда понимаю, что он не подойдет. Я работаю с каждым так, что они выходят с сознанием того, что да, мы играли у Тарантино.
— Вы говорите, что вам нравится насилие в кино, поскольку это зрелищно. А в реальной жизни вы выясняете отношения с помощью кулаков? И если да, то хороший ли вы боец?
— Для меня насилие в жизни и насилие на экране — две абсолютно противоположные вещи. Я умею драться, и несколько раз мне приходилось это делать. Но я не ищу конфликтов и стараюсь никого не провоцировать. Я не люблю драться, но могу за себя постоять.
— Вы получили известность как режиссер, вытаскивающий из небытия забытых звезд экрана и дающий им вторую жизнь, как реаниматор. Это произошло с Джоном Траволтой. Это сейчас происходит с Дэвидом Кэррадайном. Почему вы выбрали на главную роль именно Кэррадайна?
— Точно, я — реаниматор. (Довольно смеется.) Это мой маленький фокус. Я очень люблю актеров. И мой список актеров во много раз превосходит тот список, которым обычно пользуются в Голливуде. Поэтому главное, чтобы актер мне нравился и был жив. Для меня важно, чтобы актер максимально соответствовал своей роли. И если моих актеров нет на голливудском листе ожидания, то потом, после участия в моих фильмах, они снова встают в строй. Что касается Дэвида Кэррадайна, он мне всегда нравился. Он — великолепный актер, из той же категории, что и Джек Николсон. Но решающим было то, что я прочитал его автобиографическую книгу “Шоссе в бесконечность”. Он замечательно пишет, это смесь Керуака, Диккенса — и Кэррадайна. И когда я писал сценарий “Убить Билла” и одновременно читал автобиографию Кэррадайна, я все больше и больше приходил к выводу: “Это — Билл”.
— Какое идеальное кино вы хотели бы снять — и с каким идеальным бюджетом?
— Я всегда пытаюсь работать по минимальному бюджету. Насколько это возможно. Ну до известной степени “Убить Билла” — мой идеальный фильм?
— То есть ваш идеальный фильм — всегда нуар?
— Не обязательно. Я хочу поработать и в других жанрах. Хочу снять фильм о Второй мировой войне. Хочу снять вестерн. Хочу сделать то, что я называю “садерн”, т.е. фильм, действие которого происходит на американском Юге, с рабами на плантациях.
— В духе “Унесенных ветром”?
— Скорее в духе “Хижины дяди Тома” — с точки зрения рабов.
P.S. После разговора измученный вопросами мэтр по дороге в гостиницу решил перекусить в “Макдоналдсе”.
Мы и говорим, свой, простой парень.
