ЗЛОдейство в памяти

Дважды писал я в “МК” об “улицах в кумаче”, изнасилованной топонимике старой Москвы. О метрополитене, упорно не расстающемся с именем В.И.Ленина. Не разлучаются под землей с “Библиотекой им. Ленина”, “Октябрьской”, “Кропоткинской”, хотя над станциями нет библиотеки, площади и улицы с такими именами.

Не получила редакция после тех публикаций ответа ни от председателя комиссии по наименованию улиц при правительстве Москвы Анатолия Валентиновича Петрова, заместителя мэра в правительстве Москвы. Ни от начальника метрополитена Дмитрия Владимировича Гаева, судя по его высказываниям в прессе, приверженца советской “старины”.

Поэтому снова возвращаюсь к теме, поскольку, как выразился когда-то классик, “не могу молчать!”. Желание возникло у меня снова, как только увидел в “Афише”, не поверив своим глазам, адрес кинотеатра “Варшава”: площадь Ганецкого, 1.

Какой такой Ганецкий? Не тот ли персонаж, кто оказался летом 1917 года в центре политического скандала, вынудившего Ленина побриться и надеть парик? Уйдя в подполье, вождь пролетарской революции коротал дни в шалаше в компании с товарищем. Их безуспешно пытались арестовать за государственную измену “ищейки Временного правительства”.

Неужели имя тайного агента Ленина, замешанного в грязной истории с деньгами германского генерального штаба, переданными большевикам, увековечено в названии московской площади?

Новейший справочник “Улицы Москвы. Старые и новые названия” подтверждает догадку:

“Ганецкого площадь, САО, р-н Войковский, у станции м. “Войковская”.

Названа в 1979 г. в память о Якове Станиславовиче Ганецком (1879—1937) — польском социал-демократе; после 1917 г. — советский парт. деятель”.

Насколько тут все кратко, настолько неточно.

У Якова Ганецкого насчитывалось несколько партийных кличек, его звали Куба, Миколай, Машинист, Генрих. Был он не только польским социал-демократом, но и российским большевиком, членом ЦК партии и ее заграничного бюро. За границей занимался коммерцией, прибыль от которой шла в кассу партии. Ее пополнили миллионы германских марок “для революционной пропаганды в России”. Марки поступали по цепочке доверенных лиц, одним из которых выступал Ганецкий, что документально установлено. Этот товарищ помогал Ильичу вырваться из тюрьмы в 1914-м, проехать с ним весной 1917-го в запломбированном вагоне через территорию врага России — Германии. Все эти заслуги не имели значения для Сталина. В 1937 году “советского парт. деятеля” казнили как “врага народа”.

Обратите внимание, площадь Ганецкого расположена рядом со станцией метро и улицей с именем другого пассажира пломбированного вагона — Петра Войкова. Биографию революционера он начал с участия в покушении на генерала в 1905 году. Тогда от виселицы спас побег из тюрьмы. Летом 1918 года в качестве комиссара продовольствия Урала добывал серную кислоту, чтобы растворить в ней тела Романовых. За что полпред СССР в Польше Войков поплатился жизнью, убитый, как пишут, “монархистом”, отомстившим за гибель царя. Кроме станции и улицы имени Войкова поблизости проходят под тем же названием пять московских проездов.

Неужели подвиги Ганецкого и Войкова на ниве конспирации, убийств и прочих революционных деяний служат основанием на признательность потомков? Почему эти злодеи каждый день в Москве напоминает о себе в названиях улиц, площади, почтовых отправлениях, деловой переписке, адресах, афишах — во всем, что образует вокруг нас информационное поле?

Переехав в Москву, Ленин в числе первых постановлений правительства издал декрет о памятниках царям и их слугам. В число памятников попали названия улиц. Тогда сокрушили в Кремле Александра II и Александра III у храма Христа, конную статую генерала Скобелева напротив Московского Совета. И массу памятников в городах России. В эту компанию попал Иван Сусанин, оказавшийся в числе “царских слуг”. Одними из первых исчезли в городе Александровская и Екатерининская площади, ставшие Борьбы и Коммуны. Башни Кремля, Спасские, Троицкие и Никольские ворота не тронули, но иконы на них низвергли.

По случаю пятилетия революции в Москве одним махом переименовали тьму проездов, чтобы таким образом стереть память о самодержавии и православии. Большевики навели революционный порядок, заставив народ жить на улицах имени вождей пролетариата и крестьянства, а не царей и святых. Никольская, Ильинка, Варварка, Лубянка ушли в область преданий. Появились улицы 25 Октября, Куйбышева, Разина, Дзержинского.

На Таганке Большая и Малая Алексеевские улицы, обязанные названием церкви Алексея-митрополита, стали Коммунистическими. Храм давно сломали, не восстановили. И названия улицам не вернули, как, впрочем, почти всем проездам за пределами Садового кольца. С внешней его стороны повсюду видишь на фасадах советские метки — улица Марксистская, Товарищеский переулок, шоссе Энтузиастов, Ленинградский проспект и Ленинградское шоссе, улица Менжинского и так далее.

А внутри Садового кольца живешь, где, кажется, не было “десяти дней, которые потрясли мир”. Идешь — и на фасадах домов названия больше не вызывают в памяти образы “пламенных революционеров” и “борцов за счастье народное”. У Арбата сгинул переулок Воеводина, ставший переулком Каменной Слободы. Вместо Метростроевской есть с недавних пор Остоженка. Вместо Кропоткинской — Пречистенка. Вместо Воровского — Поварская.

Ездим мы снова, как некогда Пушкин, по Тверской. Когда школьники в VII главе “Евгения Онегина” читают описание въезда в Москву:

“Прощай свидетель падшей славы,

Петровский замок. Ну! Не стой,

Пошел! Уже столпы, заставы

Белеют; Вот уж по Тверской

Возок несется чрез ухабы...”

учителям больше не приходится объяснять, что Тверской называлась во времена Пушкина улица Горького. К слову сказать, и Петровскому замку возвращается царское величие.

А когда звучит лихая песня со словами: “Вдоль по Питерской, по Тверской-Ямской”, — знаешь: есть такая улица в Москве, по которой мчались тройки с бубенцами.

Но до Питерской руки градоначальников не дотянулись. Вместо Питерской катимся по Ленинградскому проспекту и Ленинградскому шоссе. Хотя города с таким названием больше нет, есть Санкт-Петербург, Питер.

Плохо ли всем нам, что вернули части старой Москвы исторические названия?

Было плохо, когда сразу все приключилось, и в один день десятки советских названий, к которым все привыкли, вдруг исчезли из повседневной жизни. Московский Совет после известных событий 1990-х годов поступил так же, как большевики в 1922 году.

На бытовом уровне произошло насилие над памятью и привычками москвичей. Возмутились поклонники Пушкина и Чехова. Пушкинская улица стала Большой Дмитровкой, а улица Чехова — Малой Дмитровкой. В адрес Юрия Лужкова, правительства города посыпались письма разгневанных жильцов центра, запутавшихся в новых названиях: улица Грановского стала вдруг Романовым переулком, улица Герцена — Большой Никитской, подзабытой потомками коренных москвичей. Поменял адрес штаб милиции на улице Огарева, оказавшийся в Газетном переулке, где выходила в прошлом газета Московского университета. Сотни тысяч граждан потянулись, поминая недобрым словом депутатов, в паспортные столы, чтобы поставить новый штамп в паспорте.

Сколько лет прошло с тех пор? Давно острая боль исчезла, и в умах заняла законное место естественная топонимика, вернувшая многие потери. Но не все. Задуманный второй этап переименований за пределами Садового кольца не состоялся. Чтобы не возмущать народ. Поэтому с внешней стороны кольца на протяжении пятнадцати километров все на уличных указателях осталось, как при Ленине и Сталине. Названия напоминают на каждом шагу об Октябрьской революции, Ильиче и членах его дружной семьи, соратниках, палачах Лубянки, генеральных секретарях, канувших в лету коммунистических и рабочих партиях.

Улицы 25 Октября и площади 50-летия Октябрьской революции больше нет.

Но есть в Москве:

Десятилетия Октября улица;

Сорок лет Октября проспект;

Шестьдесят лет Октября проспект;

Октябрьская улица;

Октябрьский переулок;

Линии Октябрьской Железной Дороги;

“Октябрьская” станция метро.

Неужели в память о самой кровавой в мире революции не хватило бы названия одной улицы? Почему не вернуть улице Десятилетия Октября у Новодевичьего монастыря название Вселенского переулка? Ведь ничего “октябрьского” у кладбища и обители нет. Октябрьская улица прежде звалась Александровской в честь расположенных на ней Александровского института благородных девиц и церкви Александра Невского.

Нет ничего в районе Таганки, что напоминало бы на Марксистской улице и в Марксистском переулке о вожде мирового пролетариата Карле Марксе. Стоит ему монумент из каменной глыбы напротив Большого театра, стоит памятник его другу Фридриху Энгельсу напротив храма Христа. Хватит на веки вечные.

Шесть проездов города носят имя Подбельского, не считая станции метро. Ничем особенным этот большевик себя не проявил за два года службы наркомом почт и телеграфов. В историю вошел тем, что в 1917 году взял почтамт. Но разве этого достаточно для вечной памяти потомков?

Теперь об улицах в красном. Их много в Москве, где главная площадь — Красная.

В далеком прошлом титул “красный” присваивали стихийно всему красивому — девушкам, селам, полянам, холмам, воротам и так далее. Поэтому возникли в городе названия Красных ворот, Краснопрудной и Красносельской улиц, Красноказарменной улицы — в память о казармах с красными стенами.

При советской власти красный цвет разбавили кровью революции. Красный стал знаком преданности советской власти. Большую Пресненскую улицу назвали Красной Пресней. Пресненская набережная и Пресненские пруды покраснели. Есть станция метро “Краснопресненская”.

Красная гвардия революции увековечена в названиях четырех улиц и бульвара.

Завод “Богатырь” стал “Красным богатырем”. Типография Кушнерева — “Красным пролетарием”. Близлежащие к ним улицы соответственно Краснобогатырской и Краснопролетарской. В этом ряду Краснокурсантские улицы, улица Красный Казанец — в честь революционных рабочих Казанской железной дороги. Весь этот новояз, заставляющий краснеть от стыда за давние решения комиссии Московского Совета по переименованиям, никто не решается отбросить в прошлое.

Более того, Москве угрожает новое название “в кумаче” в честь революции 1905 года. Тогда город похоронил после уличных боев свыше тысячи студентов, гимназистов, служащих и рабочих. Точно неизвестно, сколько убито полицейских, жандармов, солдат и офицеров, подавлявших восстание.

Вот что пишут в газетах: “Самая масштабная транспортная стройка ближайших лет — Краснопресненский проспект. Эта магистраль начнется от Кудринской площади, пройдет по Баррикадной, Красной Пресне, Звенигородскому шоссе, промышленной зоне в районах Магистральных улиц и Силикатных проездов, выйдет на Мневники и проспект Маршала Жукова, пересечет Москву-реку и пройдет вдоль ее правого берега”.

Стальной крот, прорывший тоннель на востоке города, переброшен к новому фронту работ на северо-западе. Можно не сомневаться, еще один проспект Москва получит. Но зачем называть его Краснопресненским?! Почему бы не стать ему Звенигородским? Ведь шоссе с таким названием вольется в будущую магистраль. Или — Жуковским, в честь маршала, спасшего Москву в 1941 году.

Пока официально проспект не назвали Краснопресненским. Это рабочее, временное наименование. Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временные установления...

Кто тот Геракл, который очистит историческую топонимику Москвы, загрязненную дружными усилиями утопистов, не построивших светлое будущее?


Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру