Не самое лучшее время говорить об интернационализме. После каждого нового теракта даже у самых интеллигентных вера в дружбу народов трещит по швам. Да что там теракт! Даже после похода на Черкизовский рынок мысли сами собой направляются в русло образов “пограничник Карацупа”, “его пес Индус” и “граница на замке”. Не время говорить об интернационализме... Но если о нем не говорить, есть такое опасение, что можно окончательно погрузиться в скотство.
В три часа ночи в дежурную часть Сходни поступило сообщение: под автомобильным мостом через железную дорогу, в 400 метрах от станции, обнаружено два трупа. На место тут же выехали сходненские оперативники и следователь Химкинской прокуратуры Шагинов. По всем признакам погибшие были гастарбайтерами. Их личности за все время следствия установить так и не удастся: “пальчики” нигде не засветились, а лица были обезображены до неузнаваемости.
— По жестокости, которую мы увидели, стало понятно, что это работа малолеток, — вспоминает Радимир Шагинов. — Взрослый человек убил и убил. А малолеткам свойственна безумная жестокость: забивают и уродуют со страшной силой...
Малолетками правоохранители на своем сленге называют несовершеннолетних.
Преступление, как нетрудно догадаться, не потрясло мир. И даже отдельно взятый городок Сходню. Слух о том, что под мостом замочили таджиков, конечно, разнесся, но не более того. Куда больше внимания было приковано к преступлению, оказавшемуся в сводке Химкинского УВД по соседству, — заказному убийству главы Озерского района Сащихина. 31 марта 2002 года джип мэра взорвали из гранатомета на Ленинградском шоссе, в нескольких километрах от Сходни.
Однако дело, которое вел следователь Шагинов, все же оказалось в итоге особенным. Впервые в Московской области удалось доказать и вменить в вину убийство по мотиву национальной ненависти. Проще говоря, к ответственности привлекли банду скинхедов, на счету которой было как минимум три убийства и несколько жестоких избиений.
Ты живешь в сером подмосковном городишке из разряда тех, у которых все в прошлом. Когда-то здесь работал самый крупный в СССР мебельный комбинат, а теперь большинство местных жителей вынуждено мотаться на заработки в Москву, Химки или Шереметьево. Каждое утро в забитом тамбуре ты тоже едешь в соседний город, где в опостылевшем ПТУ преподы ждут не дождутся, когда же наконец армия примет тебя в свои ряды и “сделает из тебя человека”. Предел мечтаний на вечер — пластиковая посудина пива да глоток водки из горла передаваемой по кругу бутылки.
Во всей этой обрыдлой действительности кто-то же должен быть виноват. И в один прекрасный день ты понимаешь: виноваты они — “черные”.
Это они держат половину палаток на местном рынке. Это они снимают уже пять квартир в твоем подъезде и громко переговариваются во дворе на раздражающем языке. Это они по вечерам съезжаются на иномарках к единственному развлекательному заведению, сверкающему разноцветным неоном, тогда как ты с друзьями дуешь “Очаковское” в темной подворотне.
Ты берешь маркер и криво выводишь в базарном сортире: “Смерть черным!” Потом на стенке в подъезде запечатлеваешь первое стихотворное откровение: “Бойся, я злой — чурки домой!” Постепенно жизнь наполняется смыслом. Ты больше не педагогическая неудача родного ПТУ, а боец. Как минимум — “санитар леса”. А может быть, и защитник Отечества. Ты бреешь голову под ноль и покупаешь высокие армейские ботинки на шнуровке...
27 марта позапрошлого года супруги Абыталыбовы, торговавшие на зеленоградском рынке, управились раньше обычного — к половине восьмого вечера. Глава семьи, Тельман Абыталыбов, чтобы не терять времени с утра, решил смотаться в Москву за новой партией товара. До полуночи вполне еще можно было обернуться. В дорогу он взял 1500 рублей, мелочь на проезд, паспорт да Коран, с которым 50-летний азербайджанец не расставался никогда. На станции Крюково он сел в клинскую электричку, проходящую в 20.26.
Примерно в ту же минуту в детской беседке у дома 7 по улице Чапаева в Сходне, где тусовалась компания подростков, была допита последняя бутылка пива, и прозвучал чей-то голос: “Поехали в Москву бить “черных”!” От седьмого дома до станции — десять минут хода. Ровно столько же идет электричка от Крюкова до Сходни. Если вбежать с улицы Чапаева на платформу, оказываешься у последней двери последнего вагона. В тот вечер в вагон зашли восемь сходненских подростков. Редкие пассажиры, вероятно, втянули головы в плечи и вжались в скамейки. Зрелище, согласитесь, не из приятных: стая нетрезвых парней в черных куртках и высоких башмаках на толстой подошве.
...Абыталыбов не вернулся домой ни до полуночи, как планировал, ни на следующий день. Его 25-летний сын Рамиль начал обзванивать родственников, знакомых и морги. На третий день в ЛОВД Ленинградского вокзала ему сказали:
— Есть один черный… в смысле… нерусской национальности. Приезжайте.
30 марта в морге сын с трудом опознал отца по родинке на спине и шраму на ноге. Лица у него не было.
…Молодая кровь, разжиженная пивом и водкой, бурлила: терпеть до Ленинградского вокзала оказалось невмоготу. Поэтому пошли по вагонам. Единственного “черного” нашли только в головном. Кроме него тут ехал еще один пассажир. Ему посоветовали не соваться, а у Абыталыбова главный заводила Сергей Бузин вежливо попросил паспорт. Такая вот щепетильность. Дескать, не дай бог под горячую руку попадет славянин. Позже, на допросе, один из парней на вопрос, как он отличает нерусских, отвечал уже без лишних заморочек:
— По лицу. Они же черные…
После нескольких ударов Абыталыбов упал на пол, и его продолжили избивать ногами. По два человека, стоя на сиденьях, били каблуками сверху по телу, еще трое в проходе “обрабатывали” голову. Не участвовал только Груздев. Но по уважительной, так сказать, причине: перелезая через спинку сиденья, он стукнулся пахом и теперь корчился от боли в сторонке.
На станции Планерная, что в 10 минутах езды от Сходни, вся компания высыпала из электрички. Бузин и Горький выволокли и упирающегося Абыталыбова. Его бросили на асфальт пустой платформы и, окружив со всех сторон, продолжили избивать ногами. В какой-то момент отступили, и мужчине удалось встать. Шатаясь, он попытался отойти, но тут Войнов разбил о голову азербайджанца пустую бутылку из-под пива, предусмотрительно подобранную в тамбуре. Абыталыбов упал на четвереньки, и Мещеряков нанес ему удар ногой в голову.
— Пострадавший лежал на спине, — давали потом показания соучастники убийства. — А Мещеряков с Бузиным с разбегу прыгали ему на лицо.
Оба были обуты в армейские ботинки с металлическими вставками.
За все время расправы Абыталыбов не проронил ни слова: не кричал и не просил пощады. Наверное, молился Всевышнему, вспоминая, как Тот однажды его уже спас. Когда дал убежать из охваченного резней Нагорного Карабаха. Тогда Абыталыбовы в статусе беженцев оказались в Новгородской области. Там же получили российское гражданство, а в 1997 году глава семейства перевез домочадцев в Зеленоград, к своей родной сестре. 27 марта 2002 года Аллах Тельману Абыталыбову не помог.
В заключении судмедэкспертизы написано: “Множественные двухсторонние переломы ребер, с повреждением плевры и ткани легких. <…> Открытая черепно-мозговая травма, множественные переломы костей черепа. <…> Размозжение лобных долей мозга. <…> Смерть наступила на месте избиения”.
Уже бездыханное, судя по всему, тело Бузин и Горький, перевалив через перила платформы, сбросили с двухметровой высоты на землю, а потом вместе с Груздевым и Бариновым отволокли по грязи и последнему снегу до ближайшей лужи. Там бросили головой в воду. Напоследок Баринов и Бузин походили по спине и голове жертвы. При этом последний, преисполнившись чувством выполненного долга, проорал: “Умри, черножопый!!!”
По дороге домой кто-то — то ли Тюрин, то ли Копылов — раздал каждому из участников “операции” по 100 рублей. Этакое вознаграждение. В борьбе за национальную идею нелюди не забыли обчистить карманы жертвы.
Время летит стремительно. Что было с тобой два года назад, еще помнишь. А вот чем жила, так сказать, страна… С этим сложней. Чтобы лучше представить себе март 2002 года, листаю подшивку “МК”.
7 марта в заметке “Подарок бритоголовым” рассказывалось о решении суда по громкому делу о погроме, который устроили скинхеды в день рождения Гитлера на рынке в Ясеневе. Суд никого не наказал — отправил уголовное дело на дорасследование. “Радость бритоголовых была столь велика, что все прошедшие сутки они по-своему отмечали это событие, — писал корреспондент Олег Фочкин. — В итоге в Москве зафиксированы сразу несколько нападений на нерусских граждан. Во вторник на станции “Новокузнецкая” около 30 скинхедов избили гражданина Сенегала. Двоих из нападавших милиция сумела задержать. Это 16-летние скины. В тот же вечер на станции метро “Белорусская” 10 бритоголовых избили и порезали ножами двоих выходцев из Азербайджана. Ночью произошло еще одно ЧП. Неизвестный скинхед ранил из самодельного пистолета двух азербайджанцев. Сомнений в том, что во всех случаях “работали” бритоголовые, у милиции нет. Не исключено, что они же, несколькими днями раньше, разгромили и могилу знаменитого “Иванушки” Игоря Сорина на Кузьминском кладбище. Выходит, почувствовали полную свою безнаказанность?”
В течение марта два раза на первой полосе оказывалась информация о “ховринском маньяке”. Неизвестный совершил с десяток нападений на женщин в окрестностях Ховрина (платформа на той же ветке, что и Сходня). Газета писала, что “есть пара улик, которые показывают, что, возможно, грабитель — рабочий с Украины или Молдовы”.
По одному из центральных каналов весь месяц шел бесконечный сериал “Агент национальной безопасности”. И по всем телеканалам сразу перемалывали национальное унижение великороссов на только что завершившейся Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити. Дошло до того, что история с засуживанием фигуристов пересказывалась в передачах типа “Независимое расследование”. А в конце месяца сборная России по футболу унизительно проиграла эстонцам.
Субботний день 30 марта все у той же сходненской компании, обитающей во дворах между улицами Чапаева и Мичурина, складывался как обычно: торчали на улице, пили пиво. Потом соседка позвала отметить день рождения своей 15-летней дочери. Там “усугубили” водкой. Мещеряков предложил пойти погулять. Копылов, памятуя, видимо, чем закончилась такая прогулка три дня назад, отказался. По пути откололись еще двое: Николаев и Филатов пошли искать деньги на водку. А четверо остальных оказались под тем самым мостом через железную дорогу. Наверное, в детстве кто-то из них любил прятаться здесь от дождя. Сейчас под мостом — помойка. Место гадкое и пустынное. А в тот вечер на свою беду под мостом появились, говоря языком милицейского протокола, два неустановленных лица неславянской национальности. То ли таджики, то ли узбеки. Их так и не опознали, и в материалах дела они фигурируют как “неустановленное лицо в синей куртке” и “неустановленное лицо в коричневой куртке”.
На первого из них набросился Мещеряков, на второго — Бузин. Потом к ним присоединились соответственно Соседин и Айгистов.
— Я тоже начал избивать этого потерпевшего пыром.
— Чем-чем? — переспросил на допросе следователь, далекий, видимо, от “спорта №1”.
— Носком ботинка, как мячик ударяют в футболе, — спокойно растолковал Айгистов.
Сделав несколько ударов пыром по “коричневому”, “футболист” переключился на “синего”, и Бузин добивал “своего” самостоятельно — так же прыгая коваными ботинками на голову и горло лежачего, как и на Планерной. Патологоанатомы определят у пострадавшего “перелом больших рожков подъязычной кости, перелом щитовидного хряща, перелом перстневидного хряща, механическую асфиксию вследствие сдавливания органов шеи” и т.п.
Два окровавленных тела без признаков жизни остались валяться прямо на дорожке, ведущей от станции к домам частного сектора. А “нагулявшиеся” подростки как ни в чем не бывало вернулись за праздничный стол и продолжили справлять именины соседской дочки. На стол поставили трофей — испачканную кровью бутылку водки, которую забрали из сумки гастарбайтера. И ведь никого из собутыльников не стошнило…
“Идиллию” нарушили пришедшие тоже с водкой Николаев и Филатов: оказалось, что один из таджиков под мостом шевелится. На часах было около одиннадцати вечера, на улице — темно и промозгло, но Бузин и Соседин отправились-таки добивать. В ход сначала пошла полутораметровая дубина диаметром 7 см, а потом — коронный прием: прыжки на голову.
— Ботинки весят под два килограмма. В момент прыжка ноги поджимаешь, а приземляясь — резко выпрямляешь, — объяснял потом “технологию” один из подследственных.
Удар получается такой силы, что проламывается даже лобная кость, а от лицевых костей остается просто крошево… “Смерть наступила от обильной кровопотери вследствие открытой черепно-мозговой травмы”, — констатировали медики.
На момент совершения преступлений Войнову и Соседину было по 14 лет, Бузину и Копылову — по 16, Баринову, Горькому и Тюрину — по 17. Совершеннолетия достигли только Айгистов (18 лет) и Мещеряков (21).
Всю компанию повязали буквально в считанные часы. Определив по трупам почерк малолеток, сходненские оперативники вместе со следователем Шагиновым тут же перетряхнули всех своих “подопечных”. Ранним воскресным утром приехали к Бузину, имевшему репутацию скинхеда, потом — к Мещерякову. У обоих в прихожих стояли ботинки, выпачканные грязью и кровью. Когда Бузина везли в отделение, он был не растерян или напуган, а скорее удивлен. Вполне искренне он донимал милиционеров:
— Что вы так суетитесь?! Они же нерусские…
Бузин с Мещеряковым сразу начали сдавать подельников. Обмолвились и про убийство на Планерной. Так труп, висевший на Московской транспортной прокуратуре, обрел своих “авторов”. Вскоре оба дела объединили и передали в Химки.
— Вначале все с радостью говорили, что они скины, у них такая идея, — вспоминает Радимир Шагинов. — А потом, когда адвокаты, нанятые родителями, объяснили, что это отягчающий признак, они начали резко отказываться от своего скинхедства. Убежденными скинхедами были 2—3 человека, остальные — так, “за компанию”.
О нравах, царивших в “коллективе”, говорит такой факт. На Планерной, уже после убийства Абыталыбова, у Мещерякова случился эпилептический припадок. Друзья, ощупав его и не поняв, что с ним происходит, милосердно оттащили Мещерякова в канаву и хотели было там оставить: мол, перебрал, пусть проспится. От одинокой ночевки на холоде Мещерякова спасло только то, что он вовремя пришел в себя. Вот уж действительно: зачем еще какие-то враги, когда есть такие друзья.
Самым идейным бритоголовым, как и ожидалось, оказался Бузин. При обыске у него в квартире изъяли фотографии, на которых он был запечатлен в компании скинхедов, вскидывающих руку в фашистском приветствии, а также тетради с надписями: “Сходня для русских!”, “Убивай черных!” и т.п.
— Свои вылазки они устраивали примерно раз в неделю, — продолжает Шагинов. — Это шло в качестве развлечения: погулять, найти “черного” и забить. До случая с Абыталыбовым убийств, вероятно, не было. А избиения сходили с рук, потому что гастарбайтеры боятся обращаться в милицию.
Говорят, отец Бузина, сотрудник спецполка ГИБДД и человек, что называется, со связями, пытался было отмазать отпрыска, но те, к кому он обращался, узнавая, за что задержан его сын, предпочитали умыть руки. При всей разболтанности так называемых устоев в стране, потерявшей 20 миллионов человек в войне с фашизмом, нацистские идеи остаются все же уделом относительно немногочисленных отморозков.
Кстати, вопреки стандартному мнению, большинство участников сходненской шайки — из вполне благополучных семей. За исключением Айгистова и Мещерякова. У последнего отец пропал много лет назад, мать пила, потом умерла; воспитывала его родная тетя. Сам Максим Мещеряков имеет задержку развития и в свои двадцать с лишним лет ни ростом, ни тем более интеллектом не превосходит младших друзей. А у того же Соседина, к примеру, родители — достаточно молодые люди с высшим образованием. У Бузина — тоже “полный комплект”: папа, мама и даже бабушка. Мама и бабушка, кстати, сыграли свою неприглядную роль в ходе следствия и суда.
Весной 2003 года 9 человек предстали перед Фемидой. Причем двоих — Мещерякова и Бузина — доставили из СИЗО под охраной. По свидетельствам очевидцев, на первых заседаниях суда обвиняемые если не веселились, то, во всяком случае, чувствовали себя крайне непринужденно. Притом что на последних допросах были уже и слезы, и покаяния, и неизменное “я больше не буду”. Но, собравшись вместе, все снова почувствовали себя в своей тарелке — уверенно и спокойно. Впрочем, большинство от своих признательных показаний не отказалось и в суде. Проблемы возникли только с Бузиным и Сосединым.
По первому эпизоду — убийству Абыталыбова — Бузин избрал странную тактику: никого не убивал, никого не бил и вообще никуда в тот вечер не ездил, сидел дома. “Алиби” обеспечивали только бабушка и мама, притом что подельники, разумеется, говорили о Бузине как о самом активном участнике расправы.
Заминка возникла и по второму эпизоду: никто не хотел брать на себя второй труп. Соседин божился, что его заставил пойти Бузин:
— Сказал приказным тоном и еще лицо недовольное сделал — мне стало не по себе, и я согласился.
Но там стоял якобы в сторонке и видел, как Бузин бил пострадавшего палкой по голове. Бузин, в свою очередь, поменяв показания уже в четвертый или пятый раз, тут же объявил, что, выйдя из квартиры, где праздновался день рождения, пошел не под мост, а домой, таджика же убил Соседин. Но были еще показания свидетелей о том, как оба, вернувшись в теплую компанию, хвастались, что добили под мостом “черного”.
...В конце нашей с ним беседы Радимир Шагинов, который в прокуратуре больше не работает, замявшись и осторожно подбирая слова, проговорил:
— Не знаю, можно ли так говорить, но как человек Бузин мне понравился. Все остальные под конец следствия поплыли — плакали и оправдывались. А Бузин держался твердо. Видно, что очень волевой парень, может далеко пойти.
— Тем страшней, если не поменяет своих взглядов.
— Согласен.
...Суд длился полгода. Наконец судья Валикова огласила приговор: Баринову, Войнову, Горькому, Копылову, Тюрину — по 6 лет условно, Айгистову — 7 лет тоже условно. За нанесение тяжкого вреда здоровью. Остальные сроки — реальные: Соседину — 8 лет в воспитательной колонии, Бузину — 10 лет в воспитательной колонии (это максимум для несовершеннолетних) и Мещерякову — 15 лет в исправительной колонии строгого режима. За убийство с особой жестокостью, совершенное группой лиц по мотиву национальной ненависти.
Соседин приговора так и не услышал. На последнее заседание он не явился и с тех пор числится в бегах. А в предпоследний день суда выступили все обвиняемые — признали свою вину, раскаялись и попросили снисхождения.
Последнего слова не сказал только Бузин: отказался. И в переносном смысле, видимо, то же самое: своего последнего слова он, похоже, еще не сказал...
