В августе 91-го она без сомнения встала на баррикады. Когда наехали на НТВ, первая бросилась на амбразуру. Сейчас ее программа на REN TV — самая смелая в нашем телеэфире. У нее уже большая дочь, любящий муж и бульдог, в котором вся семья души не чает. Товарищ “Максимальная” несется по жизни на всех парах, не зная усталости.
— Вам не надоела эта политика? Ее же теперь смотрят все меньше и меньше.
— Нет, не надоела. Я занимаюсь политической журналистикой вот уже 15 лет. Кто-то скажет: вот американские блокбастеры, там такие сюжеты… На самом деле нет ничего интереснее того, что нам жизнь подбрасывает.
— Но жизнь же — это совсем не политика.
— Есть стереотипная фраза: если ты не будешь заниматься политикой, она займется тобой. Правозащитники, объясняя свой повышенный интерес к делу ЮКОСа, говорят, что сейчас государство пришло за крупнейшей нефтяной компанией, посадило ее руководство. И делает это спокойно, без комплексов. Такой вот государственный рэкет. А завтра участковый придет к вам на шесть соток и скажет: передвинь забор, потому что я — твой сосед, и теперь эти сотки будут мои. Вот вам влияние политики на нашу жизнь.
— Простите, с кем я говорю? С политобозревателем или с красивой женщиной? Вот Паша Лобков ушел из политики в огород, а Молчанов — в “Частную жизнь”. Может, вам тоже куда податься?
— Да, кто-то ушел в документалку, кто-то в печатные СМИ. Людям же хочется сохраниться в профессии.
— И только вы — Жанна д’Арк — остаетесь “верны делу Ленина”…
— Мне пока везет, потому что я действительно до сих пор могу заниматься тем делом, которое люблю, — политической журналистикой. А про Жанну д’Арк — это не ко мне. Просто так вышло, что в информационных боях первыми повыбивало мужчин, а из их ослабевших рук знамя подхватили женщины.
— Ну а что там с вашим новым возможным хозяином, банком “Еврофинанс”? Они вам откажут в доверии?
— Меня удивляет истерика в прессе по поводу продажи канала. Об этом “секрете Полишинеля” известно уже два года. Да, сейчас в компанию приходят аудиторы, готовится сделка по продаже. Но начальство, слава Богу, спокойно, мы тоже. А то нас уже на пенсию отправили. Послушайте, мне только что 35 лет исполнилось, какая пенсия?!
— Как-то вы так смело называете свой возраст.
— А это такой возраст, что пока еще можно. Через несколько лет, может быть, передумаю и начну уменьшать свои года.
— Так вы уверены, что вас не уволят?
— А вы не слышали, как президент недавно в своем послании бился за свободу СМИ от “отдельных начальников”? Ну как тут не воспрянуть духом?
— Вы верите всему, что говорит президент?
— Неужели вы не верите тому, что говорит Президент РФ?..
— Что вы все о политике? О чем-то другом можете говорить?
— А вы сами не делайте из меня информационного маньяка. Конечно, я массой других вещей интересуюсь. Вот, к примеру, читаю все женские журналы, вообще все подряд читаю.
— Вы компанейский человек? От людей не устаете?
— Нет. Может, из-за этого и пришла в журналистику. Конечно, бывает такое, что не хочется даже по телефону ни с кем разговаривать, так устаешь. Но это крайняя, пограничная ситуация, за которой следует нервный срыв. Я никогда не говорила своим близким: ах, оставьте меня, я хочу побыть одна… Даже в ссоре лучше не дуться в одиночестве, а сразу расставить все точки над “i”.
— А некоторые, наоборот, заряжаются энергией от ненависти друг к другу.
— Я не могу работать в агрессивной среде. И у нас, к счастью, нет интриг. На старом НТВ всплески агрессии были минимальные и на корню подавлялись. Хотя творческих конфликтов на ТВ всегда хоть отбавляй. Про телевидение говорят, что это такая маленькая деревня, местечко.
— “Местечко” — это вы хорошо сказали.
— А вы сразу подхватили! Да нет здесь дополнительного смысла. Просто все друг про друга всё знают. Кто-то что-то сказал в соседней комнате — через полчаса в курсе уже пол–“Останкино”.
— Вы чувствуете свое еврейское происхождение?
— Я происхожу из интеллигентской, космополитичной семьи. Один мой дед — боевой генерал Степан Васильевич Максимовский. Я ношу его фамилию и этим горжусь. Он прошел всю войну, был дважды ранен. В 1995-м я снимала сюжет про то, как моему дедушке в Кремле вручали орден Жукова, высшую полководческую награду. Родственники по другой линии — из пассионарной еврейской семьи, где почти все дети еще при царе получили высшее образование, а потом пошли в революцию. Но у нас в семье есть и легенда о том, что фамилия Максимовский — от имени корсиканского солдата армии Наполеона, который во время отступления французов был ранен и остался в деревне Ново-Павлово. Якобы его звали Массимо, он был вполне знойным корсиканцем и наплодил полдеревни детей.
— А вашей дочке сколько лет?
— 14, она уже большая. И, скорее всего, не будет журналистом.
— Учится на чужих ошибках?
— Когда я в 87-м году поступала на журфак, это была очень уважаемая и престижная профессия. А сейчас подростки так не думают. Саша хорошо рисует, и ее привлекает дизайн. А вот политика ее пока не волнует.
— С мужем, Василием Борисовым, вы встретились на работе. Это был служебный роман?
— Классический, но вот завершился он совсем не интригующе: свадьбой и долгими годами семейной жизни. Когда мы встретились, наши первые семьи были на грани развода. Так что я совсем не змея-разлучница. Мы поженились в 94-м, на НТВ это был первый брак. Сейчас смешно рассматривать старые фото: Вася был тогда худее на 20 килограммов. А я, наоборот, девушка в теле.
— А как вы худели?
— Очень просто: когда началась нервотрепка на работе. Оказалось, что я принадлежу к тому типу людей, которые, когда нервничают, не едят. Зато сейчас я стала поправляться, потому что мне хорошо.
— То есть вы — барометр?
— Классический. Так что следите за эфиром: если буду худеть — значит, у нас что-то не так. Зато мой муж с такой хорошей женой, как я, совершенно не нервничает, поэтому и поправляется.
— Так что же в вас тогда хорошего, кроме ума, таланта, чести и совести?
— А вам этого мало? Ладно, тогда добавлю: еще я умею содержать дом в чистоте. Я большая аккуратистка.
— В отличие, наверное, от вашего бульдога?
— Да, это не про него. С ним все время что-то происходит. Апофеоз был в прошлом году, когда наш бульдог Трюфель упал в пруд и захлебнулся. Мы не сразу заметили, что он куда-то пропал, а обнаружили — он уже лежал на дне вполне мертвый. Казалось бы, я столько всего в жизни видела, считала себя мужественной женщиной, была на разных войнах. А тут со мной случилась истерика. Но муж стал делать собаке искусственное дыхание — и, представьте, откачал ее. Ветеринар, который бульдога осматривал, философски так сказал: “Да, парень, значит, не время тебе”. Вот так: всему свое время.
