В начале июня Николая Караченцова из института им. Склифосовского перевели в 23-ю больницу, известную у москвичей как Яузская — узкая речушка протекает неподалеку...
Подъезжаю к больнице, а навстречу мне — Петрович (светло-серый спортивный костюм, бейсболка) в сопровождении друга Валеры и медсестрички Иры из Склифа — той самой, что была неотлучно с ним день и ночь начиная с реанимации.
— А мы идем гулять, — говорит Валера Завьялкин.
— Гулять, — подтверждает Петрович. Речь его уже более отчетливая, чем две недели назад. И выглядит лучше: по всему видно — покрепчал. И шаг увереннее, и взгляд тверже.
Из института Склифосовского, как подтверждает мне доктор Владимир Крылов, который делал артисту операцию и по сути спас его, он выписан в удовлетворительном состоянии, если судить по показателям работы сердца, легких и прочих жизненно важных органов.
Владимир Крылов:
— Мы его спасли. Научили обходиться без посторонней помощи и выполнили все задачи начального этапа социально-бытовой реабилитации и адаптации.
— А как будет с рукой — операция или?..
— Что вы, с рукой ничего не происходит — есть косметический дефект, который на функцию не влияет. Это все равно что плакать по зубу, когда потеряна голова.
— А почему для следующего этапа выбрана именно 23-я больница, Центр патологии речи и нейрореабилитации профессора Шкловского?
— Потому что эта клиника много лет занимается восстановлением речевых функций. А речь — один из основных компонентов. Но кроме этого Николаю Петровичу необходим для восстановления целый комплекс, то есть работа с логопедом, массажистами, психологом…
Логопеды у Шкловского в самом деле отменные. Об этом жене артиста Людмиле Поргиной сообщили из разных источников.
— Как только Коля открыл глаза, я написала всем, спрашивала, где лучшая реабилитация. И из Израиля, из Штатов, из Канады друзья мне написали, что логопеды лучшие здесь.
После прогулки Николай Петрович прямым ходом и отправляется к логопеду. Мы ждем его в палате. Она чуть меньше той, что специально оборудовали в Склифе для артиста, но очень уютная и состоит из двух комнат. Точнее, из небольшого предбанника и самой палаты. В предбаннике диванчик и столик — здесь Николай Петрович общается с друзьями. В палате кровать, стол, на стене — телевизор. Если заглянуть в холодильник, то вопрос о том, как у Николая Петровича с аппетитом, отпадает сам собой. Холодильник забит — очень много йогуртов, в основном любимых шоколадных, а также колбаска, сырок, овощи. Банки с детским пюре.
— Ему по-прежнему трудно глотать и поэтому еда в протертой консистенции? — спрашиваю я и делаю себе бутерброд с колбасой.
— Да что вы, он уже прилично глотает, — говорит медсестра Ира, — вчера банан ел. Просто он за месяцы в Склифе привык к мягкой еде, теперь переходит на более твердую.
Несколько слов о центре Шкловского. Внешне она производит очень приятное впечатление — чисто, уютно, даже как-то по-домашнему. Больных не так много, как в Склифе, хотя и немало, как в дорогих частных на 20 персон. Здесь восстанавливается, можно сказать, вся страна, без учета званий и социального положения. Уникальные специалисты, уникальные методики. Например, есть такой восстановительный курс — трудотерапия, от одного названия которого передергивает и веет коллективно склеенными коробками. На самом деле трудные пациенты здесь собирают пазлы, конструкторы.
Ждем Николая Петровича у логопедического кабинета. С ним занимаются два специалиста. Одна из них только подошла — молодая, симпатичная, зовут Оксана.
— Как вам новый пациент? — спрашиваю ее.
— Очень хорошо. Очень старается.
— Я понимаю, что непросто ответить, но тем не менее — сколько нужно времени на восстановление речи?
— Не могу сказать. Все индивидуально.
— Но исходя из вашего опыта — полгода, год?
— Может, и полгода, а может быть, и больше. Но речь обязательно восстановится. Все больные очень спешат, хотят все быстро, а это — длительный процесс.
До переезда в клинику Шкловского самое страшное слово для Караченцова было именно “логопед”. Как говорит его жена, с новыми специалистами у него отличный контакт. Он вообще стал как-то поспокойнее. А психолог, прежде чем назначить лечение, наблюдал за ним со стороны.
Выходит Петрович.
— Сделаем кружок? — предлагаю я. Он берет меня за руку, сжимает крепко: силища — будь здоров. Пока супруга разговаривает с доктором, идем к дальнему окну. Дойдя до окна, из которого видны покатые крыши старой Москвы, он забеспокоился и оглядывается:
— Пойдем к девоньке, — говорит он и устремляется в обратную сторону. Медсестра мне подтверждает, что он все время ищет жену и долго без нее не может.
Позже жена скажет:
— Мы объясняем ему: “Коля, ты понимаешь, почему ты в таком состоянии? Ты был в аварии”. А он: “Да? Неужели?”, но все понял и работает как зверь.
А вот и новый посетитель — композитор Максим Дунаевский. Принес фотографии со своего авторского вечера, рассказывает, как у него все прошло. Потом у Николая Петровича будет обед, передых и снова гулять. Жаль только, что у корпуса, где находится реабилитационная клиника, нет своего дворика, приходится ходить по узким улочкам.
