Сегодня исполняется 60 лет Марку Рудинштейну. Вечером в киноцентре на Цветном бульваре соберутся его друзья, чтобы поговорить о главном. О том, как в 1989 году, в разгар эпохи кооперативного кино, он организовал в Подольске “Фестиваль некупленного кино”. О том, как впоследствии придуманный наспех смотр превратился в кинофестиваль “Кинотавр”. О том, как это налаженное дело он передал в чужие руки. И о том, что нынче он занят подготовкой не менее грандиозного кинофестиваля в Санкт-Петербурге. Свой юбилейный вечер он назвал “Прощание с продюсером”. Кто-то из его друзей пошутил, что евреи прощаются, но не уходят. Об этом мы поговорили накануне.
— Марк Григорьевич, что главное вы для себя поняли за прожитые годы?
— Если хочешь с кем-то встретиться, стой на месте. Все, что мы потеряли, — от суеты.
— Но чего-то вы все-таки достигли. Какое свое достижение считаете главным?
— Главное, что я остался в стране. Выдержал первые 45 лет и получил от жизни удовольствие. Готов всем все простить, что было до 1987 года: стукачам, предателям... Люди жили в государстве, которое перемалывало. Я могу даже простить соседку, с которой у нас граничили балконы. Детство я провел в Одессе, и эта женщина с соседнего балкона во время войны выдала моих бабушку и дедушку. Их расстреляли во дворе дома, где я родился. Наверное, я должен был ее за это ненавидеть. Но она так любила меня, что я понял: не она выдала моих родственников, а условия. Если бы она не рассказала, то могли бы расстрелять ее. Надо уметь прощать. И я рад, что теперь я могу жить по совести. И быть свободным.
— Сейчас вы занимаетесь подготовкой нового кинофестиваля в Санкт-Петербурге. Почему Андрон Кончаловский так и не стал его президентом? Не потому ли, что он брат Никиты Михалкова?
— Он сначала стал президентом, потому что он брат Михалкова, а потом не стал президентом все по той же причине. Я был о нем лучшего мнения. Надо делать скидку на возраст. Ему уже 70. Не хочу бросаться громкими словами и говорить, что он меня предал, но отступился, смалодушничал.
— С Михалковым вы не пытались сесть за стол мирных переговоров?
— Я открыт для сотрудничества. Но два года мы даже в одной компании не оказывались. А с ним одинаково почетно дружить и враждовать, потому что он не соблюдает правил ни в том, ни в другом. Я рад, что у меня есть такой враг. Если учесть, что он стоит за войной, которую мне объявили в Петербурге, то мне нужно было бы потратить немало денег на такую рекламу.
— Чем будете удивлять на этом фестивале?
— Во-первых, хорошей организацией. А во-вторых, тем, чего не хватает даже Московскому кинофестивалю, — борьбой за конкурсную программу. Мы не жалеем денег на серьезных скаутов со всего мира, которые отбирают для нашего конкурса картины.
— Говорят, вы там ждете кучу звезд.
— Сейчас мы ведем серьезные переговоры, чтобы почетным президентом фестиваля стал Джорджо Армани. Он ведь создал костюмы для 150 фильмов. С ним в связке могут приехать Моника Белуччи, Кароль Буке, Мел Гибсон...
— Однажды в интервью вы сказали, что хотите построить дом и поселить в него всех своих жен.
— Если удастся заработать, построю. Пока есть квартира маленькая. А у меня ведь внуки. Со всеми женами у меня хорошие отношения.
— Еще вы говорили, что жен нужно часто менять.
— Я говорил, что меняю их раз в 16 лет. Это мужской цикл. К этому времени уже вырастает ребенок, и ему можно объяснить, почему расстаются мама и папа. Мужчина должен женщине две вещи: как можно меньше боли причинить при расставании и сохранять ответственность за детей.
— И как скоро вы женитесь в четвертый раз?
— По графику получается, что вот-вот. (Смеется.)
