В прошлую субботу Общественная палата России вплотную занялась проблемами прав человека в армии. Поговаривали, что для их обсуждения прибудет начальник Генштаба генерал армии Юрий Балуевский. Однако выяснилось, что накануне его вызвали “на самый верх”, где он получил более важное задание — выступить на съезде молодежного объединения “Наши”, открывавшемся в тот же день. И на заседание Общественной палаты приехал статс-секретарь, замминистра обороны генерал армии Николай Панков — главный армейский кадровик и воспитатель. Ему и пришлось “держать оборону” за все Вооруженные силы перед членами Общественной палаты.
Людей в форме в зале было немного — человек пять. Их разместили на отдельной трибуне, где на креслах, затянутых зеленым бархатом, лежали таблички с надписью “резерв”. Правда, Николая Панкова из “резерва” сразу же отправили “на передовую” — в президиум, откуда ему и пришлось с 10.00 до 16.00 отдуваться за все руководство Вооруженных сил, отвечая на трудные вопросы. К примеру, что это за армия, в которой 4/5 юношей не желают служить, но 80% из них же готовы рискнуть собственной жизнью, защищая Родину?
Николай Панков в очередной раз заверил всех, что “в 90% воинских организмов нет правонарушений и дисциплинарных проступков”. И, призвав палату к совместной работе, напомнил, что “она не должна позиционировать себя как директивный орган по отношению к Минобороны”. Затем он рассказал, что большие надежды связывает с офицерами-воспитателями, которых “как класс уничтожили в начале 90-х”. Напомнил о сокращении военных кафедр и 17 военных вузов, объяснив, что много офицеров уже не нужно, так как в армии вскоре останется не более миллиона человек.
Доктор Рошаль его спросил:
— А хватит ли нам миллиона? И как вы относитесь к приближению блока НАТО к нашим границам? Против кого он направлен? И если НАТО распустить, как когда-то Варшавский договор, то, может, тогда мы обойдемся и пятисоттысячной армией?
Этот вполне резонный вопрос почему-то вызвал у замминистра ироничную улыбку. Он ответил, что роспуск НАТО от него не зависит, но, исходя из нашей военной доктрины, НАТО нам — не враг, и вести крупномасштабные войны наша армия ни с кем не собирается, а потому и сокращается до миллиона.
Доктор Рошаль, несколько озадаченный ответом, не сразу отошел от микрофона… Ему, как и многим в зале, видимо, было не ясно: зачем нужна армия, которая не готовится воевать? Тем более — миллионная… Но генералу тем временем уже сыпались новые вопросы: про дискриминацию женщин, которых не принимают в военные вузы, про самоубийства и неуставные отношения…
Говорили обо всем, но больше всего про дедовщину. О том, как с ней обстоят дела, рассказал адвокат Анатолий Кучерена, возглавляющий рабочую группу из 35 человек, которая плотно изучает эту проблему. Во время выступления он передал генералу Панкову несколько телеграмм и писем — крик о помощи родителей солдат — и сказал при этом, что в его кабинете сейчас таких же лежит порядка 2 тысяч. В заключение адвокат предложил увеличить возраст призывников с 18 до 20 лет. Военные его предложение сразу же отвергли.
Затем говорили о финансах. В результате сошлись на том, что если командир роты получает около 8 тысяч рублей, то грядущее повышение его зарплаты на 15% материального достатка ему не прибавит - все съест инфляция. А потому эту проблему надо решать кардинально, увеличивая денежное содержание офицеров в разы. Во сколько — договорились посчитать вместе с военными.
Все члены палаты единодушно решили, что армия должна стать главным национальным проектом, без которого не может быть успешно решен ни один из других четырех.
* * *
В перерыве заседания Общественной палаты журналист “МК” задал несколько вопросов генералу армии Николаю Панкову, которого считают преемником нынешнего министра обороны в случае, если тот уйдет на повышение:
— Николай Александрович, почему бы, борясь с “казарменным хулиганством”, не отказаться от первоисточника всех бед — казармы? Разрешить солдатам после службы свободно выходить в город, как это делается во многих армиях мира?
— Можно отказаться от слова “казарма”, но невозможно изменить суть: группа молодых, здоровых, а сегодня и не очень здоровых людей 24 часа в сутки в течение двух лет должна находиться вместе. Днем и ночью. Это — проблема. Но мы сегодня подходим к проблеме казарменного хулиганства очень критично. Конечно, как говорил министр обороны, нет той спасительной таблетки, которая бы сразу поправила положение. Но вместе с институтами гражданского общества и при условии реализации всех предложенных нами мер мы достаточно быстро искореним это зло.
— И все же: почему казарма — тюрьма? Почему солдату нельзя ходить по улице, общаться с людьми?
— Хочу вас поправить: казарма — не тюрьма. Многие в этом зале, кто прошел через нее, вынесли для себя очень неплохие впечатления.
— Однако родители нам жалуются, что сейчас, когда в армии развернулась борьба с дедовщиной, солдат почти перестали пускать в увольнение, в отпуск. Выходит, казарма все же — тюрьма?
— Не скрою, вы сейчас мне загадку загадали: почему так происходит? Ведь мы даем установки с точностью до наоборот. Такими сугубо казарменными методами мы никогда порядок в армии не наведем. “Не пущать!” — это вчерашний день. Сегодня мы должны привносить в армию многое извне: художественную самодеятельность, должны заработать женсоветы… Это все было и должно вернуться.
— Скажите, а Андрей Сычев все еще служит или уволен?
— Конечно, служит. Он рядовой срочной службы и будет уволен, когда его вылечат. Но в связи с этим я хотел бы обратиться ко всем журналистам: что-то в 90-х годах с вами произошло… Вот происходят в войсках ЧП, вы на них реагируете правильно: нетерпимо, остро, подчас жестко. Но одновременно оказываетесь не способными замечать подвиг. Настоящий, высокий… Вот кто может сейчас назвать фамилию Героя Российской Федерации, “афганца” или “чеченца”? Думаю, в голову так сразу никому и не придет.
— Почему? Рамзан Кадыров, например.
— ...неуместный юмор. Знаете, у нас есть молодые офицеры, имеющие 5—7 боевых орденов, а о них никто не знает.
— Сегодня прозвучало предложение: те, кто не служил в армии, не должны занимать государственных постов и избираться в законодательные органы. Вы с ним согласны?
— Я поддерживаю эту идею в более мягкой интерпретации. Более того, мы в прошлом году в Думе пытались уже это сделать, но у нас ничего не получилось. Но уже сегодня есть положительный момент в том, что нас, военных, приравняли к государственным служащим. То есть общество наняло этих людей, чтобы оно могло спокойно работать, отдыхать. Однако считаю, что речь не должна идти только о “приравнивании”. Во все века в нашей стране было так: военнослужащий, который рискует своей жизнью, должен вознаграждаться совершенно иначе, нежели теперь.
