Очаровательная японка улыбнулась во весь свой белозубый рот и на хорошем русском поинтересовалась: не за ними ли, мол, подали карету? “Оседланная” мною на правах кучера “карета” любезно приняла в свое чрево господина Токугаву, его личного секретаря-переводчицу и немедля понесла их в сторону Москвы.
Японский гость, судя по всему, на российскую землю ступил впервые и потому в дороге проявлял живейший интерес ко всему непривычному: начиная от “мастеров спорта”
на “девятках”, выныривавших прямо из-под колес нашей машины, и кончая полчищем гаишников, коих в таком количестве одновременно он видел только в фильме “Полицейская академия”.
Вместе с ним на нашу действительность смотрел “японскими глазами” и я.
Смотрел и диву давался…
На полпути к Москве мы нарвались на гаишную засаду: подчинившись взмаху жезла, встали у обочины в очередь за такими же — “тормознутыми”, которые попали под руку по причине плановой, то есть — беспричинной проверки документов.
Пока розовощекий старшина (только старшина, но уже — розовощекий!) искал, к чему бы придраться в моих документах, его напарник у доставшейся ему жертвы уже нашел: бедолага с “Москвича” забыл дома полис — тот самый, который обязательный. В чем искренне и признался. На наших глазах к старенькому “москвичонку” задом подрулил заждавшийся благородных свершений эвакуатор и ловко принял его на борт.
Отпущенные с миром, мгновенно (пока старшина не передумал) мы молча ретировались. А меня (проклятый язык!) совсем непатриотично в присутствии иностранца развезло:
— Вот дурак! Соврал бы менту, что полиса нет и в помине, — поехал бы на своей помойке дальше…
Японец напрягся.
— Объясните господину Токугаве, — склонил я голову к переводчице, — что у нас правило такое: если совсем нет полиса, то только штрафом накажут. А ежели есть, но забыл дома, то еще и машину отберут. Вернут, когда полис покажешь… Стало быть, не имеющему полиса у нас можно рулить почти беспрепятственно!
Японец жадно ухватил мою мысль, переведенную на японский, и напрягся пуще прежнего.
— Господин Токугава спрашивает, — повернулась ко мне переводчица, — влияет ли как-нибудь местонахождение полиса на возможность получить страховую выплату? Иначе говоря, на самом ли деле если полиса нет в кармане в момент аварии, то страховая компания не компенсирует ущерб?
— Еще и как компенсирует! — возмутился я. — Ответственность-то застрахована! И совсем неважно, где в момент аварии находился полис…
Издав звук что-то вроде “ошибка программы”, японец выкатил глаза. На его лице обнаружились признаки зависания мысли и потребности в перезагрузке мозгов…
Перед “Маяковской” мы уже зависли все вместе: традиционная пробка в центр едва не вынудила меня произнести “япона мать!”, но я сдержался: как-никак за моей спиной сидел японский “отец”.
Переводчица нервно смерила взглядом свои миниатюрные часики и почти взмолилась:
— Господину Токугаве через 15 минут надо быть в отеле. Может, развернемся и объедем?
— Нельзя, — обреченно выдохнул я. — У нас за разворот лишают прав. Месяца эдак на четыре…
Переводчица вскинула остатки выщипанных бровей:
— Но ведь там, на трассе у аэропорта, перед нами развернулась машина… И ее даже никто не остановил!
— Видите ли, — назидательно начал я, — у нас чрезвычайно строго карается выезд на встречную полосу. А наши полицейские думают, что разворот в обратную сторону — это тоже выезд. И потому сразу же за такие дела отбирают права… Хотя им хорошо известно, что это не одно и то же, потому как за городом на автомагистрали разворот наказывается только штрафом.
Господин Токугава, нутром чуя, что мы опять затронули теперь уже полюбившуюся ему тему, подался вперед и с натянутой улыбкой попросил перевести:
— Правильно ли я понял, что, по мнению ваших полицейских, разворот в городе опаснее, чем на автостраде?
— Правильно, — поддержал я. — Наши полицейские так криво прочитали кодекс, что вышла несуразица: разворот в городе среди глухих пробок — это очень опасно, а за городом, где разрешенная скорость может достигать и 110 километров в час, — не очень…
Японский гость что-то невнятно произнес, вынудив секретаршу переспросить. Переводу услышанное ею не поддалось…
На “Пушкинской” внимание японского гостя привлекли раскрасневшийся на воздухе гаишник, тыкавший пальцем в заляпанный грязью регистрационный знак, прилепленный к такому же грязному “Мерседесу”. А рядом — разъяренный водитель, прыгавший возле инспектора с мятой купюрой в руках. Поодаль стоял второй такой же блюститель, принявшийся, видимо, окучивать водителя “Жигулей” за то, что регистрационный знак на “копейке”, может быть, и стерильно чистый, только вот напрочь отсутствует на своем законном месте.
Предвосхищая вопрос господина Токугавы, переводчица кивнула головой на мизансцену.
— Тут все просто, — со знанием дела подытожил я, — первого пытаются наказать на пятьдесят рублей сразу за два нечитаемых знака, а второго, похоже, на две с половиной тысячи за отсутствие одного.
Японец подвинулся вперед: чего это вы, мол, там без меня?
Почти синхронно переводчица переложила на японский еще одну мою мысль:
— Видите ли… У нас бандиты нередко совершают разбои на машинах без номеров и с места преступления скрываются. Вычислить их потом невозможно. Вот потому-то и санкции такие суровые: почти сто долларов за управление автомобилем даже без одного знака или лишение права сидеть за рулем аж на целых три месяца…
Японский верноподданный, переварив еще одну мысль, посмотрел на меня как на идиота… Переводчица сделала то же самое:
— Простите, но господин Токугава не понял: зачем бандитам снимать знаки и обрекать себя на лишение, если можно просто забрызгать знаки грязью? Ведь это дешевле, не правда ли?
— Правда, — тупо согласился я. — А теперь бандиты так и делают. Им это обходится в полтинник штрафа. А те добропорядочные водители, которые знак потеряли или его у них просто украли те же бандиты, по постановлению суда лишаются прав за управление без знаков.
Японец как-то судорожно пожал плечами и попросил перевести:
— Выходит нелогично: нет знака — лишение, знак есть, но прочитать его невозможно, — только маленький штраф. А в чем между такими знаками разница? Ведь ни с тем, ни с другим автомобиль невозможно найти…
— Да ни в чем, — подтвердил я. — Но нашим так больше нравится. Я вам даже больше скажу, — распалился я, загоняя в заднее место квасной патриотизм, — за проезд на красный сигнал светофора штраф у нас в 25 раз меньше, чем за отсутствие одного знака на машине. Наши законотворцы считают, что отсутствующий, отвалившийся на кочке знак представляет собой в 25 раз большую угрозу для водителей и пешеходов, чем выезд на перекресток под запрещающий сигнал светофора.
Японец откинулся на спинку, протер очки, будто уже не верил не только своим ушам, но и собственным глазам.
А я, победоносно констатировав полное поражение японского любителя подвергать анализу все услышанное и увиденное, аж до самых дверей гостиницы набрал в рот воды. А чего? Знай наших…
Выходя из машины, наследник из династии Токугава вежливо поклонился, изобразил на лице выражение, подобное тому, с каким наши потомки когда-нибудь обнаружат восьмое чудо света, и в полном недоумении скрылся за дверью отеля.
Я же, провожая взглядом японца, в тихой душевной истерике напевал на свой манер известную частушку:
“Я не знаю, как у нас,
а у вас в Японии
рикши в кодекс посмотрели б —
ни хрена б не поняли…”
