Вход в этот подъезд не со двора, а прямо с улицы — угол Лесной и Александра Невского. В субботу вечером милиция наглухо загородила его машинами, перекрыв тротуар.
На проезжей части стояли журналисты. Чего-то ждали, хотя ждать было нечего, все уже случилось. Подъехал эвакуатор. Серебристую “десятку” Политковской прицепили, стали втаскивать тросом — кособокими больными рывками. Мертвая машина. Такая же мертвая, как хозяйка. В толпе говорили, что ее еще не увезли, показывали на “скорую”, запиравшую подъезд с правой стороны, — она там. Почему-то долго не увозили…
Темнело, мимо торопились автомобили, иногда, стоя на светофоре, кто-то открывал окно и кричал: “Эй, чего там случилось?”
Не отвечали. Что ответить? Крикнуть через улицу: “Журналиста убили”? Такие слова невозможно орать через улицу, удовлетворяя досужее любопытство. К тому же они не совсем правильные. Убили не только журналиста — убили нечто большее.
О чем бы ни писал журналист, но если его убили — коллеги по цеху ощущают укол страха. Никто ведь не знает, за что его убили. Может, за ту же информацию, которая есть и у меня? Может, за статью о том, о ком я тоже писал? Ах, зачем я об этом писал? И о том, и об этом, и о третьем, и о десятом… Столько подонков вокруг, столько тупых отморозков. Кто знает, какая дрянь жарится в их плавящихся от ненависти мозгах? Боже. Нет. Хватит. Отныне надо писать только благостное — про урожай, прививки от гриппа, про птичек и цветочки. И никого не задевать, никого...
Но так ведь тоже нельзя. Журналист всегда кого-то задевает. Такая профессия — задевать чьи-то интересы. Если за это убивают, профессия заканчивается. Никому не хочется ею заниматься. А убийцы именно этого и добиваются. И в конце концов добьются. Потому что за убийства журналистов у нас не наказывают. Генеральная прокуратура верна себе — она не добивается наказания всех заказчиков убийства, даже если они известны.
Убийцы Димы Холодова не наказаны.
Убийц Влада Листьева — не только не наказали, но даже не нашли.
Заказчики убийства Ларисы Юдиной в Калмыкии известны, но не наказаны.
Загадочная смерть Юрия Щекочихина остается загадкой.
Двух чеченцев, подозревавшихся в убийстве Пола Хлебникова, суд оправдал — не хватило доказательств, представленных прокуратурой.
Журналистами, убитыми в Чечне, вообще никто никогда не занимался. Результат — ноль, даже по самым громким убийствам, о которых знала вся страна. Что тогда говорить о регионах? Там жизнь журналистская гроша ломаного не стоит.
Последние расследования Политковской — о том, что кадыровцы пытают своих личных врагов, представляя их боевиками.
Теперь-то уж, наверно, никто из журналистов не заикнется на эту тему.
Беспредел прекратится? Конечно, нет.
Он расширится. Пытали в Чечне — будут пытать в Москве и Питере. И если, не дай бог, дело дойдет до вас, дорогой читатель, уже не найдется журналиста, который осмелится об этом написать.
…Уехало милицейское начальство, к подъезду разрешили класть цветы, зажгли свечки, и ясно было, что новостей сегодня не будет, а журналисты все клубились, обсуждали, высказывали версии, щелкали камерами… Умирающая профессия, уходящая натура.
Приехала съемочная группа государственного телеканала, рассказала, что была сейчас в редакции “Новой газеты”, там все в шоке. Я спросила, будут ли они делать сюжет для своих новостей. Они сказали, что еще не знают. Снимают на всякий случай, поскольку еще не решено, “в каком формате” будет подано данное событие по государственному телевидению. Сами понимаете, Политковская — журналист неоднозначный.
Понимаем. Нужно быть однозначным. Урожай и прививки от гриппа… А вот Анна Степановна, к сожалению, этого так и не поняла.
