Но это — на бумаге. А ведь партия тоже “наградила” спасителя Ильича за подвиг. Годами жизни в лагерях и смертью его детей.
О подлинной судьбе героя не писали в школьных учебниках и мало что могут рассказать даже сотрудники сестрорецкого музея “Шалаш”, куда и через 83 года после смерти вождя не зарастает народная тропа. Туристы не подозревают, что рядом с легендарным музеем до сих пор живет внучка Николая Емельянова.
Без всякой надежды вернуть своей семье родовое гнездо.
Зима местного Разлива. Ленинской дорогой идем, товарищи! Другого пути, где бы не ступала нога вождя, здесь просто нет. Помнит замерзшее озеро Жучка, как Ильич шагнул в дощатую лодку. Помнят старые избы, как стучались в их двери штыки агентов предательского Временного правительства.
Но это сейчас помнят. А тогда никто в Разливе не подозревал, что финский мужичок без бороды и с локоном парика, выбивающимся из-под кепки, — Ленин. Знал это, пожалуй, только сам Ленин. Да его соратник Зиновьев. Да еще семья пролетария с оружейного завода Николая Емельянова.
Конспирация, батенька.
Вечное лето 1917 года царит под стеклянным куполом музея-сарая на улице Емельянова, где прятался Ленин до переселения в шалаш.
Для туристов — самый посещаемый в России памятник революции.
Для внучки Емельянова, которая смотрит на сарай через окно своего дома, равно что семейный склеп.
Зачем Ленину две лодки
“Владимир Ильич увидал вырубленную в кустах уютную площадку. И два чурбана. Один пониже, другой повыше. Пониже табурет, а это будет стол.— Лесной кабинет ваш, — сказал Емельянов. — И не видно. И тишь, чтобы мысли не спугивать” (книга “Жизнь Ленина”, Мария Прилежаева).
— Николай Емельянов с 1905 года тайно собирал и поставлял винтовки коммунистам, — директор музея в Разливе Елена Гладкова открывает стеклянную дверь, за которой находится вход в сарай. — У него была своя дружина, через которую он и познакомился с вождем. Емельянов понимал, что, вводя Ленина в семейный круг в 1917 году, рискует своей женой и семью детьми.
Ветхая лестница сарая, по которой еще Ильич лазил, скрипит. На чердаке стол да стул — много ли нужно Ленину?
— К шалашу по озеру, которое находится за домом Емельянова, плыли сразу две лодки — Ильича и Зиновьева, — продолжает Гладкова. — Все советские источники об этом умалчивают, потому что после 1934 года второй стал врагом народа. Одна лодка осталась у нас, а вторую передали в музей в Москве. И обе считаются ленинскими.
До “зеленого кабинета” через лес отсюда по ленинскому следу топать 3,5 км. Шалаш из соломы заново выстраивают каждое лето.
— Под конец августа хулиганы все время его поджигают, — говорит экскурсовод. — Шалаш был прислонен к стогу сена, под которым тоже было свободное пространство. Емельянов пустил слух по деревне, что собирается завести корову, под это дело арендовал поляну и нанял двух “косцов-финнов”, которые по-русски ни бельмеса. “Лесной кабинет” был вырублен в ближайших к шалашу кустах.
Жена Емельянова Надежда Кондратьевна на рассвете возила Ленину с Зиновьевым провизию…
— Привлек пролетарий к общему делу и сыновей, — говорит Елена Гладкова. — Мальчишки по очереди бегали в магазин за прессой — Ильич каждый день требовал утренних газет. Старшие, Александр и Кондратий, посменно дежурили при шалаше — стояли “на часах” и, если видели грибника или рыбака, ухали совой, чтобы революционеры успели спрятаться в соломе или в “зеленом кабинете”. В конце лета, когда Ленин с Зиновьевым решили перебраться за границу, Емельянов с риском для жизни вел их через лес — тут все трое чуть не угодили в горящий торфяник.
Семеро за одного не мрут?
— У нас сохранился лишь документ о реабилитации Емельянова, — наставляли меня работники музея. — А на разговор с внучкой не надейтесь. Слишком она запугана, чтобы откровенничать.Дверь дома, что за сараем, долго не открывали. Потом на пороге возникла старушка. “Я ничего не знаю”, — отрезала она смущенно, щурясь через толстые линзы очков. Только после долгих уговоров Нина Александровна пустила репортера “МК” в небогато обставленную комнату с русской печью. Сняла с полки фотографию:
— Отец… Я росла без него… Первого сына, Сергея, дед еще в Гражданскую войну потерял. Остальные, считай, тоже из-за коммунизма пострадали.
“Тысячи павших за революцию рабочих бойцов! Вечная память вам... Владимир Ильич подумал, что сестрорецкий рабочий Емельянов тоже сильно рискует, укрывая его от буржуазных властей.
Попадется — не помилуют.
А ведь семеро ребятишек останутся”.
(М. Прилежаева).
Не с той стороны ждал Владимир Ильич подвоха… Николай Емельянов состоял в партии с 1904 года, участвовал в штурме Зимнего и подавлении Кронштадтского мятежа, трудился в Наркомвнешторге и был председателем Сестрорецкого горсовета. После всех этих свершений в 1932 году отправился на пенсию. А после убийства Кирова в 1934-м начались массовые аресты.
— Сотрудники НКВД нагрянули ночью, — рассказывает Нина Александровна. — Люди в военных шинелях будили спящих ударом тыльной стороны винтовки в живот. Не позволив одеться, выводили на декабрьский мороз, заталкивали в машину и увозили. По словам мамы, меня, десятимесячную, пытались вырвать у нее из рук. Но она прижала ребенка к груди и не отпускала даже в изоляторе…
…В столыпинском вагоне пахло, как в загоне для скота. Арестанты уже несколько дней ехали стоя, плечом к плечу. Куда их везут? За что? На редких остановках людей выгоняли, раздавались оружейные залпы…
— Деда с бабушкой загнали в лагерь под Омском, — говорит Нина Александровна. — Матери только из-за ребенка разрешили поселиться в городе. Но “ссыльных” никто не хотел брать на работу. Она со слезами умоляла дать ей место на молокозаводе только за кровать в общежитии. Потом узнала, что моего отца, который мальчишкой сидел в шалаше с Лениным, большевики сослали в лагерь под Воркуту.
Емельянов долго ничего не знал об участи других сыновей. Николая-младшего, который бегал за газетами для Ильича, расстреляли сразу после ареста. Без суда и следствия. Кондратия, которого полюбил Ленин за умение “кричать совой” (по протекции вождя тот потом поступил в институт), через три года убили выстрелом в затылок при попытке побега из лагеря. Алексей провел в лагерях 18 лет. Георгия выпустили из-под ареста уже через три года, но потом он погиб на фронте. Миновала страшная участь только Льва, который успел переехать в Москву еще до репрессий.
Через семь лет Емельянова отпустили на поселение для ссыльных в один из колхозов. Там рабочий с “золотыми” руками построил себе новую избу. Любил он посадить первоклассницу Нину к себе на колени и потчевать ее рассказами об Ильиче и о том, как семеро сыновей помогали ему вершить революционное дело. “Носи октябрятский значок, он будет тебя хранить, как талисман”, — поучал внучку узник ГУЛАГа.
— В школе нам рассказали о Ленине в Разливе, и я по глупости выступила, что мой дед и есть тот рабочий, — вспоминает Нина Александровна. “Что же вы с матерью делаете здесь, в глубинке?” — не поверила учительница. Подвига Емельянова никто не вычеркивал из истории. Опустили только его дальнейшую незавидную судьбу… Через десять лет ссылки деда перевели на поселение в Казахстан.
Своего отца Нина впервые увидела, когда ей исполнилось 5 лет. Мать плакала, уткнувшись в мокрый, поседевший без времени затылок мужа. Лагерь Александру заменили ссылкой.
— Но через два года папа ушел на фронт, был два раза ранен, — продолжает внучка героя революции. — Вернувшись с войны, работал на заводе, а в 50-м году в нашу дверь снова постучали ночные “гости” из НКВД. Под истошный крик мамы отца вывели из дома… Мы думали, что больше его никогда не увидим…
Броз Тито дал орден бездомному герою
Николай Емельянов широкими взмахами косил траву, когда увидел, что по дороге от совхоза, подобрав юбку, бежит жена. “Коля, что же это?” — косынка у Надежды съехала, волосы растрепались по плечам. Протянула бумагу. В ней сообщение от 1954 года: решением коллегии Верховного суда СССР реабилитировать семью Емельяновых… “Тех, кто остался от нее…” — стойко переживал Николай Александрович известия о смертях сыновей, а как коснулось дело веры в партию, схватился за сердце. Врачи позже поставили диагноз — инфаркт.— Нашего отца тоже сразу отпустили из лагеря, мне как раз исполнилось 20 лет. Поскольку дед вырос в Разливе, он мечтал снова туда вернуться, — продолжает Нина Александровна. — И как поправил свое здоровье, отправился с бабушкой под Питер. Только никто его в родном краю не ждал…
Никто на улицах родного села не узнавал бывшего соседа: из молодца с раскосыми усами Николай превратился в старика… Боялся Емельянов за свое родовое гнездо: вдруг сожгли его чекисты? С дороги увидал сарай и дом. И снова беспокойство: пустят ли? Во дворе старик подивился столпотворению. Молодой экскурсовод заканчивал: “Если бы герой Емельянов не спас вождя от охранки, Великая Октябрьская революция могла и не случиться…”
На застекленной веранде родного дома дружно пили чай музейные работники. Николай с Надеждой Кондратьевной поднялись на крыльцо, но экскурсовод вежливо объяснил, что выставка на сегодня закрыта.
— Постойте… Мы же и есть… Емельяновы, — потупил глаза старик.
— Так шутите, а еще пожилой товарищ. Емельянов погиб на фронте как герой, — пожурил его комсомолец.
В местной администрации чету Емельяновых заверили, что теперь их дом является музеем всесоюзного значения. А на то, что Николай купил и обустроил эту землю, ответ был прямой, как линия партии: “Товарищ, на дворе коммунизм. И на вашем в том числе”.
— Когда дедушка подался к знакомым, никто не давал ему ночлег: “За своих детей боимся”, — говорит Нина Александровна. Только одинокая старушка выделила под жилье бывшим соседям курятник в три раза меньше, чем сарай Ленина, и разрешила разбить огород. Два года тем и питались, что земля подаст.
Повернул судьбу нашего героя очередной коммунистический лидер. Югославский вождь Броз Тито в 1956 году задумал свершить в Союзе рейд по ленинским местам. При подготовке к его визиту в Разлив партия припомнила, что реабилитировала Николая Емельянова. Работники местной администрации нашли старика в означенном курятнике. Емельянов не хуже Ильича пригрелся на лежанке из сена. “Вас постановили наградить орденом Ленина и назвать в вашу честь улицу, где находится музей-сарай. Так что советуем побриться и надеть костюм”.
— Только благодаря Тито нашей семье и вернули дом, где я доживаю свои дни, — говорит Нина Александровна. — А чтобы все было по закону, дед задним числом отписал музею остальную собственность. Разочаровался ли он в советской власти? Вслух он ее никогда не критиковал, а свою судьбу считал просто досадной ошибкой… Музейные работники пригласили деда работать электриком. И наша семья постепенно к выставке приобщилась: мать работала сторожем, отец — дворником. А когда приходили посетители, Николая Емельянова иногда звали показаться на крыльцо, как иллюстрацию к экскурсии. Но тут он уже не долго прожил — опять сердечный приступ…
Трудно представить, что творилось в душе Николая Емельянова, когда ему жал руку Иосип Броз Тито.
По жизни его вели вожди.
Сослали — после смерти Кирова. Реабилитировали — после кончины Сталина.
Между этими жерновами прожевала мельница истории семью маленького человека — рабочего оружейного завода. А ведь спасение Ленина в Разливе — один из винтиков, через которые провернулась русская революция. Впрочем…
— Если не дед, так другой пролетарий спрятал бы Ленина, — по-народному забито рассуждает внучка Емельянова. — Думаете, для партийной машины не нашлось бы запасного винтика?
