Впрочем, на московских улицах кошку даже весной редко увидишь. Их стараются не выпускать на улицу. Опасно. Кругом бультерьеры, мотоциклы, автомобили… Да и кошки пошли породистые, дорогие. Выпусти — и где ее потом искать?
Совсем другое отношение к кошкам в подмосковных селениях. Там кошки обычные, бесплатные, поэтому они сохраняют независимый статус и свободно гуляют на все стороны.
Гуляют и попадают под колеса. Одна за другой.
В домах, что стоят на дороге, кошки редко доживают до двух лет. В большинстве случаев их сбивают машины. Кого-то находят хозяева и хоронят. Кого-то не находят и не хоронят. По ним ездят машины, разминая лохматую кучку в темное пятно.
Собак на дороге тоже сбивают. Но все-таки не так часто. Собаки как-то понимают, когда можно идти, когда нельзя. К тому же они боятся быстрых огромных машин. А кошки не понимают и не боятся. Вернее, боятся, но не соображают, где свет, откуда грохот, куда бежать…
Почти каждые выходные я еду за город по старому узкому шоссе, проложенному через деревни и поселки. Еду и вижу сбитых кошек.
Зимой они попадались сравнительно редко. Но вот наступила весна, и дорога снова усеяна трупами. Раздавленные головки, кровавое месиво, пушистая шерстка — рыжая, разноцветная, белая. Полчаса назад была жива изящная беленькая кошечка, всеобщая любимица, умница, все понимала, ловила мышей, раскладывала на крыльце…
На тридцати километрах одного подмосковного шоссе можно увидеть до десяти сбитых кошек. Это в марте. Летом будет больше.
Геноцид кошек.
* * *
Ученые говорят, что кошки думают примерно как двухлетний ребенок. Понимают и запоминают прямые короткие связи между событиями и явлениями. Наверное, поэтому они, как двухлетние дети, забавные и трогательные.У меня три кошки, собравшиеся в нашей семье благодаря случайным обстоятельствам. Два интеллигентных перса и одна рабоче-крестьянская Мара. Персы — тормоза. Мара зовет их плюшевыми обезьянами. Если я даю что-то вкусное, она успевает проглотить свою порцию и наваливается на их мисочки, пока они только принюхиваются к еде.
Чтоб они спокойно поели, я закрываю Мару в комнате. Она старается выломать дверь и одновременно орет персам: “Не жрать! Я сказала, не жрать без меня!”
Персы не могут принимать пищу в столь нервной обстановке. “А почему там Мара плачет? — спрашивают они ангельскими голосами. — Мы пойдем посмотрим…” Оставляют мисочки и тянутся к двери — успокаивать через щелку беснующуюся Мару.
Мара глумится над персами, но заботится, как о меньших братьях. Вылизывает. На даче приносит им мышей. Старший перс однажды тоже поймал мышь, и это на него произвело такое сильное впечатление, что он потом и в Москве еще долго охотился — устраивал по ночам засады в спальне, караулил, прыгал, двигал мебель.
У меня нет сомнений, что Мара знает матерные слова. Прошлым летом у соседей на даче была стройка, она ходила туда следить за рабочими и нахваталась. И уже научила старшего перса. Младшую тоже пыталась. Но, к счастью, к ней плохое не пристает, потому что она принцесса — возвышенная и воздушная. Если к нам на минутку заходит чужой человек, она на два дня удаляется под ванну, и ее оттуда не выковырять ничем. Зато в мирное время она любит смотреть со мной фигурное катание. А Мара любит в этот момент к ней подкрасться, повалить на пол и бороться. Мара мелкая кошка, но очень сильная. Когда ей снимали швы в поликлинике, ее держали три человека, но она задними лапами ухитрилась отшвырнуть медсестру так, что та ударилась головой об стеклянный шкафчик. Слава богу, не разбила.
Как видите, мне есть что рассказать про своих кошек. Но речь не о них, а о тех — сбитых и раздавленных. Они ведь тоже много чего понимали и были забавными, трогательными и любимыми. Их смерть принесла хозяевам горе. Настоящее горькое горе со слезами, бессонницей и сердечной тоской.
* * *
Обычно говорят так: “Тут люди мрут как мухи, и всем наплевать — чего же по кошкам убиваться…”Или еще так: “Да, плохо, что кошки попадают под машины, но тут ничего не поделаешь, они все равно будут гулять, во дворе их не удержишь”.
Правильно. Но при всей этой правильности ни в одной приличной стране не увидеть такого астрономического количества трупов домашних животных, сбитых автомобилями. Как-то все устраиваются так, чтоб не убивать напрасно живые существа, которые к тому же являются чьей-то собственностью. В Америке, например, скоростные дороги построены таким образом, что животные не могут туда забрести. Они высоко расположены и наглухо отделены от населенных пунктов специальными ограждениями. А там, где живут люди, быстро ездить нельзя — иначе огромный штраф.
В бедной стране Мексике на спидвеи денег нет и дороги проходят, как у нас, через города и деревни. Но там они через каждые пятьдесят метров вздыблены “лежачими полицейскими” — и разогнаться быстрее двадцати километров в час невозможно. А на такой скорости водитель всегда успеет остановиться — и перед детьми, и перед курами, и перед кошками.
То есть проблема на самом деле не безвыходная, она имеет техническое решение. Но, чтоб его найти, нужно перестать относиться к сбитым кошкам и собакам как к данности, обычному “украшению” загородной дороги и естественному ходу вещей, от которого никуда не денешься.
Совершенно неестественно и неправильно, когда дороги в стране усеяны окровавленными трупами домашних любимцев. Наоборот, это дико и страшно. Настолько страшно, что иностранцы, работающие в Москве, стараются не возить по нашим загородным дорогам своих детей, чтоб жуткие картины не отразились на их психике.
Зато на нашей психике ничего не отражается. Мы едем, покуриваем, песенки слушаем. Дохлятина? Объезжай, а то колеса вонять будут. Не получилось? Да и хрен с ней, выветрится!
