Руки на вечные муки

За что люди с плавниками не любят “Аленький цветочек”

Издавна в Приволжье существовала легенда о чудище с безобразными лапами, похожими на рыбьи плавники. “Зверя — не зверя, человека — не человека” описал в сказке “Аленький цветочек” Сергей Аксаков, чья родовая усадьба располагалась в двенадцати километрах от села Майны Симбирской губернии.

Мало кто знает, что у “зверя лесного, чуда морского” был прототип. Сколько помнят старожилы, в Майнском районе Ульяновской области жили люди со сращенными пальцами. Ген, отвечающий за руки-плавники, передавался из поколения в поколение. И теперь в двух поселках, Игнатовке и Загоскине, можно встретить немало “отмеченных”, как называют их деревенские.

В сказке заклятие злой волшебницы пало, чудище обернулось принцем. “Только пальцы у доброго молодца остались прежними”, — усмехаются жители райцентра. Как сложилась жизнь у людей с необычным родовым признаком, узнал наш специальный корреспондент.

Ручные чудища

Приволжская глубинка, аксаковская вотчина, поселок Игнатовка... В осеннюю непогоду полузаброшенное селение кажется нежилым. В магазинной будке, больше похожей на курятник, справляемся о людях с необычными руками. Нам тут же указывают на десяток домов.

Стучимся в ворота к Павловым. Оконная рама залеплена снегом, в окне — ярко-красный цветок.

— “Аленький цветочек” — талисман Марии Федоровны, — говорит взявшаяся проводить нас женщина. — У всех “отмеченных” летом палисадники, зимой подоконники полыхают огненными цветами.

Хозяйка встречает нас насторожено, по привычке прячет руки за спину, говорит с вызовом: “Что мы, чудища лесные, чтобы нас на обозрение выставлять?” Но сердечность и доброта берут свое: подвигая к нам войлочные тапки — чуни, она говорит нараспев: “Присядем!”

Накрывая на стол, по–детски радуется принесенным гостинцам: сыру, колбасе, сардинам в масле. Сама пожилая хозяйка в магазин ходит только за хлебом.

Разлив по чашкам чай, выкладывает большие, красные от мороза руки на стол: “Вот этими культями с 14 лет шерсть ворошила на суконной фабрике. На смеске сырье с напарницами стелили, поливали его водой из шланга, потом трясли вручную. Всю смену по пояс в воде стояли. Меня долго из–за рук к чесальным аппаратам не допускали. Во время летних отпусков встала за станки, мигом все приемы освоила, еще и передовиком стала. Выходит, культи–то мои мастеровыми оказались”.

От кого пошел род “отмеченных” — теперь никто уже в Майнском районе и не вспомнит.

Писатель Сергей Аксаков услышал предание о чудище в детстве от ключницы Пелагеи во время болезни, когда “скорому его выздоровлению мешала бессонница”. А записал и опубликовал сказку “Аленький цветочек”, будучи уже пожилым человеком, в 67 лет, за год до смерти — в 1858 году. Местные жители уверены, что, описывая безобразные лапы не то зверя лесного, не то чуда морского, писатель имел в виду одного из предков “отмеченных”.

Старожил Майны Матвей Неволин помнит, как дед рассказывал ему о земляке Кузьме, чьи руки были похожи на гусиные лапы: между пальцами были натянуты кожные перепонки. Ребятня по дурости дразнила его “гусем лапчатым”. А он только посмеивался в ответ: “Этакими плавниками и сено загребать удобно, и на рыбалку в самый раз: можно на лодке плыть без весел”.

Продолжает рассказывать и наша хозяйка:

— У мамы моей, Анастасии Павловны, пальцы от рождения были сращены и перекрещены, и дед, Павел Кириллин, был трехпалый. Говорят, и у его предков были покореженные руки.

Только никто из “отмеченных” не унывал. Дед Павел считался первым плотником на деревне, чудо–сундуки да буфеты мастерски вырезал. Его увечные руки золотыми считали. Павел Кириллин был отнюдь не красавцем, но по оба волжских берега слыл парнем веселым, виртуозно играл на балалайке. “Девки вокруг него хороводы водили, — рассказывает хозяйка. — Первая прелестница в округе глаз с него не сводила, полюбила его, как в сказке, “за ласки и угождения, за душу добрую”. Из восьми детей Кириллиных шестеро “отмеченными” родились. Среди них и моя мама”, — показывает Мария Федоровна пожелтевшую фотографию.

На карточке у сидящих в первом ряду малышей на руках по три-четыре пальчика. В те годы они еще не прятали, как взрослые, руки в рукава пиджаков.

Культяпкин род

Проблемы начались у “отмеченных” детей в школе, когда руками–пауками нужно было удерживать ручки и карандаши. Но приноровились.

— Все мои сестры были рукодельницами, — продолжает рассказывать хозяйка. — Соседки бегали к нам за советом, как правильно скроить платья да брюки. Ровнее нашей Зины и Гали никто не мог строчку проложить.

— А как обстояли дела на любовном фронте?

— У меня любый был — Коля. Гуляли–миловались, а как дело к свадьбе пошло, мать его встала на дыбы: “Заговоренная твоя Машка, над всем их родом висит заклятие, погубит она тебя!” Жених мой смалодушничал, отступился, стал меня стороной обходить. Ох, плакала я! Думала, счастье между пальцев просочилось.
Потом вышла замуж за другого Николая, за одно только имечко его светлое. С мужем ладно жили. А моему первому Коле не выпало счастье в личной жизни. Женился не по любви, мучился, потом запил… Несостоявшаяся свекровь ко мне приходила, винилась. Да вернуть к тому времени ничего уже нельзя было. У меня к Пасхе сын народился. Акушерка “обрадовала”: “У мальчика на руках по четыре пальчика”. Чтобы выправить сыночку судьбу, решили назвать его Федором, что означало “божий дар”.

Но жизнь в одном доме со свекровью не заладилась. Старуха шипела на невестку: “Сама культяпка — культяпку и родила. Семью нам испортила, фамилию опозорила”. Про маленького Федю было сказано: “На мороз его! Собакам на съедение!” Ушли молодые на квартиру. Трудно жили. Еще один сынок родился с нормальными ручками, а вот дочка Наташа — уже “отмеченной”.

— Не пытались детям хирургическим путем разъединить сращенные пальцы?

— Наташе в Ульяновске в семь лет сделали операцию на левой руке. А Феде руки прооперировали только в 7-м классе.

— Резали с одной целью: чтобы в армию послать, — подключается к разговору пришедший со двора сын хозяйки Федор. — Обкололи уколами, и давай кромсать ножом. Я в это время медсестре стихи читал. Разрезали мне пальцы, только они потом снова зарастать стали, я между обрубками все время щепу вставлял, только самые фаланги и разъединились. В армию меня не взяли, дали вторую группу инвалидности.

Это не помешало Федору прослыть в поселке мастеровым. Какая техника у деревенских выйдет из строя — несут Павлову. Только расплачиваются неимущие соседи с ним яйцами да зерном. Живут в районе бедно.

Кормившая некогда весь поселок суконная фабрика ныне влачит жалкое существование. Федор летом работал на посевной, сейчас сидит без работы.

Мария Федоровна ухаживает за бабушкой в доме престарелых. За труды больная ей приплачивает в месяц по 500 рублей.

— А еще покойники выручают, — огорошивает нас хозяйка. — Кто умрет в поселке, посылают за мной, чтобы оплакала умершего светло. За душевное песнопение платят 50 рублей. На хлеб хватает.

Счастье между пальцами

Сестру Марии Федоровны, “отмеченную” Зинаиду Федоровну Иванову, мы встречаем на крохотной поселковой площади, где с давних пор стоит алебастровый Ленин. Пенсионерка идет с плетеным коробом, полным грибов–белянок. Несмотря на то что бабушке перевалило за семьдесят, дома она не сидит.

— Пока шуршу — живу! — говорит старушка.

Многие в селе отмечают, что баба Зина — копия своей матери, неунывающей Анастасии Павловны.

— Мама была оптимистка, на свои “неправильные” руки внимания не обращала, — рассказывает хозяйка. — Все успевала: и на фабрике работать, и хозяйство вести. Жили мы бедно, голодно, а она, бывало, варит нам немудреную похлебку и поет. Отец с войны пришел покалеченный, по ночам зубами скрипел от боли, мама тихонько плакала. А утром нас с улыбкой в школу провожала, напевала, не хотела, чтобы нас, малолеток, горе горькое касалось крылом.

Это чудище в “Аленьком цветочке” жило в поместье, где “лестницы из малахита медного, перила золоченые, ключи шумят по колодам хрустальным”. Гостей “зверь лесной” угощал “яствами сахарными, фруктами заморскими, питьем медвяным”.

А Зинаиде с сестрами приходилось стучать в чужие дома, просить “подать Христа ради” что-нибудь из съестного. Им выносили по ложке супа, и они бежали к следующему двору…

Когда дочки начали на танцы бегать, мать со смехом напутствовала их: “Девки, руки-то не забывайте за спину прятать”. Сама понимала: счастье не в количестве пальцев. Но Зининого жениха Ванюшу предупредила: “У нас природа особая — руки плавниками”. Иван будущей теще ответствовал: “Я рук Зининых не вижу, больше в глаза ее озерные смотрю”.

— Жили с Ваней — как песню пели! Мирно и ладно, — делится с нами Зинаида Федоровна. — Радости было, когда сынок родился с “правильными” ручками. В роддоме несколько раз считала и целовала каждый его пальчик! И дочка здоровенькой родилась.

Жизнь мелькала, что веретено: 16 лет работы на “суконке”, 23 года на почте. А потом остановилась. Судьба догнала Зинаиду: “отметила” мужа и дочку по–своему — оба умерли от рака. С тех пор прошло двадцать долгих лет. У сына теперь своя семья, он по полгода на заработках. Вот и не сидится бабе Зине в пустом холодном доме одной.

Летом бабушка садится на велосипед — и в лес, за ягодами да грибами. Зимой встает на лыжи, идет за рябиной и калиной. “На природе забываю о горе”, — говорит она.

По вечерам баба Зина садится вышивать. Особенно любит сооружать на суконных сумках алые заморские цветы.

Не нажила Зинаида Федоровна, как в сказке, “золотой и серебряной парчи, черных соболей, венцов самоцветных, тувалетов хрустальных”, а вот цветочков аленьких, “краше которых нет на белом свете”, у нее не счесть. Огненными цветами расцвечены у хозяйки и салфетки, и занавески.

Родственные души

Ныне в Майнском районе “отмеченных” осталось не более пятидесяти.

— Разбросало по свету и потомков деда Павла Кириллина, — подводит итог Мария Федоровна. — Сестра Галя уехала в Тольятти, работала на свиноводческой ферме. Мамин брат, Константин, живет в подмосковном Раменском.

Никто в районе не пытается ныне отследить закономерность перехода злополучного гена. За пару веков тут каждый второй стал друг другу родней. В хитросплетениях родственных связей не разберешься. Но неизменным осталось одно: если человек “отмеченный”, то обязательно оказывается мастеровым, непьющим, добродушным.

— Бог дал, Бог взял! — говорит житель села Загоскино Сергей Митрофанов. — Чтобы освоить столярное и слесарное дело, достаточно и трех пальцев на каждой руке.

Пока сверстники, здоровенные мужики, хлестали водку, местный Кулибин, используя люльку от мотоцикла, соорудил аэросани, из бензопилы и подручных материалов сделал мотоплуг. Ныне в сарае у Митрофанова стоит сделанный по собственной схеме сварочный аппарат. Из бани в дом проложены трубы отопления. И это при том, что пальцы на одной руке у Сергея вообще не разгибаются.

* * *


Заколдованный принц в сказке Аксакова жил чудищем ровно тридцать лет. “Отмеченные” в Майнском районе Ульяновской области заколдованы навечно. Кто свыше прогневался на их род, что отметил руками–плавниками, им задумываться недосуг. Они в колдовство не верят, работают, мастерят, вяжут себе перчатки кто на три, кто на четыре пальца. Ассоциации со “зверем лесным, чудом морским” — не приемлют. Ни в одном их доме не найти книжки со сказкой “Аленький цветочек”. Но каждую весну они высаживают алые тюльпаны и пионы. На удачу.

КОММЕНТАРИЙ СПЕЦИАЛИСТА:

Ортопед Василий Белов: “Врожденное сращение пальцев рук или стоп носит название синдактилия (в переводе с греческого — “пальцы вместе”). Степень такого сращения может быть различной: от еле заметной перепонки между двумя или несколькими пальцами до полного единения всех пальцев. Заболевание может быть как самостоятельным пороком, так и следствием наследственного фактора. Сбой в процессе внутриутробного развития происходит на 7—8-й неделе. При формировании пальцев не происходит их разъединения. Это гораздо чаще встречается у женщин, которые более 5 лет проработали на химическом или другом вредном производстве.

Синдактилию оперируют, как правило, после 2 лет.

В послеоперационном периоде конечность фиксируют гипсовой шиной в течение месяца”.

Ульяновская область — Москва.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру