В Парме — ветчина, сыр пармезан и Пармская обитель. Но эта информация для взрослых. А для детей… О! Чего здесь только нет для детей! Например, музей кукол, где в четырех залах видимо-невидимо буратин из дерева и папье-маше. А еще — театральный фестиваль, на который везут свой театральный продукт со всей Италии. Продукт очень “съедобный” и неожиданный.
Театральный фестиваль для детей — показатель отношения страны к детям. В этом я окончательно убеждаюсь в театре “Al Parco”, расположенном в красивейшем парке старинного города. Парк — со статуями и лебедями в пруду, театр — в старинном здании с колоннами и весьма современный внутри. Здесь аж в четырех залах нон-стопом с утра до вечера играют спектакли для детей. Какие? Чем дальше смотрю, перебегая из зала в зал, тем больше убеждаюсь, что главный герой этих спектаклей — сам ребенок. И его не учат: “Будь добрым, хорошим и т.д.”, а показывают его самого с его проблемами, которые даже не приходят в родительские головы. Тот самый ребенок, что сидит на маленьких скамеечках и держит за руку папу или маму, что привели его в театр. Может быть, в первый раз. А от первого раза многое зависит.
Бабочка — балетница — воображала — сплетница
“Бабочки” — название, кроме красивостей, ничего не обещает. Ну разноцветные крылья, порхание с цветка на цветок, ну еще, может быть, сачок в руках карапуза, с кровожадным азартом вылавливающего этих пестрокрылых насекомых. Нет! Нет! И нет! — говорит театр ТРО, который сделал про бабочек, может быть, самый трогательный и романтичный спектакль.
В центре сцены — два артиста в белых костюмах (брюки, майка), вокруг них на мягких сиденьях сидят крошки, которые в течение часа наблюдают, как из гусеницы рождается бабочка. А происходит это посредством соединения современного танца с компьютерными технологиями. Пять проекторов, зависших над сценой, дают на пол изящные картинки биологических метаморфоз, вокруг которых и устраивают танцы артисты.
В какой-то момент они поднимают малышей и вовлекают их в занятную игру: прыгай, но не наступи на личинку, бегай, но не спугни бабочку — ведь она такая красивая. От красоты и простоты режиссерского решения у взрослых стоит комок в горле — очень нежная история про какую-то там личинку.
Итальянская мама хуже террориста
А также еврейская, русская, армянская… Да любая чадолюбивая мама, которая из-за своего чадолюбия не видит, что сын вырос и сопли ему утирать не надо. Он сам кому хочешь утрет, но мама… Она же не знает или не хочет знать фразы “я сам”, “самостоятельность” и готова до старости кормить переростка грудью. Постаревшие и поседевшие образцы инфантилизма разгуливают по улицам Москвы и, наверно, других городов мира.
Кому не знакомы конфликты с предками на бытовой почве? Кто не отбивался, особенно в угловатой тинейджерской поре, от родительского диктата? Театр “Дель Бричолли” эту картину нам и представил в постановке “Крик мамы”. Типичная итальянская мама с хрипловатым голосом и постоянным криком “Пипино!” достает сына. Тот как может сопротивляется. Можно не знать итальянского языка, чтобы понять весь ужас существования пацана и отчаяние мамы, которая от безудержной любви хочет как лучше, а получает как хуже.
Самое интересное, что темпераментная жестикуляция итальянцев в спектакле “Крик мамы” переведена в жест.
В тот момент, когда диалог обеих сторон теряет смысл, он переходит в хореографию — очень интересную и чувственную. У актеров, работающих в жанре драматического танца, высочайшая техника. На сцене их двое, а энергия спектакля колоссальная.
Мальчик хочет в пустыню
А вот спектакль “Баракка” из Бельгии. Жутковатый, прямо скажем. Моноспектакль про мальчишку, который растет в арабской деревне. Наверное, он не знает определения “мерзость обыденности”, но наблюдает ее каждый день. Для взрослых — это обычная жизнь: поработал, поел, выпил с соседями, подрался, опять поработал, опять поел… А для тинейджера — это как соль на рану. Он видит больше, он чувствует острее, страдает сильнее. И поэтому у него одна мечта — уйти в пустыню. Он и уходит…
Поражают взрослые артисты, которые играют про детей и самих детей. Один из них — Клаудио Джуан — толстый, бородатый, представляется американским подростком из цветных, столкнувшимся с проблемой сегрегации. Никаких пламенных монологов или обличительных речей. Нет также здесь страданий и формирующегося цинизма. У спектакля даже название обещает нечто красивое и в растяжку — “Блюз”. Блюз играет молодой гитарист, что сидит на барном стуле чуть в глубине сцены.
Монолог парня отлично укладывается в джазовые квадраты. И если не знать содержания “Блюза”, можно подумать, что артист отвязно и с чувством безграничной свободы излагает нечто веселое про девчонок и ночную авантюру. Контраст внешнего и внутреннего делает “Блюз” пугающе красивым.
А был ли мальчик?
Ставить собственную классику — самое опасное дело, чреватое неудачей. И она случилась на спектакле “Пиноккио”.
Историческая справка: когда Карло Колоди придумал историю своего длинноносого мальчишки, он сделал ошибку, которая вошла в историю. И эту ошибку история исправлять не намерена. Дело в том, что в Италии, в отличии от других стран, театральные куклы делятся на буратин и марионеток. Буратинами называют перчаточные куклы, те самые, что надевают на руку, остальные — марионетки. Так вот, Коллоди малость перепутал и время от времени Пиноккио в сказке называет буратино (т.е. перчаточной куклой), хотя он марионетка. С его легкой руки Алексей Толстой имя нарицательное перевел в имя собственное — Буратино, имеющего, правда, весьма отдаленное отношение к своему итальянскому прообразу.
Так вот, спектакль “Пиноккио”. На сцене были все — Карабас-Барабас с длиннющей бородой и вращающимися в гневе глазами, фея с голубыми волосами и в балетном трико. Еще — фигуры в черном, рыба… Не было только Пиноккио — от него остался только один деревянный нос, который торчал из стены желтого домика, поставленного на авансцене.
Карабас метался по сцене с топором, Мальвина полагала, что она хорошо танцует, а Пиноккио так и не явился пред очами публики. Публика удивленно пожимала плечами, но, впрочем, была настроена благожелательно.
Особенно удивляли дети, которые, несмотря на претенциозное зрелище, вели себя как паиньки.
Взрослых просят беспокоиться
Может ли малышня понять и оценить эстетизм творца? И нужен ли он вообще в зрелищах для детей? Вот Александр Либертини, известный в Италии своими экспериментами, утверждает, что он крайне необходим.
Именно его театр “Маленькие принципы” показал спектакль для самых маленьких. “Ба-ба” — для тех, кому два годика. Двухлетки, которые и двух слов толком связать не могут, уселись на коленях у родителей и приготовились смотреть.
То, что им показали, не всякий взрослый поймет. А показали им познание. Не мира, а друг друга. Не мужчины и женщины, а совсем маленьких детей, что воспринимают мир, изучая, буквально на ощупь, друг друга. Эту историю разыгрывают два взрослых артиста, которые почти бесшумно движутся между цветных тряпочек у них над головами и как будто все время ищут друг друга. Удивляются маленьким открытиям, которые для них, наверное, больше неба.
Ни единого слова, но все понятно: это его рука, она почему-то теплая, а пятно на ней, не гярязь, а красотища - закачаешься. И так далее, и прочие психофизические исследования противоположного пола.
— Неужели ваша дочь что-то поняла? — спрашиваю я после спектакля одну молодую маму, которая ведет за руку упирающуюся черноволосую девочку.
Да, это не простой спектакль. Меня удивило, что моя Флавия ни о чем меня не спрашивала, как это обычно она делает на спектаклях. Думаю, что дома она мне все расскажет. А вот что расскажу ей я?..
Не знаю и я сама — ведь “Ба-ба” — не для взрослых, забывших свои первые шаги по земле. И со своей взрослой колокольни нам малышню не понять. А малышня, посасывая соски на руках у родителей, как загипнотизированная смотрела на сцену — ей показывали ее саму в песочнице.
Парма—Москва.
