На фотографиях ХIХ века Пречистенский бульвар мало чем отличается от соседних улиц и переулков.
На внешнем проезде старинные дома встречались нам в начале пути. В одном из них жил Константин Тон, наезжавший в Москву, когда сооружал храм Христа. Другой особняк занимал Василий Сталин, командовавший авиацией Московского военного округа до постигшей его беды.
В конце бульвара сохранился островок старины под номером 31. Видимый за оградой особняк с мезонином появился, когда Москва оживала после пожара 1812 года. С тех пор он неоднократно обновлялся, последний раз в наши дни.
Львы на воротах — тому доказательство. В особняке с мезонином обосновалось в 1909 году издательство с загадочным названием “Мусагет”. Так греки называли бога Аполлона. Слово “Musagetes” переводится на русский язык как “предводитель муз”. Некоммерческое дело завел старший брат известного композитора Николая Метнера, знаток музыки и философ Эмилий Метнер. Касса издательства пополнялась деньгами германского мецената.
Вокруг “Мусагета” сплотился раздираемый внутренними противоречиями круг ярких литераторов, философов и переводчиков. Они считали себя символистами, проявляли равнодушие к политике, проповедовали “искусство для искусства”. Символизм как явление мировой культуры возник во Франции. В России его родоначальником считается потомок войскового старшины Федора Мережки, писатель и религиозный философ Дмитрий Мережковский. Он первым в русской литературе употребил это слово, “символизм”. Как высказывалась его жена, острая на язык Зинаида Гиппиус, они оба “ненавидели реализм”.
Символисты стремились уйти от надоевших поэтических форм реализма. Валерий Брюсов, обращаясь к “юноше бледному со взором горящим”, сформулировал три завета нового течения:
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее — область поэта,
Помни второй — никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно,
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему безраздумно, бесцельно.
Символисты старшего поколения Брюсов, Мережковский и Гиппиус считали своим духовным учителем сына великого историка Соловьева, философа и поэта Владимира Соловьева, умершего в 1900 году. В пророческих стихах он предсказал грядущие потрясения России:
Всюду невнятица,
Сон уж не тот,
Что-то готовится,
Кто-то идет.
Готовилась Русско-японская война и революция 1905 года. Пришли с бомбами и револьверами боевики. Москва залилась кровью.
Поиски “соответствия с потусторонним миром” привели символистов к “оккультивизму”. Николай Бердяев наблюдал, как символисты ”старались обнаружить оккультные знания, которых в действительности не было. “Я признаю, — писал он, — существование оккультных дарований в человеке. Но у большей части людей, увлеченных в то время оккультизмом, я никаких оккультных дарований не замечал...” Оккультизм был малой частью того, что наблюдалось в особняке на бульваре.
В издательстве вышли статьи и стихи Вячеслава Иванова, сборник Марины Цветаевой “Волшебный фонарь”. В “Мусагете” Александр Блок опубликовал “Стихи о Прекрасной Даме”, получил предложение выпустить собрание сочинений. 2 ноября 1910 года Блок читал здесь драму “Незнакомка”, где недосягаемая женщина внезапно возникает и исчезает, называет себя Марией.
Цензура усмотрела в символе образ девы Марии и из опасения святотатства не дала поставить “Незнакомку” в театрах.
Самым деятельным сотрудником “Мусагета” несколько лет проявлял себя Андрей Белый, философ, поэт и прозаик, автор романа “Петербург”, предсказавший в нем революцию 1917 года. Сын профессора математики Московского университета пошел было по пути отца, окончил физико-математический факультет, но, рожденный поэтом, заявил о себе как литератор и теоретик символизма. Андрей Белый называл “Мусагет” “клубом, где бывают философы, художники и т.д., то есть место завязывания новых идейных узлов, общений, планов и т.д.”. В этом клубе на семинарах, обсуждениях статей и книг бывали известные всей России прозаики и поэты Константин Бальмонт, Игорь Северянин, Иван Бунин, Леонид Андреев.
Под маркой “Мусагета” выходил журнал “Труды и дни”, переводы античных и средневековых авторов. Издавались сборники лирики, философский ежегодник “Логос”, одним из редакторов его был сын фабриканта Федор Степун. В Германии в Гейдельбергском университете он защитил докторскую диссертацию по философии Владимира Соловьева. В “Логосе” вышли главные сочинения Степуна “Трагедия творчества” и “Жизнь и творчество”. Их читали немногие. Тысячи слышали его блистательные лекции по философии и литературе, с которыми он выступал в России.
Какой это был лектор, дает представление воспоминание одной из тех, кто слушал лекции в Мюнхенском университете, профессором которого Степун состоял тридцать лет спустя после “Мусагета”: “И вот он вышел, — зал заорал... Зал бушевал. Да, нигде таких оваций мне не приходилось слышать, разве что после концертов Святослава Рихтера, уже через много-много лет. Но эти овации до выступления — от радости предчувствия, от благодарности за восприятие накануне”.
“Мусагет” рухнул после захвата власти большевиками, лишившись денег германского мецената. Последний, самый известный в русской литературе символ “Двенадцать” — возник бессонной ночью января 1918 года. Дюжина красногвардейцев с “кровавым флагом”, наводившая страх на прохожих, показалась Блоку двенадцатью апостолами Октябрьской революции. А тринадцатым шел впереди Спаситель: “В белом венчике из роз впереди Иисус Христос”.
Вскоре, придя в ужас от кровопролития, автор символа утратил желание писать стихи и “слушать музыку революции”, к чему призывал современников. Зинаида Гиппиус поэму считала “горестным падением”. Блока “выкинули из квартиры”, где прожил с женой много лет. Усадьбу с библиотекой в деревне сожгли. Блок умер в мучениях. Судьба большинства символистов печальна. Мережковский и Гиппиус раньше других поняли, что случилось осенью 1917 года в Петрограде. По словам Мережковского, наступило “царство Антихриста”. На другой день после захвата Зимнего дворца, 26 октября, Зинаида Гиппиус написала:
Какому дьяволу, какому псу в угоду,
Каким кошмарным обуянным сном,
Народ, безумствуя, убил свою свободу,
И даже не убил, засек кнутом.
Поразительная писательская пара 52 года прожила вместе в России и за границей, со дня свадьбы “ни разу, ни на один день” не покидая друг друга. На прошение в Петроградский совет о выезде за границу для лечения последовало: “Не выпускать ни в коем случае”. Решили, бросив все, бежать из города.
Эмигрировали Бальмонт и Цветаева. В Россию Марина вернулась и повесилась. Игорь Северянин оказался в Прибалтике, там умер в нищете. Вячеславу Иванову легально удалось уехать с семьей в Рим, где его могила. Федора Степуна выслали на “философском пароходе”. До высылки философ и поэт воевал прапорщиком-артиллеристом, избирался делегатом 1-го съезда Советов, слышал выступление Ленина. Будучи на безопасном расстоянии от сталинской Москвы, в “Мыслях о России” вспоминал: “Слушая первые ленинские речи, я недоумевал: он говорил изумительно убедительно, но и изумительно бессмысленно. Основною чертою психологии и идеологии его речей была не простота (настоящая простота внутренне всегда сложна), а какое-то ухарски-злостное упростительство...” Федор Степун пережил всех символистов и скончался в 1965 году.
Все “русские европейцы” времен “Мусагета” не дожили до тех дней, когда на родине их сочинения вернулись на книжные полки магазинов.
За особняком во дворе прячется трехэтажный дом под тем же номером 31. Известно здание тем, что здесь в 1872 году открылась первая в России женская гимназия с программой классической мужской гимназии. В ней изучались два языка и литература Древней Греции и Рима. Гимназию создала дочь тверского помещика, учительница греческого и латыни Софья Николаевна Фишер, носившая фамилию мужа, преподавателя математики и физики.
Прежде девочки обучались в женских гимназиях с упрощенной программой. Высшее образование, путь в науку в России для них был закрыт. В университеты женщин не принимали.
В гимназии Фишер выпускницы после шести классов получали право служить домашними учительницами и наставницами. Аттестат после 8 классов приравнивался к аттестатам мужских гимназий и давал право преподавать в низших классах мужских гимназий и во всех классах женских гимназий. Выпускниц гимназии Фишер без экзаменов зачисляли в созданный в Петербурге медицинский институт. То был прорыв в образовании женщин, уравнивании прав с мужчинами.
Гимназия Фишер слыла московской достопримечательностью, как в свое время Первая гимназия на Пречистенском бульваре. Ее показывали знатным иностранцам. По воспоминаниям воспитанниц гимназии, в ней царил дух доверия, дружбы, взаимопонимания и любви. Успешно начатое дело позволило через два года из небольшого дома на бульваре переехать в собственный дом в районе Остоженки.
Между особняками в начале и конце бульвара тянется шеренга многоэтажных домов начала ХХ века. В книжке о бульварах известный краевед Юрий Федосюк все эти здания с пренебрежением назвал “типичными образцами эклектической архитектуры, которые в художественном отношении ничего интересного не представляют”. Он утверждал, что можно много лет проходить мимо и не запомнить их облика. Как ему казалось, не спасали положение ни эркеры, ни фигурные проемы окон и дверей, потому что их “объемы невыразительны и сухи”.
Причину “вычурности и безвкусицы” писатель видел в том, что воля архитекторов была “целиком подчинена воле заказчика — капиталиста, требовавшего добротности, комфорта и внешней красивости, но понятия не имевшего о подлинной красивости”.
Все эти мысли перекочевали в путеводитель из книг советских искусствоведов, где модерн приравнивался к декадансу, считался признаком упадка буржуазной культуры. Облик внешнего проезда Гоголевского бульвара определяет стиль, пришедший, как не раз бывало, из Европы. Московские архитекторы подпали под влияние франко-бельгийской и австрийской школы. Это влияние видно на фасадах, украшенных керамикой, скульптурными масками, барельефами, вазами, орнаментом. Никакой эклектики нет, а есть ярко выраженный модерн, поныне главенствующий на улицах центра Москвы.
Фасады этого стиля создавали мастера, умевшие рисовать. Ярче всех выразился в нем Лев Кекушев, выпущенный из стен Петербургского института гражданских инженеров. На Гоголевском бульваре, 21, ему принадлежит доходный дом, прежде жилой, ныне офисный. Фасад облицован светлой плиткой, украшен женскими масками, барельефами птиц, судя по всему, филинами. Кекушев считается родоначальником московского модерна, его соотносят с символизмом в архитектуре. Зодчие, как поэты, попали под влияние философии Ницше, исполняли роль “художников жизни”. Один из самых прекрасных зодчих Лев Кекушев. Родившийся в 1862 году в Симбирской губернии и неизвестно где умерший, когда шла в России Гражданская война, предсказанная символистами.
