Перевелись у нас романтики, грезящие о далеких мирах! Дети больше не хотят быть космонавтами, только банкирами.
— Это не совсем так, — утверждает действительный член Международной академии астронавтики из Государственного научного центра РФ “Институт медико-биологических проблем РАН” Марк БЕЛАКОВСКИЙ. — В нашем институте стоит огромная очередь желающих “полететь” на Марс, а точнее, поучаствовать в научном эксперименте по его имитации.
Российские ученые делают все, чтобы к 2020 году все-таки отправиться на Красную планету. Сам Марк Самуилович туда не собирается. Он из тех, кто готовит космических путешественников. Он космический доктор, а в последнее время еще и главный менеджер глобального российского проекта “Марс-500”.
— Какие условия необходимы для того, чтобы стать для современников человеком, открывающим ворота в будущее?
— Надо вырасти в семье, где и дед, и отец были врачами, — говорит Белаковский. — Надо, чтобы в доме, где ты живешь, тебя окружали известные спортсмены и ты с утра до ночи гонял с их детьми в футбол, был в принципе спортивным ребенком. И еще, конечно, важна эпоха, окрашенная первым полетом человека в космос.
— Сколько детей было в вашей семье?
— Я и моя сестра Вера, которая почти на десять лет младше. Я родился в 1947 году в Приморском крае. В Москву мы попали только в 1951 году, когда отца перевели в спортивную команду Военно-Воздушных Сил. Мы ютились в коммуналке на Песчаной улице. Но что это был за дом! В нашем подъезде можно было каждый день встретить звезд отечественного спорта: гимнастов, футболистов, хоккеистов Бабича, Шувалова. Рядом с нами жил лучший в мире вратарь Николай Георгиевич Пучков. В общем, вырос я в спортивном мире.
— Вы могли бы стать спортсменом…
— Мог бы, наверное, если бы не большое желание моей мамы Нины Георгиевны, чтобы я стал врачом. Это была ее мечта, которой не дала сбыться война. Что бы я ни придумывал, она всегда говорила: “Марик, ты все равно будешь доктором”. И я мысленно готовил себя к этому, несмотря на то что видел, как труд врача давался моему отцу. Пройдя всю войну, он работал спортивным травматологом. К нему, врачу команды Центрального дома Красной Армии, часто обращались за помощью спортсмены из других команд — “Спартака”, “Крыльев Советов”, “Динамо”… А уже с 1955 он начал работать с футбольной сборной. Очень тяжелое для нас началось время — отец часто уезжал на сборы. Особенно усиленно трудился перед Олимпиадой в Мельбурне 1956 года. Отец редко бывал дома, и, когда приезжал, это было большим праздником. Вся семья — я, мама и бабушка — собиралась за большим столом, подавали что-нибудь вкусное.
— Вы занимались спортом в детстве?
— Я был очень шустрым, даже хулиганистым парнем, заядлым футболистом. С одной стороны, любил читать и хорошо учился, а с другой — любил бегать по улице, дрался часто.
— Родители наказывали за проказы?
— Только мама. Она била меня как сидорову козу.
— Не обижались на нее?
— Я ее очень сильно любил. Она была заводная, а я не любил просить прощения, предпочитал всегда терпеть. Так вот, чтобы переломить меня, мама иногда пускала в ход даже сковородки. То по мягкому месту, а то и по голове приходилось. Поэтому я такой умный и вырос. (Смеется.)
— Отец не пытался вмешиваться?
— Практически никогда, ведь он все время был в разъездах. Он, безусловно, числился главой семьи как мужчина, добытчик. Но по бытовым вопросам, по моему воспитанию первенство всегда принадлежало маме. Конечно, когда отец был дома, никогда не позволял матери поднимать на меня руку. Еще меня все время защищала бабушка.
Хотя иногда от мамы доставалось и отцу. С кем не бывает: придет человек с работы уставший, иногда немного выпивший, начнет балагурить. В такие моменты мама всегда говорила: “Олег! На работе ты начальник, а дома я!”. И он сразу замолкал. Считаю, в нормальной семье вдохновителем и хранителем очага должна быть женщина. Если мужик нормальный, он мудро передает бразды правления домом женщине.
Никогда не забуду историю, как мама из-за меня ударила по физиономии известного хоккеиста. Я подрался с его сыном, после чего здоровый нетрезвый мужик поймал меня и ударил по голове. Узнав об этом, мама выскочила и, хоть и была невысокого росточку, хорошенько двинула ему, высказав при этом все, что о нем думает. Обидчик, как ни странно, сразу протрезвел и извинился. А мать еще вдобавок ему пригрозила: “Сейчас я еще Васе Сталину пожалуюсь, он вас сразу на место поставит!”.
— Так вы знали сына Сталина?
— Лично мы знакомы не были, просто знали его как большого мецената спорта, человека, который часто приезжал в наш дом, навещал спортсменов. Если он проходил по двору и видел детвору, тут же присаживался на корточки и угощал всех конфетами. В нашей семье к нему относились с большим уважением.
— Кем вы в детстве мечтали стать?
— Сначала пожарные нравились, потом много читал о разведчиках. О том, как их брали в плен и как они проявляли там чудеса выдержки и самообладания. Начитавшись, я пытался устраивать испытания для себя. И чаще всего это выливалось в драки. Я как бы специально нарывался на них, все время задевая сильных мальчишек во дворе. Поэтому был бит неоднократно. Часто из-за девчонок дрался, не позволял обижать маленьких пацанов.
— Отец был для вас примером?
— Конечно. Еще будучи мальчишкой, я часто ездил с ним на сборы, был своим для команды ЦДКА. Однажды в дороге произошла смешная история. Мы ехали с командой в Питер в общем вагоне. Чтобы не брать мне билет, ребята решили соврать контролеру, что мне 7 лет. Подходит контролер спрашивает, сколько мне лет? Я отвечаю: “Вообще-то мне 9, но меня попросили сказать, что мне 7”. Хохот был на весь вагон… Хорошее было время, я чувствовал себя везде своим и, наверное, потому еще уверенней играл в футбол, быстро бегал, поднимался все выше и выше и дошел в итоге до команды ЦСКА.
— Хотелось пойти в большой спорт, стать таким же, как парни из сборной?
— Да, но я послушался мать, поступил в 1-й медицинский институт, аспирантуру. Шел 75-й год, отечественная космонавтика на большом подъеме, мне захотелось изучать состояние человеческого организма в различных экстремальных условиях.
— Детские устремления вылились в серьезные профессиональные достижения?
— Мне было интересно, как происходит обмен веществ в космосе, как надо питаться, чтобы сохранять здоровье и повысить работоспособность. Мы испытывали альпинистов, водолазов, космонавтов при высадке в пустыне. Организм человека обладает большими ресурсами для выживания в самых неподходящих условиях. В немалой степени это зависит от его психологического настроя. Если он правильно себя настраивает, сможет пережить все катаклизмы.
— Как же надо себя настраивать?
— Важны и генетика, и воспитание в семье, и физическая подготовка, и аутотренинг. И еще надо быть оптимистом. Но не “розовым”, летающим в облаках, а знающим, хорошо информированным. Человек, который знает ситуацию, все риски и при этом смело смотрит в будущее, дорогого стоит.
— Работая с экстремалами, наверное, и сам становишься таковым? Какой экстрим пришлось пережить вам самому?
— Запредельные нагрузки, которые иногда испытывают космонавты, на себе не проверял. Но настоящую мужскую работу, требующую большой выносливости, проделывал, к примеру, в горах Алатау. Мы проводили обследования альпинистов, кандидатов в первую советскую экспедицию на Эверест, и при этом на сон в сутки отводилось часа по два. Это было тяжело. И очень тяжело было работать в пустыне Каракумы, когда отрабатывали аварийную авиационно-космическую посадку. На случай, когда происходит авиакатастрофа и летчик остается в пустыне один. Там я не спал 48—50 часов подряд: приходилось нон-стопом возить в лабораторию анализы испытателей, там их обрабатывать и возвращаться за новой порцией.
— Что движет такими испытателями? Ведь миллионы на этом не заработаешь.
— У каждого своя мотивация. Денежная в принципе принимается, но она должна стоять не на первом месте. Вот чувство долга, желание испытать себя в сложных ситуациях — это уже другое дело.
— В спорте нагрузки сродни космическим. Могут ли космические врачи помочь нашим спортсменам завоевать побольше медалей?
— Наш институт давно работает с российскими сборными по спортивной гимнастике, с теннисистами и др. У нас была целая бригада специалистов. К примеру, я контролировал обмен веществ и питание, психологи отвечали за настроение в команде, физиологи повышали уровень работоспособности. Сейчас создана специальная лаборатория по оказанию медико-биологической помощи спортсменам.
— Сегодня все говорят о биодобавках, допинге, которые якобы принимают спортсмены. Как, по-вашему, их роль велика?
— Специальные таблетки пьют и атлеты, и космонавты, в зависимости от ситуаций. С помощью подбора необходимых препаратов, не допинговых, конечно, можно добиться весьма хороших результатов. Ими можно и увеличить работоспособность, и снять излишнее волнение перед стартом. А результаты, которые показали на Олимпиаде китайцы — сейчас все об этом говорят, — наводят на мысль о применении ими неизвестных стимуляторов.
— В космосе допинг допустим?
— Ни в коем случае! Все вещества, которые имеют побочное воздействие на организм, в космосе вне закона. Но препараты, повышающие работоспособность и снимающие нервное напряжение, не причиняя вреда здоровью, конечно, используются.
— Может, лучше выпить рюмочку хорошего коньяку?
— Алкоголь — самый настоящий допинг. Он снизил бы способности космонавтов по управлению кораблем, а это недопустимо. Прием алкоголя в космосе категорически запрещен.
— На одной конференции я лично пробовала космическое безалкогольное пиво. Оно долетело до орбиты?
— Пока нет. Но то, что японцы при участии наших специалистов разрабатывали пиво для космонавтов, отрицать не буду. Поскольку оно на 100% безалкогольное, то это будет чисто вкусовой изыск, который разнообразит меню членов экипажа.
— Марк Самуилович, ваша должность в институте подразумевает общение с представителями разных стран. С кем легче находить общий язык? Насколько зависят западные ученые от политики?
— Мы много сотрудничаем и с американцами, и с канадцами, и с европейским космическим агентством. У меня много друзей в Японии. По поводу того, с кем легче общаться, отвечу словами моего друга Юрия Сенкевича. Как-то я спросил его о взаимоотношениях на лодках “Тигрис” и “Ра”. “Первые 3—5 дней каждый участник представляет собой ученого конкретной страны со своей научной программой, — сказал мне Юрий, — все весьма вежливы и предупредительны. Затем национальные различия между людьми нивелируются, и они делятся только на хороших и не очень хороших парней”. К примеру, тяжело начинать работать с японцами — они очень осторожные. Но как только понимают, что перед ними настоящий профессионал, который доброжелательно к ним относится, прямо на глазах раскрываются. Мы, врачи, не можем воевать между собой, потому что от нас зависит жизнь людей, которые находятся в жестких экстремальных условиях.
И вообще сейчас на станции мирно уживаются и японские буддисты, синтоисты, и малазийские мусульмане, и православные, и католики, и протестанты.
— А вы — верующий человек?
— Непростой вопрос. Бабушка и мама крестили меня, когда я был уже достаточно взрослым ребенком. Периодически и в церковь меня водили. Хотя отец был военным, коммунистом, он никогда не протестовал против этого. К религии я отношусь с пониманием. Когда бывает тяжело, могу обратиться к Богу. Еще обращаюсь к маме: хочется верить, что ее душа жива. Но на самом деле я скептик и мало верю в существование загробного мира.
— Может ли сейчас наука обеспечить полет на Марс?
— Длительный полет Валерия Полякова, моего близкого друга и соратника, доказал, что человек сможет все. Конечно, орбитальный полет сильно отличается от марсианского. Но мы готовы решить все вопросы.
— Когда же?
— Примерно в 2025—30-х годах. Но для того, чтобы полет был удачным, работать надо начинать уже сегодня.
