Владимир Епифанцев — личность неоднозначная. С одной стороны, основатель русской трэш-культуры, автор передачи “Дрема”, которую вел на ТВ-6 вместе с Анфисой Чеховой, и создатель знаменитой пародии на назойливую рекламу стирального порошка, в которой он с безумным видом рубил топором невинных жителей. С другой — классический герой боевика, с крепкими мышцами и чувством долга. А вне съемочной площадки — еще и любящий муж и заботливый отец двоих сыновей.
Накануне выхода своего нового фильма — боевика Олега Погодина “Непобедимый” — Владимир встретился с репортером “МК”.
— Мой персонаж в фильме “Непобедимый” — русский спецагент Кремнев, настоящий супергерой, — начинает Владимир. — Но мне было важно, чтобы зрители увидели в нем реального человека. Я старался использовать минимум клише, связанных с образом разведчика в кино: эти широкие жесты, вытянутые руки, взволнованные лица — крупные мазки, которые делаются для того, чтобы экшн стал более выразительным. В реальности все гораздо компактнее, экономичнее. Это и есть основной элемент профессии — минимум растраты энергии. Если не следовать этому принципу, врага приходится заваливать мертвецами. Моей задачей было сделать так, чтобы эта экономичность производила впечатление на зрителя.
— Где же вы научились мастерству разведчика?
— Я не учился специально, я его понимал теоретически и пытался изобразить актерски. Но я владею уличной техникой ведения боя, которая чем-то схожа с той, которую используют разведчики. В отличие от спортивных единоборств ты не распределяешь силы на несколько раундов, а делаешь все максимально быстро. Это совершенно другие удары, другая позиция, стойка. Там нет маневров, все направлено на опережение и поражение.
Скажу честно, способности у меня к этому есть. Наверное, если бы я не был актером, я бы стал неплохим воякой. В этом смысле было приятно на съемках оставаться самим собой. И дальше я буду стараться выбирать себе персонажей, похожих на Кремнева. Съемки в боевике держат тебя в постоянном тонусе, а спорт для меня очень важен. Особенно это понимаешь с возрастом, когда кости начинают падать, и чтобы их держать, нужны крепкие, хорошие мышцы. А если все время играть в арт-хаусе и мелодрамах, можно быстро скрючиться. Гораздо раньше, чем если ты будешь сниматься в боевиках.
— Но и в боевиках можно играть по-разному…
— Да, можно только строить из себя крутого парня, а на самом деле бухать, курить, потом приходить в кадр и халтурить. А вы посмотрите последний фильм про Бонда — “Казино “Рояль”. Такой человек, как Дэниел Крейг, будет долго жить. Когда ты видишь, какая у него фигура, спортивная подготовка, энергетика, которую он демонстрирует в кадре, сразу понимаешь, почему у него такие яркие и популярные роли. Для меня это ориентир. Было бы здорово, если бы у меня была возможность так же готовиться к роли, как он. По нескольку месяцев перед каждым фильмом отрабатывать приемы боевых искусств и технику владения оружием.
— Я видел в Интернете ролик с кинопробами к фильму “Непобедимый”...
— Часто пробы, которые делают кинокомпании, дискредитируют актеров, потому что такими роликами тоже должны заниматься профессионалы. Если я вижу, что кинокомпания, которая предлагает мне новую роль, не в силах организовать нормальные кинопробы, я делаю их сам. В “Непобедимом” все было на высочайшем уровне — и пробы, и подготовка, но я решил перестраховаться и потщательней поработать над образом героини фильма Орловой. Мы надеялись, что мою жену Настю утвердят на главную женскую роль в картине, и все к этому шло, но в последний момент коней на переправе поменяли, чего делать было нельзя. На мой взгляд, Настя — вполне достойная кандидатура на роль шпионки. Женщин для этой профессии выбирают совсем по другому принципу, чем мужчин. Она должна обращать на себя внимание именно как женщина. Тут-то мужчины теряют бдительность, чем женщина хитро пользуется, и впоследствии его устраняет. Это должна быть классическая блондинка с голубыми глазами — то, на что в первую очередь реагируют мужчины. Хотя Насте очень подходит эта роль — она и в жизни часто пользовалась своей внешностью и с успехом управляла мужчинами.
— Вами тоже управляет?
— Она очень покладистая и легко справляется с тем, чтобы меня построить. И я ей страшно благодарен, так как сам очень нерасторопный. Она обладает природным чутьем справедливости, поэтому ее невозможно сломить, если ты действительно не прав. Так как я абсолютно пространен, она находит для меня некоторые ориентиры, чтобы я не отупел от пожизненного пофигизма. Вообще Настя очень мятежная жена. По мне! С домохозяйкой я бы не ужился. Мне нужна муза и провокатор, только тогда я чувствую смысл.
— У вас в семье есть какое-то разделение обязанностей?
— Я зарабатываю деньги, а Настя сидит с детьми, но это скорее вынужденная необходимость. Думаю, в скором времени я буду снимать фильмы, а она будет в них участвовать. Я ведь по образованию — режиссер театра, но к кино давно и усиленно готовлюсь.
— Как вообще выбираете новые роли?
— Смотрю, где снимается фильм, сколько съемочных дней. А насколько интересна сама роль — вопрос десятый. От хорошо прописанной роли в этой стране фильм лучше не станет. Главное — условия, от которых зависит благополучие моей большой семьи. Я не знаю, у кого есть желание заниматься чем-то неоплачиваемым, если есть возможность заработать деньги. Это больше похоже на кокетство со стороны художников, которые так оправдывают свое неумение заработать деньги. Скорее всего фильм будет хорошим там, где все будет на высоком уровне, и зарплата в том числе. Вот в таких фильмах как раз и не стыдно сниматься.
— Между тем вас часто называют основателем русской трэш-культуры…
— Этим людям просто хочется кого-то как-то назвать. Желание классифицировать — это болезнь. Вместо того чтобы смотреть на человека непосредственно, людям обязательно надо дать ему определение.
— Вам не нравится то, что на вас повесили ярлык или его название — “основатель трэш-культуры”?
— Я никогда не относил себя к трэш-культуре. Трэш — это когда нет ничего в руках, кроме видеокамеры. Но тут в первую очередь нужно говорить о тех, кто провоцирует на трэш. Например, наши российские сериалы — вот это настоящий трэш. Уже больше нет сил презирать то, что делают случайные люди на ТВ и в кино. Все эти пародии, имитации, дурачество и хихиканье возникают от безысходности. Мне это неинтересно. Я люблю прикалываться, но только с друзьями по телефону. А если я делаю какой-то ролик, то кроме прикола в нем всегда есть второе дно, магическое послание.
— Однако все киносообщество шокировала новость о том, что вас по решению суда обязали выплатить штраф в размере 700 000 рублей за отказ от съемок во втором сезоне сериала “Двое из ларца”…
— Суд возник оттого, что у меня больше не было сил работать с этой кинокомпанией. Их принцип очень простой: нанимать таких актеров, как я, и эксплуатировать их до тех пор, пока они не выходят из строя. Тебе подсовывают долгосрочный контракт на съемку в трех сезонах сериала. Это значит, что после того, как ты отработаешь первый сезон, ты должен сидеть и ждать, когда тебя позовут сниматься в продолжении. То есть сидеть без дела. Эту хитрость провернули со мной в тот момент, когда я очень нуждался в деньгах. Я снялся в первом сезоне сериала “Двое из ларца”, а потом начал работать в других фильмах. Сообщение о том, что ведется подготовка ко второму сезону, свалилось мне на голову больше чем через год. Но у меня уже не было ни малейшего желания с ними работать, потому что они очень плохо относятся к артистам.
На съемках “Двое из ларца” я серьезно повредил спину. Так что даже ходить не мог. Это было в Санкт-Петербурге, где я не рассчитывал свои финансы так, чтобы тратить их на лечение. Мне пришлось занимать у ассистента по актерам, чтобы расплатиться с мануальным терапевтом, который вправлял мне позвонки. Никто из кинокомпании даже не позвонил, когда я лежал в лепешку! Я мог умереть, и продюсерам было на меня наплевать.
Но и то — я не отказывался сниматься во втором сезоне, а лишь в письменном виде предложил расторгнуть контракт в одностороннем порядке. После чего они тут же подали на меня в суд и каким-то странным образом его выиграли. Теперь с ними бьются мои адвокаты, которых три года назад у меня не было, иначе они бы не позволили мне подписать такой договор.
Понимаете, задача-максимум этой кинокомпании не деньги получить, а подпортить мне репутацию. Но это им не удастся, поскольку я себя уже отлично зарекомендовал как ответственного артиста. Со мной трудно только там, где люди трудные. Сегодня у меня нет проблем с работой. Конечно, не хотелось бы выплачивать 700 000 рублей. У меня большая семья, двое детей. Я ухаживаю за инвалидами, занимаюсь благотворительностью. Пока не в крупных масштабах, но если стану когда-нибудь настоящей звездой, то займусь этим шире. Тем более что моя жена об этом мечтает.
— “Если стану звездой”... Как это? Вы до сих пор не звезда?
— У меня пока не было ни одного звездного фильма. За исключением “Непобедимого”. Я надеюсь, он все же выстрелит и добьется заслуженного резонанса.
— А “Живой” Александра Велединского, в котором вы сыграли одну из главных ролей? Вот какой фильм действительно выстрелил и добился резонанса среди зрителей и критиков...
— Это все-таки арт-хаусное, элитарное кино. Не тот фильм, после которого становятся звездой. Арт-хаус — это постоянные компромиссы. Это всегда небольшой бюджет, тяжелые съемки, муки творчества у режиссера, которые я дико не люблю. Мне нравится, когда все муки остаются в подготовительном периоде, а в арт-хаусе он сведен к минимуму, потому что на это тоже нужны деньги. Любая четкость на съемочной площадке требует вложений. И если раньше я был готов сниматься в арт-хаусе даже бесплатно, то сегодня я отдам предпочтение тщательно подготовленному фильму с хорошим бюджетом. Это плюс к моему профессиональному опыту, финансовому благополучию и правильному карьерному росту, который тоже отражается на качестве твоей работы. Чем выше твой статус, тем большая на тебе ответственность, тем тщательней ты относишься к своей роли.
— В блокбастерах меньше простора для реализации своих творческих амбиций.
— У меня нет художественных амбиций.
— Как же вы стали актером, если у вас нет амбиций?
— Амбиции все от комплексов, поэтому в актеры в основном идут люди, которые хотят изобразить тех, кем не являются на самом деле, по ком у них тоска душевная. У меня ее нет, для меня это просто профессия, где можно хорошо заработать. У меня есть к ней способности, которые я эксплуатирую. Но я отношусь к ней так же, как относится к своей работе дворник или стеклодув. Любая работа в первую очередь предполагает заработок. Классно, когда это еще и совпадает с тем, что приносит тебе удовлетворение. Например, повышение профессионального уровня доставляет мне удовольствие. Это похоже на игру, а игра — важная часть жизни. Если есть что-то, что наполняет тебя эмоционально, как в компьютерной игре раз за разом выводит тебя на новый уровень, то у тебя появляется стимул двигаться дальше.
— А как же ваш экспериментальный театр? Неужели тогда вы тоже просто эксплуатировали свои способности?
— У меня и правда был театр, с которым я играл на разных площадках. Либо арендовал их, либо занимался самозахватом помещений. Но подобный экспериментальный театр имеет свой потолок. Например, ты ставишь Шекспира, а у него практически в каждой пьесе есть король. И вот каждый раз ты надеваешь одну и ту же консервную банку вместо короны, потому что денег на нормальный костюм у тебя нет. На таком уровне можно заниматься андеграундом бесконечно.
— У таких режиссеров, как Дэвид Линч, получается снимать сугубо авторское кино, которое при этом пользуется спросом.
— Надо четко понимать, что и Дэвид Линч, и Роберто Родригес, и Квентин Тарантино, несмотря на армию поклонников по всему миру, не срывают кассу. У них те же сложности с финансированием новых фильмов. Просто они смогли найти золотую середину между никому не нужным авторским кино и стопроцентно коммерческим блокбастером.
Наверное, они и не умеют делать фильмы, которые приносили бы только деньги. Как это не умел делать я. Когда я занимался программой “Дрема” на ТВ-6, мне было приказано перестать заниматься хренью и снимать нормальные выпуски. Я искренне с этим согласился, попытался, но у меня ничего не получилось. Все равно осталась моя мрачная стилистика, которая делала программу довольно шизоидной, после чего ее все-таки закрыли.
— А что смотрят ваши дети?
— Старшему, Гордею, три с половиной года, у него уже есть свои пристрастия. Все, что связано с Кощеем Бессмертным, с принцессами и королями, а также с Бабой-ягой, Кикиморой и Русалкой, он смотрит с удовольствием. И еще советские мрачные мультфильмы про инопланетян. Там что-то жуткое все время происходит, в стиле Кандинского, так что даже я не могу их смотреть, а Гордею нравится. Видимо, мы его напичкали голливудскими мультфильмами, от которых его тошнит уже. А младшему, Орфею, всего два месяца, он пока ничего не смотрит.
— Кто придумал им такие необычные имена?
— Гордей — я, а Орфей — Настя. Я очень завидую своему младшему, хочу сам быть Орфеем. С удовольствием поменялся бы с ним именами, но уже поздно. Мне и имя Владимир нравится, просто хотелось бы еще пару имен. Вообще чем больше чего-либо, тем лучше. Работы, денег, детей. Вот у Охлобыстина их шестеро — он и не парится. Говорит, наоборот, сейчас с шестью детьми живется легче, чем когда их было двое. Потому что они в какой-то момент начинают тебя разгружать: сами пеленают младших, готовят, убирают — и их это не напрягает. Живут они всего в 65 квадратных метрах, спят на одной большой кровати и отлично себя чувствуют. А нас сейчас четверо, но нам тесно в огромном загородном доме. Так что мы перебираемся в небольшую московскую квартиру.
— В небольшой московской квартире просторней, чем в огромном загородном доме?
— Гораздо просторней — и этот простор создает время. Пробки — смерть для организма. Там ничего не происходит, тебя просто нет. Сидя за рулем, ты стареешь, твои позвонки декомпрессируются, обмен веществ нарушается, кровообращение ухудшается. Ты просто умираешь…
