В феврале этого года в Саратове произошло одно из самых громких преступлений последнего времени. Во дворе своего дома, почти под окнами городской прокуратуры, был расстрелян прокурор Саратовской области Евгений Григорьев.
Уже через месяц следствие отрапортовало о раскрытии этого беспрецедентного дела. Было сообщено о задержании и заказчика, и организатора, и непосредственного киллера. Прозвучали даже их имена.
А дальше — наступила почему-то гнетущая тишина...
Несмотря на все громогласные реляции, уголовное дело до сих пор не закончено, но зато засекречено. Вопросов в нем по-прежнему больше, чем ответов. В том числе и самый главный, ключевой: так кто же все-таки был истинным организатором убийства саратовского прокурора?
Евгения Григорьева хоронили морозным февральским днем. Народу на кладбище было много — не только официальных лиц, которым положено скорбеть по долгу службы, но и самых обычных, простых людей, пришедших проводить в последний путь областного прокурора.
Грешным делом, я никогда раньше не думал, что прокурор может пользоваться такой народной любовью: на панихиде в гарнизонном доме офицеров просто яблоку негде было упасть; люди толпились даже на лестнице. Многие, особенно пожилые, утирали слезы.
Впрочем, далеко не все и в зале ГДО, и на кладбище разделяли эту грусть. Для тех, кто гордо именует себя саратовской элитой, прокурор Григорьев давно уже стоял поперек горла.
Не то чтобы Григорьев был таким уж конфликтным человеком — по крайней мере внешне. Всегда спокойный, молчаливый, невозмутимый — типичный флегматик в роговых очках. Но у него было свое представление о том, как должен работать прокурор; единственное, кстати, верное, но, увы, крайне редко теперь встречающееся.
Григорьев относился к той вымирающей нынче категории служителей Фемиды, для которых служба является смыслом жизни, а борьба с коррупцией — не предвыборным лозунгом.(Он и жил, собственно, работой; даже, уходя в отпуск, далеко не уезжал из Саратова: вдруг что-нибудь да случится.)
Многие высокие саратовские чиновники пошли под суд с легкой руки Григорьева; пяток министров, главы районов и городов (в том числе бывший уже саратовский мэр Юрий Аксененко). Он инициировал множество судебных процессов по изъятию у коммерсантов незаконно полученных земельных участков и казенного имущества. Добивался изгнания из области казино и игровых автоматов. Требовал запретить продажу алкоголя в ночное время.
Много раз с Григорьевым пытались договориться полюбовно — не получалось. Предлагали и деньги, и дружбу; но он продолжал достраивать дачу-халабуду и жить в обычной многоподъездной высотке. Хотя стоило лишь ему кивнуть, и разом забили бы золотые фонтаны.
Попытки добиться его снятия или перевода в другой регион тоже не увенчались успехом: у руководства Генпрокуратуры Григорьев был на хорошем счету. Накануне смерти его представили ко второй генеральской звезде. Вот только получить он ее не успел...
Человек, обвиняющийся сейчас в “заказе” убийства саратовского прокурора, в тот день тоже был на панихиде в Доме офицеров. И на кладбище Алексей Максимов, гендиректор завода “Серп и молот”, тоже не постеснялся прийти и даже положил букет цветов на свежевырытую могилу.
По-другому, собственно, и быть не могло; не потому даже, что преступника неизменно тянет на место преступления.
Убить Григорьева могли только те, кому он мешал. Мешал он элите. А вся элита собралась в тот день на кладбище. Вот и все, круг замкнулся.
Хотя нет. Очень многое в этом деле убеждает меня, что Максимов был далеко не конечным звеном в преступной цепи. За его спиной стояли, похоже, куда более опытные люди, убравшие неугодного прокурора чужими руками.
Эти люди тоже наверняка были на похоронах, изображая скорбь; может быть, я даже стоял рядом с ними. Вот только узнать их имена следствие отчего-то не торопится.
Зачем? Григорьев лежит в земле, убийцы изобличены. Война закончена, забудьте...
* * *
Евгений Григорьев был убит вечером 13 февраля по дороге с работы домой. Поджидавший во дворе его дома убийца выстрелил в прокурора буквально в упор. Введенный в области план “Перехват”, как водится, никаких результатов не дал.
Уже с первых минут работы оперативно-следственной бригады было ясно, что это преступление напрямую связано с работой покойного. Правда, легче от этого не становилось.
За годы прокурорской службы Григорьев успел насолить слишком многим: и чиновникам, и коммерсантам, и даже кое-кому из своих коллег. При этом был он человеком крайне замкнутым и скрытным: в число его доверенных лиц входили единицы, но и с ними откровенничал прокурор далеко не всегда. Неудивительно, что поначалу следствие принялось отрабатывать аж 12 (!) версий.
Первые шаги, однако, результатов не дали. Анализ записей Григорьева (он фиксировал в ежедневнике все свои контакты и встречи) оказался безуспешным. Задержали было по горячим следам бывшего помощника прокурора одного из районов Сергея Сосновщенко, у которого на Григорьева имелся зуб. (За полгода до этого Григорьев настоял на его увольнении и даже инициировал уголовное дело по обвинению в краже служебного сейфа.) Кроме того, на одежде Сосновщенко обнаружили следы пороховых газов. Но уже очень скоро Сосновщенко пришлось выпускать.
Лишь с приездом в Саратов оперативников МВД и ФСБ и подключения всех технических возможностей спецслужб ситуация сдвинулась с мертвой точки.
Не буду углубляться в детали оперативной разработки, дабы г-н Бастрыкин не обвинил меня еще и в разглашении государственной тайны. Скажу лишь, что в результате целого комплекса предпринятых мер следствию удалось выйти на группу подозреваемых, во главе которой стоял основной акционер и гендиректор завода “Серп и молот” Алексей Максимов (он же по совместительству — президент Саратовской федерации бокса).
Картина вырисовалась довольно быстро. Алексей Максимов — заказчик. Бывший опер угрозыска Марат Казаков — киллер. Непосредственный организатор убийства — ранее судимый Букенбай (он же Борис) Казиев, в недавнем прошлом — бригадир саратовской группировки “боксеров”, к которой относился и Максимов.
Еще двое участников группы находились на подхвате; один — Александр Панченко — привез и увез убийцу с места преступления. Евгений Манбетов вел за Григорьевым слежку и в нужный момент подал киллеру сигнал.
Взять удалось всех, кроме Манбетова; чувствуя, что кольцо сжимается, он предпочел повеситься. Казиев, правда, попытался скрыться (потом выяснится: об опасности его предупредил “оборотень” из саратовского ГУВД), но был схвачен на границе области.
Задержанные отпирались недолго, особенно главный подозреваемый Максимов. (Подобно “топтуну” Манбетову, он тоже всерьез раздумывал уже о суициде.) В первый же день Максимов написал явку с повинной, в которой признался, что действительно поручил своему подручному Казиеву убрать Григорьева. Жизнь областного прокурора обошлась ему сравнительно недорого — в каких-то 70 тысяч рублей.
Вот здесь-то и начинается самое интересное. Потому как убивать Григорьева директору завода “Серп и молот” не было никакого резона. Источники его проблем крылись совсем в других людях и в других кабинетах...
* * *
Дело об убийстве Григорьева уникально не только своей фабулой — слава Богу, областных прокуроров расстреливают у нас не так часто. (За последние полвека это второй только случай.)
В этом деле есть все, что требуется с точки зрения уголовного права: объект и субъект преступления. Неоспоримые улики. Признания самих обвиняемых.
Нет лишь одного и самого, пожалуй, главного: мотива.
По версии следствия, Максимов решился на убийство Григорьева, чтобы защитить свое предприятие от постоянных рейдерских атак.
Подробности войны вокруг “Серпа и молота” в Саратове известны широко: местная пресса писала о ней частенько. По одну сторону окопа стоял гендиректор Максимов, владевший вместе с сыном контрольным пакетом акций. По другую — депутат облдумы Сергей Курихин (так по крайней мере утверждали журналисты).
Разумеется, противников Максимова привлекал не сам завод, выпускающий компоненты для отечественного автопрома, а земля, на которой он стоит. “Серп и молот” находится в самом центре Саратова, в крайне удобном с точки зрения инфраструктуры месте. Рядом — железнодорожный и автовокзалы, детский парк, основные магистрали. Если вывести отсюда цеха и построить жилье или офисы, прибыль можно грести просто лопатой.
Но Максимов строить офисы не хотел. Хотя его оппоненты и скупили более 20% акций, договориться с ним не получалось. Тогда в ход были пущены иные методы.
За последние три года “Серп и молот” подвергся более чем 150 проверкам: Ростехнадзор, Роспотребнадзор, налоговая, Саратовводоканал, Комитет по охране окружающей среды — кого здесь только не было. Но активнее всех действовала областная милиция.
На предприятии регулярно изымали всю документацию; однажды унесли даже платежные ведомости, и рабочим не смогли вовремя выдать зарплату. Проводились выемки дома у Максимова и его заместителей. Цель одна: склонить директора “Серпа и молота” к продаже предприятия за бесценок.
Но Максимов, как и подобает “авторитетному” боксеру, удар держал стойко. Он забрасывал коллективными письмами всевозможные инстанции; регулярно выводил рабочих на митинги и пикеты. (Кстати, последняя такая акция, собравшая более 350 работников завода, прошла ровно через день после гибели Григорьева.)
Показательно, что большинство предписаний на проверку были подписаны либо самим начальником Саратовского ГУВД Александром Шинкаревым, либо его заместителем Борисом Орловым. Прокурора Григорьева не было там и близко.
Надо сказать, что отношения между главным саратовским милиционером и областным прокурором никогда не отличались особой теплотой: Григорьев откровенно не доверял генералу Шинкареву. (Об этом говорят все, кто тесно общался с Григорьевым.)
Даже на секунду невозможно себе представить, чтобы ГУВД организовывало “наезды” в интересах прокуратуры.
— Григорьев никогда не говорил мне о необходимости плотно работать по “Серпу и молоту”, — подтверждает это замначальника ГУВД по экономике Борис Орлов, входивший в число доверенных лиц покойного прокурора и нередко работавший с ним напрямую. (Правда, на вопрос, по чьей инициативе сам он посылал на предприятие проверки, Орлов толком ответить не смог; ну это и понятно — кто же будет сдавать собственное начальство.)
То же самое сказала мне и замруководителя следственного управления СКП Татьяна Сергеева, считавшаяся правой рукой Григорьева (они даже вместе учились): “Серп и молот” — чисто милицейская инициатива. Слово в слово повторили это и все заместители прокурора области.
Единственная претензия, которая могла быть у Максимова к Григорьеву, касалась совсем другой истории: два года назад директор “Серпа и молота”, находясь в подпитии, избил милиционера-охранника, не пустившего его в ресторан. За эту выходку Максимова оштрафовали на 15 тысяч рублей, однако Григорьев настоял на пересмотре дела и добился увеличения штрафа до 70 тысяч.
70 тысяч рублей (проклятая какая-то цифра!) — для мотива убийства явно недостаточно. Более того, в начале года Максимов даже приходил к прокурору за советом. А потом, значит, взял да и “заказал”. Притом что никогда они не враждовали, а отцу Григорьева — президенту Саратовской академии права — Максимов даже помогал в ремонте здания.
Бред какой-то! Если кого и следовало ему убивать, так уж точно не Григорьева — того же, скажем, начальника ГУВД Шинкарева. Или главного своего врага — депутата Курихина.
Да и обстоятельства самого преступления — так, как выглядят они в материалах дела, — тоже вызывают массу вопросов.
Якобы Максимов, находясь в привычном для себя состоянии, бросил спьяну своему подручному Казиеву: как бы убрать этого чертова прокурора? А тот и рад стараться. Мигом подобрал исполнителей, организовал слежку. Сам Максимов в организации убийства никакого участия не принимал — хотя, казалось бы, человек, “заказавший” другого, должен как минимум интересоваться ходом событий. Он же никаких вопросов не задавал, да и вообще к теме этой больше не возвращался, лишь передал потом гонорар, да и дело с концом. (Кстати, мизерный размер гонорара — еще одна странность.)
Словно Казиеву — человеку, тесно, кстати, связанному с местной организованной преступностью, — смерть Григорьева была нужнее, нежели самому “заказчику”.
Есть и еще одна любопытная деталь. Незадолго до убийства Максимов обращался за помощью в областное управление ФСБ. Как говорят, чекисты снабдили его спецтехникой и под контролем оперативников отправили на встречу с депутатом Курихиным, но тот с ходу почувствовал неладное и откровенничать не стал. (Пленка с записью этого разговора приобщена к материалам уголовного дела.)
Григорьеву об этом походе не сообщили. Да и вообще никакой угрозы для себя он не чувствовал; в противном случае, учитывая его осторожность, прокурор обязательно предпринял бы меры безопасности — уж точно бы не разгуливал по вечерам один, без оружия и охраны.
Чем же мешал саратовский прокурор владельцу “Серпа и молота”? В том-то и штука, что ничем. Его смерть ровным счетом никак не могла сказаться (и не сказалась, кстати) на истории с заводом.
Такое чувство, что Максимова, человека, известного своим взрывным и экспрессивным характером (спокойные люди не избивают охранников в кабаках!), кто-то сумел убедить, что корень его несчастий кроется именно в Григорьеве. Ну а с учетом его недавнего прошлого (в начале 1990-х группировка “боксеров” держала в страхе полгорода), просчитать последующую реакцию Максимова было совсем не сложно.
Это не только мое предположение. Примерно ту же версию слышал я от самых разных людей: и от членов следственной бригады, и от оперативников, и от руководителей саратовских силовых структур. (Не называю их имен, особенно сотрудников СКП, по понятным причинам.)
Вот что следовало бы отрабатывать следствию в первую очередь; но сделано этого почему-то не было.
А ведь буквально через неделю после максимовского ареста ниточка такая потянулась. На допросе “заказчик” поведал, что окончательно уверился в необходимости убийства Григорьева после разговора с прокурором одного из районов Саратова, который прежде обещал ему помощь.
— Извини, — будто бы сказал Максимову этот прокурор, предусмотрительно выведя за угол своей “конторы”, — помочь я тебе бессилен. Все дело в Григорьеве. Не станет его — и сразу кончатся твои проблемы.
Со смертью Григорьева проблемы у Максимова не закончились. В июне, на годовом собрании акционеров “Серпа и молота”, он был выведен из совета директоров и лишен прежней должности. К тому времени президент областной федерации бокса находился уже в тюрьме...
* * *
Любая версия, пусть даже самая очевидная, подкрепленная конкретными фактами, все равно нуждается в детальной проверке.
К сожалению, версию о причастности районного прокурора к убийству Григорьева следствие проверять не стало; не удивлюсь, если соответствующего протокола допроса Максимова в деле не обнаружится.
Следствие велось вообще на редкость поспешно, кавалерийским галопом, — да и как иначе: в Саратов для оказания практической помощи приезжал сам Бастрыкин, дело — на контроле у президента; тут уж не до качества.
Никто, например, не стал отрабатывать киллера Казакова на причастность к другим заказным убийствам, хотя сами же члены следственной бригады говорят, что скорее всего он являлся штатным ликвидатором “боксерской” группировки, а оперативники Департамента угрозыска МВД подозревают его в исполнении “заказов” на территории ряда регионов (Саратов, Самара, Волгоград).
А после того как сыщики, задержав Максимова, получили от него чистосердечное признание, руководитель следственной бригады Владимир Рыбалкин принял решение его... отпустить — прямо посреди ночи. Он, дескать, не верит в искренность признаний; лучше вы, гражданин Максимов, напишите, что показания выбили из вас силой. Только спешное вмешательство руководства МВД и СКП спасло ситуацию; впоследствии Рыбалкин от дела будет отстранен.
Не берусь претендовать на истину в последней инстанции — и все же. Если версия наша верна и за спиной Максимова стояли совсем другие люди, то начать их поиск следовало бы как раз с установления мотива — той необходимой для любого умышленного преступления составляющей, которая напрочь отсутствует у “заказчика” официального.
Но это как раз — самое сложное.
“Прокурор — не та должность, в которой можно чувствовать себя комфортно”, — сказал однажды Григорьев. И это была не простая рисовка. Прокурор, если он, конечно, прокурор настоящий, обязан быть неудобным.
Григорьев был настоящим прокурором, вдобавок обладавшим ментальностью оперативника. Он не только добивался возбуждения уголовных дел и отмены невыгодных для государства решений, но и собирал материалы на всех представителей местной элиты, попавших в его поле зрения; рано или поздно, верил он, эти документы дождутся своего часа.
Кстати, после его гибели архив этот так и не нашли, хотя малую часть его сотрудникам следственной бригады все же довелось увидеть. По признанию наших источников, находились там материалы практически на всю саратовскую верхушку. К уголовному делу, однако, приобщены они не были.
Не в этом ли взрывоопасном архиве компромата и кроется часом разгадка гибели Григорьева?
Районный прокурор, наставивший Максимова на путь истинный, имел все основания не любить своего начальника. Незадолго до смерти Григорьев предложил ему подать рапорт на увольнение.
О человеке этом ходили всякие разговоры. Многие говорили, что не чужд он коммерции. В декабре прошлого года была даже подготовлена спецоперация по его задержанию при получении взятки, но случилась утечка; деньги — 3 миллиона рублей за прекращение уголовного дела — брать он вдруг отказался. (“Да об этих деньгах уже весь город знает”, — в сердцах сказал прокурор.)
Да, смерть Григорьева продлила срок его службы; но не слишком ли высокой оказалась эта цена?
Иными словами, либо районный прокурор не отдавал себе отчета, что подталкивает своими речами Максимова к убийству Григорьева. Либо он тоже не являлся окончательным интересантом, а лишь очередным звеном в этой и без того запутанной цепи.
Еще со времен римского права существует утилитарная формула поиска подозреваемого: “CUI PRODEST?” — “Кому выгодно?”.
Смерть Григорьева, как уже говорилось, играла на руку практически всем представителям саратовской элиты.
Каждый имел к нему собственный счет. И областные власти, чьих представителей прокурор упрямо сажал за решетку. И местные силовики, на которых тот собирал компромат. (Среди оставшихся материалов из григорьевского архива есть и две увесистые папки, посвященные начальнику ГУВД Шинкареву и его заместителю по тылу Межуеву.) И тогдашний глава Саратова Романов, чьи действия Григорьев постоянно обжаловал. И его предшественник Аксененко, арестованный сразу после расстрела прокурора. (Инкриминируют ему получение взяток и незаконное распределение земельных участков; за годы мэрства этот господин умудрился прибрать к рукам несколько десятков городских объектов.)
Стоят в этом ряду и саратовские олигархи, как правило — выходцы из полукриминальной среды.(Вообще, своеобразная сафьяновая книга Саратовской области больше напоминает набор оперативных ориентировок: “боксеры”, “парковские”, “астэковские”; бывшие рэкетиры и вышибалы давно уже сменили малиновые пиджаки на цивильные костюмы, заседают теперь в разных думах и рассуждают о судьбах отечества.)
Григорьев был человеком системным. Борьбу с коррупцией вел он не как у нас водится, методом хапка, а планомерно и обстоятельно. Скажем, злободневнейший земельный вопрос: раздача государственных участков коммерсантам за гроши была поставлена в Саратове на широкую ногу. Григорьев же не ограничился точечными ударами, а создал специальную группу “по выявлению и устранению нарушений земельного законодательства”, которая внимательно анализировала все сделки. А потом выходил с исками в суд, требуя аннулировать невыгодные для казны решения.
То же касалось и распределения госсобственности. Григорьев, например, долго добивался отмены сделки по продаже единственной в области типографии, которую власти отдали за смешную сумму в 23 миллиона рублей. Требовал сноса незаконно построенных торговых рядов в центре города. Это после его вмешательства область был вынужден покинуть Роман Пипия, считавшийся главным олигархом при троне Дмитрия Аяцкова.
Разумеется, у коммерсантов, большинство из которых делали состояния за счет смычки своей с властями, подобная активность прокурора восторга не вызывала; Григорьев так или иначе отнимал у них деньги.
Но особенно затяжная война разгорелась у областной прокуратуры с бизнесменом Леонидом Фейтлихером, которого многие именовали не иначе как теневым хозяином Саратова.
Фейтлихер — человек в регионе приметный. Когда-то, если верить газетным статьям, начинал карьеру в качестве карточного “каталы”, потом якобы входил в состав “парковской” ОПГ. Был одним из первых в области кооператоров.
Подлинный его расцвет наступил, когда Фейтлихер нашел общий язык с областной и городской властью. Народная молва приписывает ему владение множеством саратовских объектов недвижимости, полученных, как нетрудно догадаться, за счет этого самого удачно найденного общего языка.
Когда едешь по Саратову, впечатление, точно попал в сказку про Кота в сапогах. “Это чей торговый центр?” — “Маркиза Карабаса”. — “А этот дом?” — “Маркиза Карабаса”.
Но однажды случилась у него промашка. В 2005 году фирма “Скарабей”, за которой стоял Фейтлихер, приобрела в два этапа 7,5 гектара земли в центре Саратова. Цена сделки — только не падайте в обморок — миллион двести семьдесят тысяч... рублей. (Столько стоила тогда в Саратове типовая квартира. По заключению же областной торгово-промышленной палаты, гектар земли в этом районе оценивается в 27—33 миллиона рублей.) Вдобавок ко всему выяснилось, что под “пятном” этим расположены стратегические запасы питьевой воды; недаром вся территория принадлежала изначально Водоканалу.
Прокуратура области вышла с иском, требуя отменить сделку. После долгих тяжб суд она проиграла (не без помощи областных властей, занявших откровенно пассивную позицию). Однако Григорьев останавливаться не желал. Он начал инициировать новые иски — уже по другим обстоятельствам. Параллельно прокуратура всерьез занялась деятельностью фирм, подконтрольных Фейтлихеру.
Забегая вперед, скажу, что в конце сентября саратовский арбитражный суд удовлетворил-таки иск прокуратуры — а ведь на “водном” участке вовсю строились уже многоэтажные жилые дома. Понятно, что победа эта далеко еще не окончательная: впереди и апелляция, и кассация; отдавать без боя столь лакомый кусок — дураков нет. Но очень и очень показательная.
К истории “Сеномана” — так называется это место — внимание саратовской общественности приковано давно. Для Леонида Фейтлихера это не просто война за собственность — это уже вопрос репутации. И проигрыш здесь обойдется куда дороже, чем недополученная миллионная прибыль; авторитет копится годами, а улетучиться может в один присест.
Небольшое дополнение: с районным прокурором, якобы подбившим Максимова на убийство, Фейтлихера связывают самые тесные отношения.
Здесь есть над чем призадуматься. И желательно — не на газетной полосе, а в рамках уголовного дела.
* * *
Неправда, что человека нельзя убить дважды. Даже мертвым прокурор Григорьев продолжает оставаться опасным для тех, с кем боролся всю жизнь.
Сразу после гибели прокурора по Саратову поползли слухи: якобы никаким бессребреником Григорьев никогда не был; как и все остальные, брал землицей и борзыми щенками, а при вскрытии в его сейфе обнаружилась-де крупная сумма денег. Кто-то говорил про миллион долларов, кто-то — про три.
Я специально поминутно выяснил, что происходило в григорьевском кабинете вслед за его смертью. Так вот, едва стало известно об убийстве, кабинет был опечатан сразу тремя руководителями прокуратуры. А вскрыт — лишь утром, с приездом заместителя генпрокурора Эрнеста Валеева.
В сейфе Григорьева лежало 67 тысяч рублей. Еще 21 тысячу рублей нашли в конверте на рабочем столе — суточные, которые получил он для поездки на коллегию Генпрокуратуры.
И участков никаких у него тоже не оказалось. Хотя искали. Потому как поверить сегодня в альтруизм прокурора крупнейшего региона — это, может быть, даже сложнее, чем найти заказчиков его убийства. Особенно если их никто всерьез не ищет...
После смерти Григорьева о нем много писали газеты, рассказывали по телевизору. Посмертно его наградили даже орденом Мужества, хотя никаких подвигов он вроде не совершил.
Но героизм — это ведь не обязательно закрытая грудью амбразура или вынесенный из горящего дома ребенок.
Честная служба, например, тоже стала у нас сродни подвигу.
Главный итог жизни (и смерти) Евгения Григорьева — это даже не посаженные им взяточники и коррупционеры. Гораздо важнее, я думаю, тот пример, который показал он Саратовской области, а теперь — и всей стране: как можно и нужно защищать закон.
И очень важно, чтобы дело, которому служил Григорьев, не прекратилось вслед за его гибелью: мало закрыть амбразуру грудью. Нужно еще, чтобы в тот миг, когда захлебнется пулемет, поднялись в атаку пехотные цепи.
— Самое главное, — сказал мне новый прокурор области Владимир Степанов, — довести до конца все, что начал Евгений Федорович.
Очень хочу верить, что так и будет. Потому что бывший градоначальник Саратова Юрий Аксененко сидит теперь за решеткой. Возвращается в областную собственность земля “Сеномана”. Раскручиваются уголовные дела по масштабным хищениям в Водоканале. Начинаются ревизии в дорожном строительстве.
Как раз накануне моего приезда в Саратов было возбуждено очередное коррупционное дело — в отношении зампредседателя областного Комитета имущества Серегина, продававшего земельные участки по заниженной стоимости.
И это — лучшая дань памяти Евгения Григорьева, которую только можно себе представить.
Бывший мэр Саратова Юрий Аксененко — один из разоблаченных прокурором Григорьевым чиновников. Отбывает срок.
Леонид Фейтлихер — один из “теневых” хозяев Саратова. Автор фото: PHOTOEXPRESS
Алексей Максимов — директор завода “Серп и Молот”. Обвиняется в организации убийства прокурора. Автор фото: PHOTOEXPRESS
Р.S. Кстати, вопреки всем обещаниям местных властей ни одна из улиц в Саратове именем Григорьева так до сих пор и не названа. В память о нем установлена лишь мемориальная доска. Правда, на территории областной прокуратуры, за забором и КПП.
