Литературные герои участвуют в повседневной жизни наравне с живыми людьми. В наших мыслях и чувствах тесно сосуществуют (и общаются, и взаимодействуют между собой!) наши родные, близкие (и соседи, и случайные встречные) и персонажи, о которых мы узнали из книг и запомнили их манеры, голоса, поступки… Некоторых из книжных героев мы призываем в советчики и попутчики чуть ли не ежедневно, иных забываем начисто…
“Алые паруса” Александра Грина — разве не лакмусовая бумажка, проверяющая умение общества мечтать? Вот и не удивляет, что в последнее время об этом романе мы так мало вспоминаем…
Закономерно и то, что неслыханное распространение получили скороспело смастраченные детективы: какова жизнь — таковы и литературные (или антилитературные) персонажи. Смутные, неясные воришки и карикатурные убийцы из книг — разве не слепок с всамделишных убогих ворюг и киллеров? А реальные недоумки — разве не прототипы новейших книжных бестселлеров?
* * *
В людях в разных пропорциях перемешано хорошее и скверное. Искусство (в этом и заключается, и состоит его загадочная высокая миссия) взывает к лучшему. Проповедники от бытового преуспеяния: политики, поп-идолы, разного рода выжиги пробуждают и провоцируют худшее.
Писатель вносит (или по крайней мере стремится внести) в окружающий хаос логику, пытается упорядочить (хотя бы в малом — одном отдельно взятом произведении) разливанное море дикости и бреда, которое бурлит вокруг и с которым здравый ум не может мириться. Читатели, если воспримут эту проповедуемую писателем систему, тоже станут ее поборниками и последователями. Полку здравомыслящих, следовательно, прибудет.
* * *
Есть писатели, которые обращаются в своих книгах к миллионам читателей. А есть — которые творят для единиц. Эффект труда тех и других сопоставим. Разрозненные единицы решают ничуть не меньшие задачи, чем сплоченные миллионы.
* * *
Отличие творческого человека от нетворческого в том, что творческая личность способна работать без учета маячащего впереди материального вознаграждения. Может написать роман в стол, нарисовать картину, зная, что не найдет покупателя. А нетворческий? Сверстает госбюджет на год вперед, создаст бухгалтерский отчет и не захочет за это зарплаты? Уворует кирпич или древесину, чтобы ими наедине с собой любоваться и наслаждаться?
* * *
Искусство все очевиднее отрывается от угрюмых, насупленных человеческих масс. Эти угрюмые, насупленные массы, всегда враждебно настроенные в отношении всего, что не понимают, платят искусству равнодушием, а то и ненавистью. На кого и на что оно рассчитывает? На жалких одиночек, отщепенцев, изгоев общества, которые, чтобы вызвать к себе интерес и сочувствие, вынуждены играть роль шутов, блаженных, не от мира сего юродивых? Но все привычнее — наряду с ними — заявляет о себе фигура холодного менеджера, продюсера, деловара, извлекающего из исканий бескорыстных фантазеров и мыслителей-страдальцев — выгоду.
* * *
Читающий принимает литературу к сведению — и не более того? Не делает выводов, не пытается сопоставить печатное слово с жизнью и собственной судьбой?
Но тогда зачем читать? Чтобы скоротать время?
Вдумчивый читатель ищет в книге новый взгляд на мир и людей. Обнаруживает способы постижения смысла жизни…
Многие обращаются к литературе потому, что не знают, как жить. Вот писатели, которые сами преуспевают, и становятся кумирами, и раскупаются нарасхват Ведь являют собой символ удачи и, значит, могут научить успеху.
* * *
Есть литераторы, тщательно выверяющие: что бы этакое написать, дабы поразить публику? Что бы этакое сочинить и отмочить — чтобы вызвать шум-тарарам, привлечь внимание?
Есть писатели, пишущие для тех, кто и вовсе никогда ничего не читал и о литературе представления не имеет, полуграмотность и примитивность таких писателей — залог того, что их книги будут продаваться на ура.
* * *
Принято считать: литература — способ жизни для пишущего. Точнее было бы сказать: способ бегства от жизни — в мир придуманных образов, отношений, мечтаний. Слишком убога, утла, страшна действительность. А вот мир грез… Воздушные замки предпочтительнее земных.
