Согласно толковым словарям, прозвищем «байбак» на Руси наделяли неповоротливых, ленивых, лежебок. Очевидно, кого-то из предков Байбакова Николая Константиновича именно так называли, и фамилия произошла из нелестного прозвища. Однако ни к нему самому, ни к его отцу, подковывавшему деревенских коней в Белоруссии, эта слабость не передалась. С родины кузнец, обремененный многодетной семьей, подался на заработки к Каспийскому морю, на нефтяные промыслы. Там в селении Сабунчи Бакинской губернии родился у кузнеца в марте 1911 года сын, наделенный необыкновенной памятью, помогавшей без компьютеров успешно руководить экономикой сверхдержавы. Одни упрекают его в том, что подсадил Россию на нефтяную иглу, другие понимают: ее целебные уколы позволили после развала СССР нам выжить.
Не случись в 1917 году Октябрьская революция, отменившая плату за обучение, три сына пролетария, отца двенадцати душ, не смогли бы получить высшее образование. В 21 год инженер Николай предложил по-своему закачивать цемент в водяной пласт под высоким давлением, что резко повысило добычу нефти. Его почин назвали «методом Байбакова».
Казалось, жизнь удалась. Но сорвавшиеся с подъемника в скважину трубы чуть было не спровоцировали расправу над «вредителем». Спасла повестка из военкомата и срочная служба рядовым в артиллерийском полку на Дальнем Востоке.
Вернувшемуся в Баку в пик репрессий над «врагами народа» инженеру нашлась должность в тресте, под его управлением быстро ставшим передовым. Весной 1938 года Байбаков впервые увидел Москву и получил слово в Колонном зале Дома союзов на Всесоюзном совещании нефтяников. За столом президиума его внимательно слушал соратник Сталина Лазарь Каганович. Малообразованный член Политбюро и секретарь ЦК партии умел подбирать талантливых управленцев, обладавших «чудовищной работоспособностью» себе под стать. Столица ему обязана выдвижением безвестного слушателя Промышленной академии Никиты Хрущева, который стал руководителем Москвы. С того совещания бакинец попал в поле зрения «железного наркома», направившего его поднимать «Второе Баку» между Волгой и Уралом. Одной рукой Каганович вслед за Сталиным ставил подпись на расстрельных списках. Этой же рукой подписал приказ о назначении т. Байбакова Н.К. управляющим объединением «Востокнефетедобыча» в Куйбышеве, как называлась Самара. Через год вызывает в Москву, поручает руководство нефтепромыслами на Востоке и вскоре назначает заместителем наркома топливной промышленности СССР. И тут обращает внимание, что принятый в партию молодой коммунист Байбаков холостяк.
Была у «железного наркома» простительная слабость — женить сотрудников.
«— Байбакову уже 29 лет, — заметил однажды между делом Каганович, а он до сих пор не женат...
— Но у меня нет ни одного свободного вечера, Лазарь Моисеевич...
— Будет тебе вечер...»
Последовало поручение купить два билета в театр и дать свободный вечер.
В театр Николай пошел не один.
— Однажды в комнату отдыха, где я в то время обедал, вошла девушка — новый работник наркомата, референт заместителя наркома по строительству. Принесла на подпись срочный документ. На вид ей было всего двадцать, аккуратная, строгая, но очень миловидная, с умными живыми глазами, Чем-то она меня сразу тронула, и я тут же выяснил, что зовут ее Клава, и совершенно неожиданно для себя предложил первое, что пришло в голову, глупее, как говорится, не придумаешь:
— Садитесь, Клава, обедать со мной.
— Нет, нет, что вы! — вся вспыхнула она.
— Ну, если не хотите обедать, уже осмелев, сказал я, тогда вечером приглашаю вас в кино. Пойдете?
Она согласилась, и мы стали встречаться. Как-то, узнав об этом, Каганович сказал управляющему делами, чтобы он достал мне два билета в театр. После спектакля — была не была! — я пригласил Клаву в ресторан и, обязав себя быть решительным, сказал ей:
— Вот что, Клава, нет у меня времени на ухаживание. Совсем нет. И если я тебе нравлюсь, то вот моя рука. А если нет — прогони меня сейчас же.
— Можно мне подумать? — тихо спросила она.
— Можно, даю тебе полчаса.
На следующий день молодые расписались в ЗАГСе. В день свадьбы в воскресенье началось заседание, продолжавшееся с утра до вечера.
— Лазарь Моисеевич, сегодня Байбаков женится, надо бы его отпустить, — помнится, сообщил наркому один из участников совещания.
— Да, — рассеянно произнес Каганович. — Мы это сделаем... — и продолжил совещание. С Клавдией Андреевной мы прожили 43 года. Как сорок три дня, — рассказывал Николай Константинович...
...О Байбакове я давным-давно услышал восторженный отзыв в Тбилиси в Ботаническом саду, где увидел дорогой электронный микроскоп, купленный за валюту, которую зампред Совмина СССР распорядился выделить. Понадобился дорогой прибор кандидату биологических наук, заведующей лабораторией, известной в городе лечением облысения.
Помог Байбаков не одной ей.
— Я горжусь тем, что поддерживал в трудной борьбе за новые технологии врачей Святослава Федорова и Гавриила Илизарова, — вспомнил он.
Весной 1980 года понадобилась помощь Байбакову.
«В то время возникла острая необходимость в лечении моей супруги Клавдии Андреевны, которая в течение пяти лет чувствовала постоянное недомогание, еле двигалась. Официальная медицина ничем помочь не могла. Услышав о том, что в Тбилиси живет некая чудодейка, я позвонил Председателю Совета Министров Грузии Зурабу Патридзе. Зураб подтвердил то, что уже слышал от других. Через пару дней после звонка прилетела в Москву Джуна Давиташвили. Она оказалась красивой и умной девушкой с внимательными магическими глазами. И что мне понравилось, немногословной в общении. Я ей сразу поверил. С первой же встречи Джуны с Клавдией Андреевной началось ее излечение. Впервые за много лет супруга ожила, почувствовала себя значительно лучше, боли утихли».
На снимке, публикуемом в «МК», вы видите (крайнего справа) Байбакова 5 сентября 1985 года. В тот день в созданной при его валютной поддержке лаборатории Института радиотехники и электроники Академии наук СССР Николаю Константиновичу доложили о результатах изучения феномена Джуны. В тот день я встретился с ним в Охотном Ряду, где сейчас заседает Государственная дума, а тогда помещался Госплан СССР. Оттуда машина председателя Госплана направилась в Старосадский переулок, где у порога лаборатории его с улыбками встречали президент АН СССР Александров (на снимке второй справа) и директор института академии Котельников (второй слева). Они никуда в тот день не спешили. Физики, Юрий Гуляев, ныне академик, директор института, и Эдуард Годик (сейчас профессор, живет и работает в США) доложили, что им удалось узнать здесь о «чудодейке».
Чтобы то секретное для прессы исследование состоялось, произошло вот что:
Как—то в подмосковном доме отдыха «Сосны» я встретил Аркадия Райкина с его женой. Оба выглядели больными стариками, я с трудом их узнал, настолько они изменились. Аркадий Исаакович сказал мне, что тяжело болен, пролежал с инсультом в больнице три месяца, и его супруга Рома перенесла инсульт, в результате чего лишилась речи. Врачи, как ни бились, какие ни прописывали лекарства, так и не смогли помочь. Узнав, что я знаком с Джуной, Райкин попросил меня, чтобы я помог встретиться с нею. И я обещал помочь. На следующий день Джуна приехала в «Сосны». Она осталась в «Соснах» и лечила в течение трех месяцев. Аркадий Райкин совершенно преобразился, расправил плечи и казался выше, лицо его порозовело и светилось радостью. Он произнес, положив руки на грудь: «Я не чувствую своего сердца и готов лететь в космос». Сеансы с Ромой восстановили ее речь.
Райкин по моему совету написал письмо Брежневу. Оно при помощи одного из помощников Генерального секретаря, также лечившегося у Джуны (Александрова-Агентова. — Л.К.) легло на стол Леонида Ильича. (Копию письма артист и сам отнес на Старую площадь. О чем мне Аркадий Исаакович рассказывал. — Л.К.).
Брежнев ознакомился с материалом и позвонил мне: «Николай, что там за баба, эта Джуна? Ты ее пробовал?». Я рассказал о работе в поликлинике, попросил прописать в Москве ее с сыном, провести исследования в институтах Академии наук и Академии медицинских наук. Была разработана программа «Физические поля биологических объектов», Джуну зачислили в лабораторию старшим научным сотрудником, и она доказала, на что способна.
— Не подвела меня Джуна, — услышал я от Николая Константиновича после доклада физиков, рисковавшего репутацией за поддержку «лженауки».
У порога лаборатории на прощание Юрий Гуляев сделал публикуемую фотографию, за что ему благодарен. Спустя четверть века, когда не стало тех, кто запечатлен на снимке, бывший заведующий лабораторией профессор Эдуард Годик подробно рассказал, чем занимались физики, в книге «Загадка экстрасенсов: что увидели физики», изданной в Москве в 2010 году.
Спустя полгода после посещения лаборатории
В своей тарелке Байбаков почувствовал себя, став главным научным сотрудником Института проблем нефти и газа Российской академии наук, занимаясь 20 лет, выпавших на его долю, развитием геофизики, бурения и бурового оборудования. В Колонном зале Дома союзов, где впервые ему дали слово на всесоюзном совещании, нефтяники отметили
За домом, где жил молодой заместитель наркома, взорвавший по приказу Сталина нефтепромыслы Кавказа, чтобы они не достались врагу, сохранился старинный особняк с мезонином на Страстном бульваре, 13. При советской власти в нем поселились уроженцы Кубани, супруги Шутко. Глава семьи состоял в партии с 1902 года, жена — с 1907 года. Было у них еще сходство, оба родились в купеческих семьях, но торговать, как отцы, не хотели, подвергались неоднократно арестам и ссылке. Кирилл Шутко поступил в Императорское техническое училище с годовой стипендией для талантов в 375 рублей. Нина — Нинэ Агаджанова — занималась на Педагогических курсах в Москве, хорошо играла на фортепиано.
В студенческом общежитии «Ляпинке» студент-химик Кирилл познакомился с художником — учеником студии Казимиром. Они подружились, вместе участвовали в Декабрьском восстании 1905 года. Об этом есть такая запись Малевича: «Здесь, на баррикадах, я встретил студента К.Шутко. Я достал „бульдог“, зарядил и начал отстреливаться. Солдаты шли, мы отстреливались. Солдаты выбили нас с баррикады». Кирилл и Нина познакомились в ссылке. У него была партийная кличка Михаил. Полиция следила в Питере за «Хитрой», в Москве за «Бабочкой».
После поражения восстания в драматическом театре Ейска, на родине Шутко, ставят «Ревизор». Кирилл — режиссер и в роли Хлестакова. Казимир — декоратор и костюмер. Они переписывались всю жизнь, как установили биографы, самая интенсивная переписка художника была с Шутко.
В Февральскую революцию Нина захватывала тюрьму Кресты, встречала Ленина на Финляндском вокзале, вручала ему с делегатами Выборгского района партийный билет. Она и Кирилл — члены Выборгского райкома и Петроградского комитета партии. После Октябрьской революции — оба в Наркомате труда. В дни Гражданской войны — на разных фронтах, вместе в представительстве РСФСР в Праге и, возвращаясь оттуда в 1922 году, становятся жителями Страстного бульвара.
Только тогда занялись тем, к чему были призваны. Кирилл в ЦК партии заведует кинематографией, Нина — нашла себя на киностудии «Межрабпомфильм». Накануне юбилея первой русской революции пишет сценарий «1905». Когда его утверждают, она, как «старый член партии», просит поручить фильм режиссеру Сергею Эйзенштейну. С тех пор как пишут о сценаристке: «Их квартира в доме на Страстном бульваре с обширной библиотекой и непоседливым терьером Бьюти каждый вечер наполняется голосами Казимира Малевича... Сергея Эйзенштейна, Григория Александрова и Дзиги Вертова, актрисы Любови Орловой и других звезд кино». Эйзенштейн, прославившись фильмом «Броненосец «Потемкин», дарит Шутко фото с автографом: «Отцу и учителю».
Бывшие революционеры занимались любимым делом. Шутко ведал культурой и искусством в Госплане СССР, Нина сочинила шесть сценариев немых фильмов. Кирилл вызволил Казимира из тюрьмы в 1927 году, когда его внезапно отозвали из Берлина, где проходила персональная выставка, и арестовали. Шутко никто не спас десять лет спустя. Бывшему всего несколько дней в 1918 году политическому комиссару Высшего военного совета не простили, что под постановлением о назначении стояла подпись Троцкого. Член партии с 1902 года погиб как «троцкист» и «враг народа». Его жене, «старому большевику» с 1907 года, дали возможность преподавать, писать сценарии и рассказы в стол и умереть в старости. Обоих не забывают на малой родине. В «Московской энциклопедии» им места не хватило.
