Мы беседуем с Витольдом Анатольевичем на трибуне «Лужников». Идет чемпионат мира. Креер обводит глазами трибуны и грустно выдыхает: «Мало народу на трибунах… Жаль... А с другой стороны, с чего бы ожидать аншлаг? Стадионов для легкой атлетики в Москве не строят, массового притока детей в секции нет…»
— Витольд Анатольевич, давайте вспомним Мельбурн-56, путь к вашей первой олимпийской медали.
— В 52-м после окончания техникума меня призвали служить во флот, а тогда во флоте служили пять лет. Так что Мельбурна в моей жизни могло и не быть, да и вся карьера прыгуна могла завершиться, толком и не начавшись.
Мой тренер Дмитрий Дмитриевич Жилкин к тому времени вложил в меня много сил, считал, что я имею хорошие перспективы. Он позвонил старшему тренеру клуба ВМС Евгению Горшкову, и тот устроил меня в Морской полуэкипаж рядом с Химкинским водохранилищем. Но это вовсе не означает, что меня освободили от службы. И сутками ходил в караулы, и на посту №1 у знамени стоял в мороз…
При каждом удобном случае в кубрике занимался двухпудовой гирей, когда ходил по лестнице, подскакивал на одной ноге. В 53-м появилась возможность тренироваться и выступать в соревнованиях за команду моряков. Когда полуэкипаж расформировали, меня перевели в сухопутную воинскую часть в Тушине. Стали приходить вызовы из ЦСКА на сборы. И в 55-м осуществил мечту — прыгнул за 15 метров. А тут и вышел приказ министра обороны о сокращении срока службы для тех, кто окончил техникумы до трех лет. Уволили в звании младшего лейтенанта морской пехоты.
Вернулся в подмосковное «Динамо» к своему тренеру. К тому времени у меня был шестой результат в стране. Мы с Жилкиным понимали, что есть шанс побороться за место в олимпийской сборной. Система отбора, надо отметить, была очень нечеткой, руководство Спорткомитета в ходе сезона приоритет отдавало то одним, то другим соревнованиям. В сентябре 1956 года я выиграл открытый чемпионат Румынии, а окончательный отбор был в октябре в Ташкенте. Не было сомнений, что одно из трех мест в команде достанется Леониду Щербакову. Это был наш лидер, призер Игр в Хельсинки-52, двукратный чемпион Европы. В итоге я занял второе место на отборочном старте вслед за ним и был включен в состав олимпийской команды. Но еще не факт, что билет до Австралии у тебя уже в кармане. Каждую кандидатуру утверждал ЦК КПСС. Надо было заполнить анкету, в которой сто вопросов, взять поручительство у двух коммунистов. За меня поручились фронтовики — сосед и мамина подруга. И все равно боялся, что «завернут». Мой отец в 37-м был репрессирован…
Был на седьмом небе от счастья, когда объявили-таки, что я лечу в Австралию. Примерил парадный костюм — белый пиджак, шляпу. К тому времени я уже был женихом, встречался с пловчихой Лидой, с которой вместе учились в областном пединституте (впоследствии наставница сборной страны, заслуженный тренер РСФСР. — «НП»). Словом, отправлялся в дальний путь в особо приподнятом настроении.
— Насколько оценивали свои шансы?
— Накануне я переписал лучшие результаты сезона своих соперников. Мой товарищ по команде Евгений Чен уже в Мельбурне попал с желтухой в лазарет, поэтому из борьбы выбыл. Я шел в списке пятым. Стало быть, мог рассчитывать на медаль. «Бронзовой» попыткой стала третья, в которой улетел на 16,02. Дальше прыгнули олимпийский чемпион Хельсинки-52 бразилец Да Сильва (16,35) и исландец Эйнарссон (16,26). Первым меня поздравил с медалью Леонид Щербаков, оставшийся пятым (15,80). Вечером получил телеграмму от родителей: «Сынок, гордимся!»
Пошел по магазинам. На «карманные» 60 австралийских фунтов купил подарки. Себе — отрез на костюм жениха, невесте — кофточку, тренеру — куртку, родителям тоже что-то из одежды. Да, и еще пластинку с рок-н-роллом.
Руководство объявило, что за бронзовую медаль в Москве дадут премию семь тысяч рублей.
Через полвека олимпийских призеров Мельбурна собрали в Кремле, и президент Дмитрий Медведев «добавил» нам по 250 тысяч рублей. Из легкоатлетов до этого дня дожило не более десяти человек.
В 1957 году за успешное выступление на Олимпиаде также наградили медалью «За трудовую доблесть»…
— Чем отметился в памяти второй поход за олимпийской медалью?
— В Рим-60 поехал в ранге чемпиона страны. Безоговорочным фаворитом был поляк Юзеф Шмидт. До Игр он первым в мире преодолел 17-метровый рубеж (17,03). Главный тренер сборной СССР Гавриил Коробков поставил перед «тройниками» Креером, Горяевым и Михайловым задачу — «не упустить «серебро» и «бронзу».
Так и вышло. Шмидт прыгнул на 16,81. Горяев — на 16,63. А я — на 16,43, причем в последней попытке на два сантиметра обошел американца Дэвиса.
Из других событий на Играх запомнился феномен из Эфиопии Абебе Бикила. По раскаленному асфальту он пробежал марафон босиком. Понятно, что в своей Африке он привык к жаре, но все же видеть босого человека на трассе — это необычное зрелище.
Я выступал и на Олимпийских играх в Токио-64. Только об этом меня не расспрашивайте. Там я не прошел квалификацию к финалу…
— Хорошо, не буду. Спрошу о другом. Чувствуется, что вы серьезно готовили себя к тренерской работе?
— На протяжении всей карьеры спортсмена вел дневники, хронологировал события, записывал ощущения от тренировок. При этом записывал все, что связано со сборной СССР, другими командами, легкой атлетикой вообще. Очень популярен был журнал «Легкая атлетика», в котором публиковались методические статьи, велись дискуссии. Я тоже выступал в этом журнале. После Токио мне предложили стать старшим тренером сборной СССР по тройному прыжку. И, естественно, у меня появилась мечта подготовить олимпийского чемпиона.
— И как раз в то же время заявил о себе молодой сухумец Виктор Санеев…
— Да, Санеев идеально подходил под модель прыгуна тройным. Одарен был потрясающе! Скорость, сила! Первым тренером Санеева был Акоп Кереселян. В свое время он убедил Виктора оставить баскетбол и всерьез заняться прыжками. В 20 лет Санеев показал 15,78, и я внес его в список кандидатов на Олимпийские игры в Мехико-68. Ну а там уже была великая схватка с итальянцем Джентилле и бразильцем Пруденсио, когда каждый из них устанавливал мировые рекорды. Победу Санееву принесла шестая последняя попытка на 17,39. После этого он еще дважды побеждал на Олимпийских играх.
— …И завоевал «серебро» в Москве-80. Извините, что задаю неудобный вопрос. История вашего расставания с Виктором Санеевым получилась некрасивой. Сейчас, спустя много лет, вы можете рассказать какие-то детали?
— Никогда не скрывал, что хотел, чтобы на Играх в Москве выступил молодой Александр Бескровный. Санееву было 35 лет, и его сильно беспокоила травма. Я спрашивал: «Витя, сможешь прыгать? Не получится ли так, что, выйдя в сектор, ты захромаешь и закончишь на этом соревнования?» Он обижался на такие вопросы.
На тренерских советах были голосования. Проходила кандидатура Бескровного. И все же на заключительном заседании у зампреда Спорткомитета СССР Валентина Сыча была названа фамилия Санеева. Думаю, что тут не обошлось без «помощи» со стороны влиятельных людей из Грузии. Может быть, даже Эдуарда Шеварнадзе. Санеева в Грузии на руках носили. У него была белая «Волга» с номером 17-39 в память о мировом рекорде…
— Вы перестали даже здороваться?
— Да. Однажды при случайной встрече Санеев сделал попытку поприветствовать меня, но я прошел мимо. Я знал, что он после Олимпиады в Москве хотел сменить меня в должности старшего тренера сборной СССР. Мне все это было неприятно…
