Недавно поймал себя на мысли: ХХ век становится просто омерзительно прошлым.
И еще на одной. Если тебе сейчас плюс-минус тридцать, совершенно теряешься от вопроса: какого века ты человек?
Здесь, наверное, все зависит от личного оптимизма. Я вроде не пессимист. И все же.
Когда вывожу дату на всяких бумажках, почему-то коробит от обозначения года — “01”. Как будто не год пишу — звоню в пожарную службу.
Потом придется “звонить” в милицию, “скорую”, аварийную службу газа... Потом в “09”: “Алле, девушка, не подскажете, сколько мне лет?.. Нет, не шучу... А вам?” А в ответ — гудки.
В телефонной справочной на нескромные вопросы не отвечают.
То ли дело в прошлом веке. К примеру, год, когда я пошел в школу, носил номер 79. Никаких дурацких ассоциаций...
Мы были такими одинаковыми, коротко стриженными детишками с ранцами, в синей (мальчики) и коричнево-бело-черной (девочки) школьной форме. Настолько одинаковыми, что двух одноклассников, носивших очки, я путал до четвертого класса.
Нынешние школьники, собирающиеся 1 сентября у школ, напоминают мексиканский салат с натыканными в него цветами любимым (и нелюбимым) учителям. Так принято. Так приятно.
В этот день у нас в школе всегда был Урок мужества. К нам приходили ветераны и рассказывали про войну. С годами их рассказы становились все менее бодрыми и все более натуралистичными. Видно, старики понимали: недолго уже осталось. Когда недолго осталось, нужно говорить правду, иначе можно и не успеть.
Не знаю, приходят ли еще ветераны в школы. И что они теперь говорят. Если приходят, думаю, нынешним школьникам, путающим Курскую и Куликовскую битвы, забавно слушать людей из прошлого. Как, наверное, забавно было бы увидеть инопланетян.
Второй мировой войне этого 1 сентября — 62 года. Она состарилась и ушла на пенсию. И о ней, как водится у нас, позабыли. В моем лифте чья-то молодая рука, не стесняясь, рисует свастику.
* * *В стране грядет реформа образования. Для политкорректности ее назвали модернизацией.
Что это значит? Наверное, в этом деле много разных нюансов и деталей, разобраться в которых, как сказал президент, под силу только специалистам. Но главная мысль, по-моему, переводится просто: образование будет все более и более платным. Нас давно приучают к этой мысли, да все никак не приучат. Потому что мы еще из социализма, где платить за знания было как-то не принято. Ну, разве что в виде “магарыча” преподу. (Кстати, чувствуете, как уходит из русского языка это когда-то очень модное слово.)
Мой друг, ректор одного университета, любит загадывать не прошедшим по конкурсу абитуриентам одну историческую загадку.
— Значит, историю хорошо знаете? — говорит он тому, кто приходит подавать апелляцию, все еще надеясь на чудо.
— Да, лучше всех знал в своей сельской школе, — отвечает ушастый хлопец, приехавший в большой город за наукой.
— Прекрасно. Тогда расскажите-ка мне про Ломоносова.
— Михайло Васильевич Ломоносов — русский ученый, приехавший в Москву с далекого севера, из села Холмогоры, совершенно неграмотным, а потом ставший великим химиком, физиком, математиком, — тараторит вчерашний школьник.
— А как он стал ученым? — допытывается ректор.
— Он много и упорно учился, много работал...
— Да нет, молодой человек, не знаете вы историю. Он приехал в Москву с обозом рыбы. Поэтому и поступил учиться...
Говорят, в будущем система станет выглядеть так: в зависимости от того, сколько баллов в ходе единых для всей страны тестов набрал выпускник, в такой по уровню дороговизны обучения вуз он и поступит. Или за разницу между ценой и баллами придется доплачивать.
Это значит, что из сельской или провинциальной школы, где уровень знаний, по оценкам специалистов, сейчас ниже московского в разы, выпускник не поступит в МГУ никогда. Если только в ближайшей речке не плещутся осетры.
Кстати, на днях двое коллег вернулись из Астрахани, где лов осетра в этом году запретили. Но местным браконьерам об этом сказать забыли. И они добывают икру по-прежнему. Хороший, говорят, урожай.* * *Кстати, об урожае. Если кто не знает, в этом году в стране по всем видам зерновых и овощей он рекордный чуть не за “всю историю наблюдений”. Раньше бы об этом все газеты писали на первых полосах. Сейчас порадовались только сами крестьяне. Впрочем, радовались недолго.
Кредиторы, которые уж не чаяли получить с убыточных хозяйств и рубля, начали подавать в суды, и вдруг выяснилось, что ничего не получат теперь сами крестьяне. В Воронежской области дошло до того, что колхозники вышли против судебных исполнителей с вилами и лопатами. Непонятно, чем в конце концов закончится схватка закона с пустыми желудками. Но то, что крестьяне по всей стране в итоге все равно получат гроши, ясно в любом случае. Потому что цены на зерно перекупщики тут же опустили почти до уровня себестоимости. А если оставить его до весны на элеваторах, где опять же подняли тариф на хранение, вообще останешься без штанов.
Посильно помогла крестьянам и родная промышленность. Техникой и запчастями: первая ломается раз в три дня, вторые такого качества, будто их штампуют по инструкциям из штаб-квартиры ЦРУ.
Но нет, это не вражеская диверсия. Это зовется поддержкой российского машиностроения — не пущать на внутренний рынок иностранную и втюхивать крестьянам отечественную технику.
В итоге весь рекордный урожай рассосется по карманам перекупщиков, колхозы как были, так и останутся банкротами, а колхозники — нищетой.
Лозунг “Покупайте российское!” стал похож на приказ по зоне. Чуть влево-вправо — государство открывает прицельную стрельбу. По колесам.* * *В одном из своих стихотворений, не знаю уж по какому поводу, нобелевский лауреат Иосиф Бродский написал такую строчку:
“Лучший вид на этот город — если сесть в бомбардировщик...”
Зато я знаю, что это за город. Это — город Тольятти.
Нет, я не маньяк и не террорист-одиночка. Нас таких много. Жаль, что не придумали еще нейтронную бомбу наоборот — чтобы все неживое уничтожала, а людей и кошек-собак не трогала. Иначе я бы не пожалел месячной зарплаты (и вся страна бы, уверен, скинулась) тому асу, что нанес бы точечный удар по столице российского машиностроения. А конкретно — по корпусам Волжского автозавода. Ибо нет большего врага у простых россиян, чем это “уникальное градообразующее предприятие”. Для того чтобы оно жило и штамповало свои погремушки, наше правительство, кажется, готово на все. Разве только не по приговору суда заставлять своих граждан покупать плохо собранные пародии на “Фиаты” прошлого века.
“Я ВАЗ люблю, чего же боле?
Что я могу еще сказать?..”
Это не Татьяна Онегину пишет, это письмо из Кремля в Тольятти, руководству любимого предприятия. Или из Белого дома — какая на фиг разница, все равно ни там, ни там на “Жигулях” не ездят. Это было бы таким же извращением, как если бы старик Гильотен на себе испытывал свое детище.
Ну а нам — пожалуйста. Из нас власти с улыбочкой маркиза де Сада делают извращенцев. Только-только накопят граждане на дешевенькую иномарку, а правительство тут как тут с новыми импортными пошлинами: “Покупайте, гады, российское!”.
Так и я расстался с мечтой о новом “Фиате”. Или даже о “Дэу”. И от злости, чтобы понизить уровень адреналина в крови, решил пойти на корриду...* * *Но туда меня не пустили. Мэр Москвы, перекрестясь вслед за Патриархом, сказал, что это зрелище не соответствует русским традициям. И запретил корриду к чертовой матери.
Еще раньше, несколько недель назад, к нему в мэрию пришли гомосексуалисты. И попросили разрешения в День города устроить парад секс-меньшинств. Мэрия тогда выступила со специальным гневным заявлением в том же духе: “не соответствует русским традициям”.
Может, потому, что я не совсем русский (не знаю), но лично мне прикольно было бы посмотреть на марширующих гомиков. Не дали. Защитила родная мэрия и мою нацменскую душу.
Пикадоров отправили из мэрии туда же, куда до этого педерастов, — в пеший эротический тур.
Зато у меня благодаря заботам властей и церкви сформировался четкий образ идеального, соответствующего традициям россиянина: он обут в традиционные лапти (коими же и хлебает щи), всем сердцем любит животных и автомобиль “Жигули”, с утра до вечера молится и видеть не может геев и лесбиянок. Что к этому добавить? Ах да, согласно древнерусским устоям, он не курит, не пьет, не ругается матом...
Помню, как когда-то, в 80-х годах прошлого века, я вместе со всей страной из журнала “Семья и школа” узнал новое слово — секс. Какое счастье, что тогда в Москве еще не было мэрии! Посовещавшись, там бы и его отменили.
Кстати, с Днем города вас, дорогие мои москвичи! По быку все невзгоды! Гей, славяне, на улицы и площади Белокаменной! Сегодня там праздник.* * *...Рано утром во вторник умер вратарь футбольного ЦСКА Сергей Перхун. Не известный никому украинский паренек, успевший стать кумиром армейских болельщиков.
Все футбольные фаны, в том числе и “враги”-спартаковцы, молили Бога, чтобы он выжил. Столкнувшийся с ним на поле игрок “Анжи” Будун Будунов, лежа в больнице, молил Аллаха. Не помогло.
13-й матч за ЦСКА стал для него последним. Поневоле поверишь теперь приметам. А если без чертовщины... ну за что его так? Куда вы смотрели, боги?
У всей страны на миг содрогнулось сердце. Бессмысленней и нелепей, пожалуй, не придумаешь смерти. * * *Недавно мы с женой были в Венеции.
“Человек смотрит на себя — вольно или невольно — как на героя какого-то романа или кинофильма, где он — в кадре. И мой заскок — на заднем плане должна быть Венеция”.
Это не мой заскок. Это сказал Бродский в одном интервью. Он умер в 1996-м в Нью-Йорке, а похоронили его как раз в Венеции, на острове-кладбище Сан-Микеле.
Я нашел его могилу, маленькую и неприметную, в левом крыле протестантского участка. (Не знаю, был ли он протестантом. Впрочем, какая разница?) Судя по цветам и свечам, там время от времени бывает кто-то из русских. Даже не потому, что Бродский писал по большей части на русском, а потому, что лично мне трудно представить, к примеру, американца, ищущего могилу поэта черт знает где.
На могилах всегда подкатывает комок к горлу. Здесь не задаешь себе глупых вопросов, кто ты, что ты, откуда ты. Здесь точно знаешь, куда. Простите уж за пессимистическую концовку. Не грустите, будьте здоровы...
Все будет хорошо. Дети уже идут в школу. Уже начинают сыпаться листья. А потом мы поздравим друг друга с новым 02-м годом, выпьем и начнем смотреть “С легким паром!”. А дети будут спрашивать у нас: “А где это — Ленинград?”. А мы будем отвечать им: “Не так уж далеко, в прошлом веке. И вообще, а не пора ли вам спать?”.
