Болеть — не вредно!

Журналисты “МК” признались в любви олимпийцам

  Биатлонист-знаменосец Павел Ростовцев и лыжник-ветеран Алексей Прокуроров, красавцы фигуристы Ирина Лобачева и Илья Авербух, “новый Харламов” юный Илья Ковальчук и живая легенда мирового хоккея Владислав Третьяк, надежда нашего фристайла Елена Ворона и... ведущий африканский лыжник Филипп Бойт — что, по-вашему, объединяет этих спортсменов? Нет, не только то, что все они отчаянно готовятся штурмовать олимпийские вершины Солт-Лейк-Сити (кто непосредственно, а кто и в качестве тренера). А еще и то, что именно за этими атлетами будут особенно пристально следить журналисты, регулярно пишущие о спорте в “Московском комсомольце”. Девиз сегодняшней олимпийской подборки “МК”: “Долой объективность! По-честному расскажем читателям о своих симпатиях!”

ТАНЕЦ ДУШИ

     Жили-были мальчик и девочка. И почему-то друг другу очень не симпатизировали. Но встречались часто: на тренировках делили один лед. Говорят, общие интересы сближают. Но не до такой же степени! Их общий интерес — фигурное катание — вдруг обернулся нежной любовью друг к другу...
     Ирина Лобачева — Илья Авербух встали в пару десять лет назад. А в 95-м любовь их была узаконена. Хотя — при чем здесь закон? Они и без него были вместе. Трепетные, сильные, до оголтелости трудолюбивые, до изнеможения танцующие...
     Когда Илюша встал в пару с Ирой, его бывшая партнерша Марина Анисина, с которой он уже успел стать чемпионом мира среди юниоров, осталась не у дел. Вспоминал ли он об этом, когда Марина, уже с французом Гвендалем Пейзера, стала чемпионкой мира?
     Столь бестактный вопрос не рискнул бы задать ни один, даже самый разнузданный журналист. Его задала Илье сама Ира, его женщина. “Я свой выбор сделал”, — последовал лаконичный ответ мужчины.
     Эти двое невероятно обаятельны и приветливы. Их мягкость и интеллигентность вне катка — полная противоположность тому упорству, с которым они бросаются в яростную борьбу на льду. Танцы — удел очень сильных людей. Вы знаете почему... А еще лучше это знают судьи, в чьей власти осудить или вознести. “Мы не мальчик и девочка для битья, а пара, которая входит в первую тройку мира”, — Илья с Ириной научились оценивать себя по достоинству.
     В Солт-Лейк-Сити им будет невероятно сложно. Часть сезона пропущена из-за травмы партнерши. Пьедестал атакуют французы, итальянцы, канадцы... К тому же наши “золотые” шансы очень высоки и в остальных видах фигурного катания. Кто же столько “золота” одной стране-то даст? Но — большей страсти, чем есть в танце Иры и Ильи, вы не увидите. И большей отточенности техники — тоже.
     Олимпиада — мир, в котором случается все что угодно. И справедливое, и не очень. Мне хочется, чтобы в Америке случилась справедливая золотая медаль Лобачевой—Авербух.
     “Сегодня существует пять-шесть хороших пар. Безоговорочного лидера в танцах нет. И я считаю, что Ира с Ильей должны не только “зацепиться” за пьедестал — они должны и могут бороться за первое место. Я не приемлю фразы: “Пустят ли их?”. “Будут ли они лучшими?” — вот как надо ставить вопрос. На сегодняшний день для меня они — лучшие”, — это слова неповторимой Натальи Бестемьяновой.
     ...Перед самым отъездом на чемпионат Европы в Лозанне Илья получил травму. В произвольном танце у пары есть элемент, когда партнер держит партнершу в воздухе, как свечу. Делая поворот, Илья упал и, испугавшись, что пострадает Ирина, весь удар принял на себя. Получив сильный ушиб головы, два дня не мог тренироваться. “Глюкозу пил, чтобы мозги быстрей встали на место. Но на катании, не думайте, это не отразилось. Мы катаемся не головой, а ногами...” — пошутит потом Илья.
     Шутник. Ведь знает же, что катаются они прежде всего душой. А это дорогого стоит. И олимпийская награда — далеко не все в ряду признания их таланта. Но как раз то, что надо...

ВАСИЛЬИЧ

     Когда коллеги, заглядывая в глаза, спрашивают: “И за кого же ты больше всего будешь переживать на Олимпиаде?” — я честно отвечаю: “Конечно, за Андрея Васильича Николишина”. И коллеги, хотя они ко всему уже в этой жизни привыкли, конечно, удивляются. Во-первых, услышав “Васильича”. А во-вторых, оттого, что называю я не красавицу Юлю Чепалову и не грациозную Иришу Слуцкую, симпатии к которым никогда не скрывал, не суперпопулярного Павла Буре и не супертитулованного Игоря Ларионова, игрой которых всегда любовался. А всего лишь — форварда НХЛовской команды “Вашингтон Кэпиталз”, который и сам, не стесняясь, именует себя в печати рабочей лошадкой...
     По обилию интервью в наших СМИ, кстати, он тем же Чепаловой с Буре если и уступает, то совсем немножко. А все почему? Общаться с Васильичем приятно. И потому что он к тебе, даже малознакомому, всегда с уважением (наш с ним первый разговор, помнится, все лимиты превысил — так Андрей, вздохнув, махнул рукой на запланированный волейбол с друзьями), и потому, что рассказчик Николишин — первостатейный.
     ...А вот насчет “рабочей лошадки” спорить я с ним и не собираюсь: уж кем-кем, а везунчиком Васильич никогда не был. Всего через гекалитры пота добивался — точно вам говорю.
     Да начнем хотя бы с того, что родился он в Воркуте, от одного упоминания о которой многих в холод бросает. От центров хоккейных вроде бы далеко, а поди ж ты — пробился в московское “Динамо”. Не с бухты-барахты, конечно: в 14 лет с командой своей выиграл всесоюзную “Золотую шайбу”, где его и приметил легендарный Александр Мальцев. И порекомендовал в команду, в составе которой сам когда-то блистал.
     Там-то, в “Динамо”, Андрей и стал Васильичем — даже старики его сразу признали. И вообще, честно говоря, не видел я еще человека, который бы не уважал Николишина.
     Да и разве можно не уважать хоккеиста, который однажды решился рвануть на чемпионат мира — играть за Россию — не имея в кармане действующего контракта? И по закону подлости — получил травму...
     “Жалею ли, что поехал на тот чемпионат? — удивлялся, помню, моему вопросу Васильич. — Да нет — что случилось, то случилось. Травму-то ведь и с контрактом можно получить (о том, сколько денег он из-за этого потерял, Андрей даже не обмолвился — удивительный человек! — А.Л.). Другое обиднее: выступили мы тогда неудачно...”
     С Олимпийскими играми ему тоже до сих пор не шибко фартило. В Лиллехаммере наша сборная, мягко говоря, не блеснула, а в Нагано Николишин не попал. Он тогда стремительно поправлялся, даже отца телефонной трелью успел разыскать-обрадовать: “Еду на Олимпиаду!” И — бывает так! — тут же звонок от Юрзинова: “Извини, Андрей, берем Сережу Федорова”.
     “Должно же ему когда-нибудь повезти!” — так я закончил материал о Николишине года два, кажется, назад. За это время в моей жизни многое изменилось (например, я женился и стал редактором спортотдела “МК”). Но Васильичу удачи желаю по-прежнему...

30 ЛЕТ ВМЕСТЕ

     Почти два года назад в нашей редакции был в гостях Вячеслав Фетисов. Первый заместитель главного редактора Петр Спектор за рюмкой доброго вина сказал: “На Олимпиаде сборную должен возглавить Фетисов, потому что ему верят ребята. Это залог успеха. Удачи тебе, Слава!” Мы дружно выпили. А когда провожали гостей, я спросил Фетисова: “А в ворота кого поставишь?” Ведь с вратарями в то время была сильная проблема. Полушутливый разговор обрел серьезную тональность — Фетисов ответил мгновенно: “Эту проблему будет решать Третьяк”. И после паузы добавил: “Полевого игрока можно заменить, а вот вратаря?.. Кто мог заменить самого Владика?”
     Да уж... Однажды Третьяк сломал ногу. Виктор Тихонов прекрасно понимал, что на чемпионате мира замены ему нет. Да и отсутствие Третьяка — большой допинг для соперника. И всего-то за 24 дня Владислав полностью восстановился...
     И когда уже Фетисов, помню, тоже сломал ногу, заменить его было некем. Тихонов перепробовал вместо него четырех защитников, но звездная пятерка играла значительно слабее.
     Они вместе играли за ЦСКА и сборную полтора десятка лет. Оба были удостоены самых высоких наград. Но жизнь у них сложилась по-разному. Владислав в 18 лет стал вратарем ЦСКА, в 19 — сборной, в 20 — женился. После игры или тренировки путь у него всегда был один — домой, к жене Тане, Димке, Ирочке.
     Фетисов в 20 лет — лучший защитник мирового хоккея. Он рано стал кумиром. Но жизнь уготовила ему серьезные удары: тяжелейший перелом ноги, автокатастрофу с гибелью брата... Он первым восстал против военно-спортивных властей, первым заставил себя уважать. Даже министра Язова. Отдадим тому должное — сперва обматерил, оборал, а отпустив майора Фетисова, сказал: “Побольше бы таких людей”.
     Мало уметь играть — нужно уметь еще и побеждать. А это дано не всем — избранным. Таков Владик Третьяк, маленьким сказавший маме: “Я буду хоккеистом. Чемпионом”. Таков Слава Фетисов, в 15 лет ставший лучшим хоккеистом мирового молодежного чемпионата.
     Зная обоих, смею утверждать: характер, принципиальность, умение доказать правоту, умение понять человека, умение дружить — это достоинства людей талантливых. Сегодня они возглавили сборную России.
     Будем откровенны: выиграем в хоккее — и все остальные неудачи не станут для нас трагедией. Проиграем — и все завоеванное “золото” (дай Бог его нам!) заблестит не так уж ярко. Для меня грядущая Олимпиада — самая главная, самая важная в жизни. И наша победа будет связана именно с Фетисовым и Третьяком...

СНЕЖНАЯ ВОРОНА

     Не так давно меня по-доброму подколола коллега: “Слушай, да ты просто лоббируешь горные лыжи! Впрочем, понимаю, занималась когда-то. Ностальгия замучила...”
     Самое интересное, что она права. Действительно — ностальгия. Помнится, лет в одиннадцать подавала я (в основном родителям) большие горнолыжные надежды на Ленинских горах. Даже получила вожделенный первый взрослый разряд. Правда, почивая на лаврах, не вписалась как-то в “скользкий” поворот. М-да, неприятно биться головой об лед. Помню, было очень больно и долго тошнило. Оказалось: сотрясение мозга. Года два потом мучили мигрени и укачивало в автобусах... Пару лет не каталась вообще. Потом вернулась, но тут же — дело было 31 декабря — с хрустом полетел мениск... Это был чудный Новый год — с гипсовой лангетой на всю ногу и памятными поздравлениями доброй медсестры: “Не расстраивайся, тебе теперь каждый месяц придется в больницу ездить, жидкость из коленки откачивать!” На том и закончилось яркое спортивное детство.
     Зато есть что вспомнить. Например, увлекательные летние тренировки. Бег по пересеченной местности на время. Запыхавшись, все, как правило, спрашивали друг у друга: “Ну чего, у тебя сколько?” “Двенадцать с чем-то (минут. — Е.Ш.)”. — “А у Вороны?” — “Восемь, кажется...” — “Чего?!!” — “Так это же Ворона!”
     Мне тогда стало жутко любопытно, кто же такая эта гениальная Ворона. Ничего себе — бегает девочка! А с виду тощенькая... В общем, летом Лене не было равных во всей нашей горнолыжной секции. Даром что малявка — старшие рядом с ней, мягко говоря, отдыхали.
     На лыжах, правда, в то время Лена особенно не блистала. Не пришло еще ее время. Проявилась она несколько позже. Я уже тогда не занималась и за успехами ее наблюдать не могла. Но почему-то совершенно не удивилась, когда узнала, что Ворона попала в олимпийскую сборную по фристайлу.
     Во-первых, был уже феерический опыт Лизы Кожевниковой, с которой мы, кстати, тоже соревновались в хрупком возрасте детских надежд. Фристайл в России тогда только начинался. И воспитанникам Ленгор сам бог велел попробовать: родившись в Москве, логично бросить горные лыжи во имя “свободного стиля”, который не нуждается ни в длинных трассах, ни в крутых склонах. Лиза стала первооткрывателем и сразу попала в олимпийские призеры. Воре (так друзья иногда называют Ворону) пока не удалось забраться так высоко: конкуренция, ясное дело, с каждым годом растет.
     Теперь Лена Ворона — одна из лидеров в российской сборной. В этом году, правда, она несколько уступила свои позиции Марине Черкасовой — тоже, между прочим, воспитаннице Воробьевых гор. Но зато удачно вышла замуж...
     Иногда, если честно, не верится, что карьера этих девчонок начиналась на берегу Москвы-реки. И что когда-то мы соревновались на одних и тех же маленьких трассах. Были даже старты под названием “Олимпийские надежды”. Вот уж не думала, что у кого-то из нас эти надежды действительно оправдаются.
     Вообще-то журналисту грешно за кого-то болеть, во всяком случае признаваться в этом на страницах своей газеты. Но за Лену и Марину я действительно переживаю больше, чем за остальных. Да и как не переживать — коли замучила ностальгия?..

ЛЮБИМЧИК ПАША

     Тогда, в далеком 97-м, мы чуть ли не всем Красноярском молились за него...
     С интервалом в полгода у Павла погибли в автокатастрофах два близких человека. Отец — Александр Ростовцев. И тренер — Валерий Стольников. Естественно, ни о какой Олимпиаде не могло быть и речи. Но мы молились не потому, что хотели, чтобы Паша поехал в Нагано. А потому, что очень хотели, чтобы он не сломался, не спился, не пополнил список несостоявшихся по тем или иным причинам чемпионов...

     Всякий раз, когда вижу, как Павел отчаянным финишным рывком выигрывает свою очередную медаль, мне не верится, что в том печальной памяти 97-м он мог не вернуться. Слишком много в этом человеке желания жить и выигрывать.
     Правда, увидеть воочию местную звезду биатлона мне удалось только в 1999 году, уже после чемпионата мира. Павел привез в Красноярск “серебро”, вырванное у немцев, как мы тогда смеялись, “чуть ли не с мясом”, буквально на последней минуте. На пресс-конференции он выглядел уставшим, рассказывал, что после финиша потерял сознание и его откачивали нашатырным спиртом так, что из глаз потекли слезы. Многие операторы тогда засняли его плачущим навзрыд...
     — Это все ерунда... — Паша, помню, смущенно смотрел на нас. — Вот у нас есть в запасных Сережа Усаньков. Так он каждое утро вставал в полшестого — и готовил мне лыжи. У профессионального биатлониста их ведь 10—12 пар. И все надо почистить, смазать, выбрать лучшую... Вы не могли бы про него написать? Я ведь тоже был запасным, знаю, что это такое...
     Про Сережу Усанькова тогда написали все. А про Пашу до сих пор говорит практически вся страна.
     Последний раз мы созванивались перед Новым годом. Теперь уже четырехкратный чемпион мира по биатлону вяло отвечал на вопросы относительно допинга. И я решила поменять тему:
     — Павел, как поживает ваш сынуля?
     — Ой, вы знаете, так подрос, уже ходит, познает мир...
     И все это — взахлеб, с восторгом, и я чувствую, как Паша улыбается в трубку.
     Его золотая медаль, конечно же, нужна России, Красноярску, руководителям федерации биатлона. Но она не меньше нужна и маленькому Саше Ростовцеву. Да и всем людям, которые буду болеть за Павла. Я тоже буду в их числе. Так хочется, чтобы Паша снова заплакал на финише. На этот раз — от счастья...

Я, ИЛЬЯ И СНОВА Я

     Прошлой осенью, только вернувшись из отпуска, вместо приветствия услышал от начальника: “Сделай интервью с Ковальчуком! Он там кому-то три шайбы забил...”
     — А кто это — Ковальчук? — спрашиваю.
     — Харламов новый — вот кто! В “Спартаке” играет. Семнадцать лет.
     И, расстроенный, отправляюсь в “Сокольники” узнать, что это за вундеркинд такой в высшей лиге забивает — подумаешь!

     О том, что сильно ошибался, догадался не тогда, когда все газеты, словно сговорившись, начали наперебой писать про “наследника Харламова” (хотя первая заметка про Ковальчука вышла в “МК”). И даже не после драфта НХЛ, где его выбрали под первым номером. Мне хватило... первых пятнадцати минут интервью, чтобы понять, что в хоккейной галактике появилась новая звезда. Парень явно знает, чего хочет. И разменивать себя по мелочам не собирается...
     Тогда он был обычным подростком: ездил на машине без прав, смущался журналистов. Но одновременно с этим всегда был поразительно уверенным в себе, даже по-хорошему наглым. И — по-детски наивным. На некоторые вопросы, перед тем как ответить, спрашивал: “А зачем вам это знать?” А когда я возвращался к метро, Илья, проезжая мимо на своей “Ауди”, остановился, предложил подвезти.
     Самое удивительное началось потом, когда благодаря своему лучшему снайперу-юниору “Спартак” вернулся в Суперлигу. Но там Илье сыграть так и не удалось: уехал в НХЛ. Целое лето ожидания — и феерический дебют в лучшей лиге мира. А он — остался таким же. Без всяких звездных замашек...
     Когда я ради срочного материала об очередном его НХЛовском подвиге разбудил Илью в три часа американской ночи, он терпеливо ответил на все вопросы, а на мои извинения только и сказал: “Ничего страшного, понимаю. У вас работа такая...” Единственный раз он отказался разговаривать, когда ехал в машине и опаздывал на тренировку. Правда, тут же принялся просить за это прощения.
     Кто-то, когда узнал о включении Ильи в нашу олимпийскую сборную, лишь пожал плечами: “Куда ему, молодой еще...” Да, конечно, про восемнадцатилетнего Ковальчука или, скажем, про двадцатидвухлетнего Сергея Самсонова пока нельзя сказать, что они лучше Буре или Яшина. Но вот то, что они будут играть с большим желанием, очевидно. А ведь именно это порой и определяет результат. Взять хотя бы команду НХЛ “Нью-Йорк Рейнджерс” — там собраны едва ли не лучшие хоккеисты лиги (по крайней мере — самые высокооплачиваемые), а команда никак не может даже в плей-офф выкарабкаться!
     ...Вообще-то на предстоящих Играх твердо решил ни за кого не болеть. Вообще. Но, если честно, понимаю: за Илью все равно буду переживать.

ДЕЛА — У ПРОКУРОРОВА

     ...Как сейчас помню тревогу матери, которой я с беззаботной улыбкой преподнес градусник, где столбик с серебристой ртутью уверенно переполз отметку 40. Я не опускал термометр в стакан с кипятком — нет, действительно в морозном феврале 1988-го притащил из школы какую-то гадость. Шла Олимпиада в Калгари — и (спасибо постельному режиму!) я посмотрел ее от начала до конца: и канадское “серебро” мужской лыжной сборной (кажется, последняя в этой дисциплине медаль), видел и золотой финиш молодого Алексея Прокуророва...
     Кажется, первый раз я увидел его живьем в зале прилетов “Шереметьево-2”. 1998 год, рейс из Нагано. Конечно, той зимой встречали других национальных героев — девушек из лыжной команды. У Алексея тогда не задалось: пара глотков морозного воздуха, простуда — Олимпиада под откос... “Объективно — последняя!” — грустно опустил голову легендарный стайер. Он не кривил душой ни перед нами, журналистами, ни перед самим собой, когда намеревался забросить лыжи. Такое было и раньше, и позже: все-таки на фоне партнеров по сборной он смотрится живым ископаемым.
     При этом он всегда выглядел молодо — даже сейчас, в 38, будучи вторым после хоккеиста Ларионова “дедом” российских олимпийцев. У них вообще немало общего. Еще бы: когда-то у обоих на груди красовалась надпись из четырех букв — СССР. Союза уже десять лет как нет, давно не выступают партнеры Алексея по сборной — Владимир Смирнов, Михаил Деветьяров. Последние творцы наших мужских лыжных успехов...
     Я всегда переживаю за невезучих. Нет, я не хочу Алексея обидеть, но ведь не все в его карьере складывалось гладко. Сборную лихорадило, он постоянно привыкал к новым партнерам, часто “перегорал” на дистанции. Но всегда возвращался. Год назад после чемпионата страны в Красногорске он сказал: “Прежние успехи тянут назад. Что поделаешь! Видно, высока планка, которую я себе поставил...” Именно с Красногорска началось возвращение владимирского лыжника на вершину.
     “А знаете, сейчас мне необходимо забывать о тренировках! — пошутил он тогда. — Позаниматься своими делами в кругу семьи — и на старт. Тогда все получится...” А отдыхает Прокуроров подчас оригинально: вспомним хотя бы 500-километровый пробег вдоль побережья Северного Ледовитого океана в паре с норвежским лыжником Вегардом Ульвангом.
     Теперь Алексей добрался до пятой (!) в жизни Олимпиады. Уже рекорд — и никто не осудит нашего ветерана за немедальное место. Разве что он — сам себя: “Ненавижу, например, четвертое место! Это как издевка — лучше уж вообще не финишировать...” А еще он ненавидит, когда делают скидки на возраст. В самом деле, какие скидки! Он — полноправный участник Игр. Более того, один из фаворитов. Моих, по крайней мере...

ЗА ТЕХ, КТО НА БОБАХ!

     Этот фильм назывался “Cool Runnings” (в нашем прокате шел как “Крутые виражи”). Фабула незатейливая: четверых парней с острова Ямайка поманили блеском олимпийских медалей и сагитировали кататься на бобе. Не на Бобе Марли, короле регги, а на снаряде для бобслея...
     Ребята так увлеклись экзотическим для карибской страны зимним видом спорта, что доехали до Олимпиады в Калгари-88. Вот только пристойное место в итоговом протоколе ямайцам, над которыми соперники поначалу до смерти ухохатывались, могло пригрезиться разве что под кайфом от марихуаны.
     Последний олимпийский заезд им не удался: боб перевернулся на последних метрах ледового желоба. Развалившийся на запчасти агрегат они все же донесли до финиша...
     “Безумству храбрых поем мы песню!” — сочинил классик.
     Вот за таких отчаянно-отважных спортсменов я и буду болеть в Солт-Лейк-Сити. Благо, что суровая барышня Олимпиада дает любым чудакам шанс проявить себя. Да и с детства я привык переживать за тех, на кого никто не ставит. Но не за слабых. Поскольку слабых в спорте нет.
     Разве можно не сопереживать кенийскому лыжнику Филиппу Бойту, который во второй раз стал участником зимних Игр? В Нагано-98 он достойно прошел десятикилометровку. Пусть и был на финише последним — 92-м. Кстати, Бойт планирует выступить и на следующей белой Олимпиаде — в Турине-2006. Но уже как бобслеист. Наверняка его поддержит другой лыжник из Кении Ричард Роно, который долго работал на банановых плантациях, чтобы купить себе лыжи. Этот спортсмен не смог пройти в соревнования биатлонистов. Неважная стрельба подвела.
     На лыжне нашлось место нескольким экзотическим олимпийцам. Горячо мною любимый после футбольного чемпионата мира-90 Камерун выставил (не на посмешище, конечно) Исаака Меньоли. Что такое лыжи и палки, он узнал всего-то пять лет назад, когда обучался в университете штата Висконсин.
     Учеба в Америке дала олимпийскому движению еще одного героя. 43-летний Прават Нагвайра стал первым тайским зимним олимпийцем. С 1989 года он начал кататься на лыжах — хотел попасть в сборную Бостонского компьютерного колледжа. Но свою карьеру связал со спортом лишь после того, как получил докторскую степень и звание профессора.
     А как можно оставить без внимания монгольских лыжников — 38-летнюю Энхээ и ее соотечественника Эрдэнэтулхуура. Женщина, выигрывавшая звание чемпионки Монголии 26 раз, выступала еще на Олимпиаде в Калгари и установила тогда рекорды своего отечества, которые даже сама не в силах с тех пор побить. Может, это удастся ей в Солт-Лейк-Сити?
     Того же я желаю филиппинскому сноубордисту Джнодраю Мина. Его лучший результат — 80-е место на одном из этапов Кубка мира.
     Надеюсь также, что личный рекорд обновит Альберт Александр Луи Пьер Гримальди. Или, проще говоря, принц Альберт из Княжества Монако. Сколько голубых потов с него сошло, а олимпийские вершины все никак не покорятся. А ведь есть к чему стремиться принцу-бобслеисту: дедушка (отец его матери, голливудской кинозвезды Грейс Келли), Джек Келли-старший, на Олимпиадах в 1920 и 1924 годах выиграл в гребле три золотые медали. Да и дядя, Джек Келли-младший, тоже в гребле взял “бронзу” в 1956-м. Так что Альберту, участвующему в Олимпиаде в четвертый раз, пора подняться с 25-го места...
     А еще я, как и организаторы Игр, буду болеть за безопасный секс (в дни Олимпиады спортсменам раздадут 12000 презервативов). То есть болеть буду не вместо, а исключительно за олимпийцев.
     И за своих, российских, прежде всего.
    

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру