Операция на закрытом сердце

Врачи РДКБ отстояли больницу, но победителями себя не чувствуют

  Боясь опоздать на встречу с главным врачом Российской детской клинической больницы Николаем Вагановым, я вихрем влетела в приемную и увидела молодого человека, который вошел туда минутой раньше.
     — Вы к кому? — обратилась к нему секретарь Ваганова.
     — Я пришел спасать больницу. Скажите, что нужно делать?
 
   
     Артем Молчанов, 1981 года рождения, попал в РДКБ, когда ему было 11 лет. Диагноз: остеогенная саркома средней трети большеберцовой кости. Перед этим провел неделю в одной из крупнейших больниц Москвы. Там сказали, что не знают, что делать, и один врач посоветовал обратиться в РДКБ, в отделение онкологии.
     Прежде чем в августе 1992 года Артему сделали первую операцию, пришлось провести четыре курса химиотерапии. Вторую операцию сделали через несколько месяцев. Дальше — восемь месяцев в гипсе, реабилитация, потом на три недели отпустили домой, и снова больница.
     В РДКБ Артем провел четыре года. Потом врачи констатировали деформацию голени, и пришлось снова делать операцию — голень зафиксировали спицами. Кто не знает, что это такое, тому не объяснишь. Так же, как бесполезно рассказывать, что значит год пролежать в “травме”.
     За то, что Артема Молчанова вернули к жизни, его мама не заплатила ни копейки. Само собой разумеется, Артем пробовал поступить в медицинский институт — не прошел по конкурсу. Сейчас учится на 4-м курсе Московского государственного университета сервиса. Молодой, веселый, красивый. Но объяснить ему, что грозит РДКБ, я так и не смогла.
* * *
     О приказе министра здравоохранения, согласно которому решили соединить РДКБ с НИИ педиатрии и детской хирургии на Талдомской улице, написали, кажется, все центральные российские газеты.
     Зачем сливать два совершенно самостоятельных лечебных учреждения, никто внятно объяснить так и не смог. Зачем создавать научно-исследовательский центр здоровья детей Минздрава России? У нас в стране такой центр есть. И почему сливаться нужно именно сейчас? И почему именно в Москве, куда и без того везут тяжелобольных детей со всех концов нашей огромной страны?
     Одни загадки.
     Но если бы распутать этот клубок — не дай бог — поручили хорошему следователю, он, походив по отделениям РДКБ и увидев, какие дети там лежат и какие врачи работают, сразу бы выяснил, что драться за детей, лечить которых отказались все больницы страны, вряд ли кто станет. На маленьких пациентов РДКБ и смотреть-то непросто. Заходишь в палату, заранее зная, что дитя, которое не в силах протянуть за игрушкой свою прозрачную голубую ладошку, может не дожить до конца недели. А рядом стоит его мама, которую бросил муж. А на столике лежат яблоки, которые купили врачи на собственные деньги.
     Если эти дети, бывает, не нужны родным, зачем они нужны чиновникам Минздрава?
     Правильно. Нужны совсем не они.
     Ну? Слово из шести букв. Не медицинское...
     Угадали.
     Деньги.
     Богатейшая коллекция портретов президентов США: тридцать пять миллионов долларов.
* * *
     Но давайте по порядку.
     Пятнадцать лет назад в конце Ленинского проспекта открыли детскую больницу Минздрава РФ на тысячу с лишним коек.
     Давно доказано, что наиболее управляемым и контролируемым учреждением здравоохранения является клиника от 300 до 500 коек. Все, что свыше, для правильного управления чрезвычайно сложно. Поэтому главные врачи в РДКБ не задерживались: к началу ноября 1998 года кресло главного покинул очередной камикадзе, третий по счету. Ему просто предложили подать заявление об уходе, так спорилась работа в главной детской больнице страны.
     Николай Николаевич Ваганов до “ссылки” в РДКБ был заместителем министра здравоохранения по вопросам охраны материнства и детства. В 1996 году Минздрав был реорганизован, и тогдашний министр здравоохранения Татьяна Борисовна Дмитриева сказала Ваганову, что его направление слишком узкое и иметь специального “детского” замминистра нецелесообразно. Ваганов ушел. Но не успела за ним закрыться дверь, его место занял Александр Дмитриевич Царегородцев, в недавнем прошлом — министр здравоохранения, не удержавшийся в кресле из-за распространенной в России человеческой слабости.
     Таким образом, Ваганов стал четвертым главным врачом РДКБ.
     Спустя полгода Николай Николаевич Ваганов пришел к министру здравоохранения В.И.Стародубову с проектом письма на имя председателя правительства России с просьбой о привлечении кредита Эксимбанка США для полного переоснащения РДКБ.
     Как сказал один знающий человек, только люди, которые любят детей больше себя, могут работать в таких условиях и на таком допотопном оборудовании. Врачей удерживают здесь лишь те десятилетия, которые они провели друг с другом и вместе с беспомощными детьми, создавая методики, которыми пользуются сейчас по всей России. Такого уровня излечиваемости больных лейкозом в стране нет нигде. Должен был настать такой день, когда все возможности медиков были исчерпаны. И Ваганов это оценил. И в Минздрав он пришел не за кредитом — а за ответом на вопрос, быть ли РДКБ центром спасения безнадежно больных детей.
     Мама трехлетнего Анзора Сулейманова плохо говорит по-русски, но врачи ее понимают. Ребенка привезли из села Иласхан-юрт Гудермесского района Чечни. Для москвичей это места боевых действий, и всем уже давно кажется, что просто людей там нет и быть не может, а есть только боевики и федеральная армия. Анзор этого не знал, как не знает пока и того, что болен с пяти месяцев своей коротенькой жизни, что в Москву его привезли в ужасающем состоянии, с огромным животом, неописуемо увеличенной печенью, с изменениями состава крови. Сначала ребенок попал в Московский НИИ педиатрии и детской хирургии (тот самый, с которым хотят слить РДКБ). Там сказали: мы ничего сделать не можем, везите ребенка на Ленинский проспект, в клинику Ваганова. Привезли. Поставили диагноз: заболевание, пограничное между иммунодефицитом и злокачественным гистиоцитозом. Курс лечения будет длиться год. Врачи дают очень хороший прогноз на жизнь. Потом мать отвезет малыша в Иласхан-юрт, и, когда он вырастет, боевиком он не станет. Мать найдет нужные слова.
     Но мы говорили о кредите.
     Обыкновенные люди, каких на свете большинство, думают, что получение международного кредита — процесс непростой, но все же не сложнее запуска космического корабля. То, что вы будете читать дальше, покажется скучным — но дочитайте, прошу вас, и к концу скучной части вы будете знать о человеческой жизни чуть больше.
* * *
     Итак, 30 апреля 1999 года Николай Николаевич Ваганов пришел в Минздрав с проектом письма с просьбой о кредите. Министр письмо подписал, и оно ушло “наверх”.
     24 мая 1999 года поступило распоряжение заместителя председателя Правительства России Валентины Матвиенко в Минздрав, Минэкономики, Минфин, Минторг и Внешэкономбанк о проведении экспертизы проекта и предоставлении предложений для положительного решения.
     5 июня 1999 года на совещании Матвиенко о программе государственных внешних заимствований России для целей здравоохранения на 1999—2000 годы дано поручение министерствам в двухнедельный срок рассмотреть вопрос о включении кредита в программу государственных внешних заимствований РФ для целей здравоохранения.
     30 июня 1999 года подписан договор комиссии между РДКБ и внешнеэкономическим объединением “Госконсим” — организацией, которая выиграла тендер и является посредником между банком и больницей.
     Июнь—июль 1999 года — согласование технико-экономического обоснования переоснащения РДКБ с министерствами и ведомствами.
     6 сентября 1999 года — письмо Ваганова тогдашнему министру финансов М.М.Касьянову с просьбой о продвижении проекта.
     18 октября 1999 года — распоряжение В.И.Матвиенко об ускорении представления проекта распоряжения правительства России о привлечении кредита Эксимбанка США на сумму 35 миллионов долларов США.
     19 января 2000 года — распоряжение Правительства России о целесообразности привлечения кредита Эксимбанка США для финансирования закупок оборудования для переоснащения РДКБ. Больница внесена в федеральный закон о бюджете на текущий год в раздел “государственные внешние заимствования Российской Федерации”.
     22 марта 2000 года заключен контракт с фирмой “Огайо Медикал Инструментс”. Цена контракта 41 млн. 176 тыс. 470 долларов, в том числе аванс нашей страны — на 6 млн. 176 тысяч долларов.
     И дальше целый год — тишина.
     В марте 2001 года коллектив ученых направил совместное письмо на имя председателя правительства России с просьбой разобраться в причинах задержки решения вопроса о закупках оборудования для РДКБ.
     21 марта 2001 года — новое поручение Касьянова о подписании необходимой документации с целью выполнения распоряжения правительства.
     21 мая 2001 года Минфином направлено окончательное уведомление в Эксимбанк о приоритетности проекта и поручено принять меры, обеспечивающие реализацию в 2001—2002 годах закупок медицинского оборудования.
     Накануне нового, 2002 года российское правительство выполнило условие кредитного соглашения и выделило 6 млн. 176 тысяч долларов.
     В апреле должна начаться поставка первых партий оборудования. В РДКБ прибудут самые современные медицинские приборы. Предстоит полное переоснащение всех отделений больницы плюс сдача под ключ операционного блока, централизованной стерилизационной и комплекса ядерно-магнитного резонанса. Это позволит по-настоящему превратить Российскую детскую клиническую больницу в клинику XXI века.
     ...Десятилетнего Степу Чиркова привезли из Новгорода Великого с острым лейкозом центральной нервной системы, с нарушением тазобедренных функций, с гнойным отитом, параличом лицевого нерва и вылезшим из орбиты глазным яблоком. Ребенок был в критическом состоянии, но никто не мог поставить диагноз. В РДКБ с этим справились, и ребенок идет на поправку. Степе проводится очень дорогая суперсовременная терапия — приходится с сожалением констатировать, что ни в одной из детских клиник России такую интенсивную терапию не проводят.
     Папа не выдержал такого испытания и ушел, а Валентина, Степина мама, состоит в списках на бирже труда и существует благодаря помощи друзей и учителей школы, где до болезни учился ребенок. К Степану и Валентине так относятся в больнице, что они просто не имеют права на поражение. Врачи говорят — Степа вылечится. Если бы вы его видели, вы бы, как я, тоже подумали, что в жилах мальчика течет голубая кровь — такой он бледный, почти совершенно прозрачный. Но пока Валентина улыбается — а улыбается она потому, что судьба привела ее в РДКБ — ее сын живет.
* * *
     Да, так мы говорили о кредите.
     Три года потребовалось Ваганову и его единомышленникам, чтобы сказка стала принимать очертания яви. Не всякий, надо сказать, простой смертный может продержаться три года на отечественной административной дыбе, дело такое. И вот, когда пришел момент, которого с замиранием сердца ждали тысячи людей — врачи, больные дети и их беспомощные родители, — министр здравоохранения России господин Шевченко решил, что есть человек, который лучше Ваганова справится с “внезапно привалившим” счастьем в виде начинающегося переоборудования клиники. Кто же сей государственный муж? Да вы с ним знакомы: Александр Дмитриевич Царегородцев. Из министров его попросили. В 1997 году, будучи заместителем министра, устроил в Минздраве пьяную драку — опять попросили. А так как государственных людей принято хорошо трудоустраивать, его сделали директором НИИ педиатрии и детской хирургии. Это вы уже тоже знаете, но не знаете того, что Царегородцев, не имея никаких научных достижений, занял место одного из самых выдающихся ученых нашей страны, академика Юрия Евгеньевича Вельтищева. Которому просто предложили освободить место для Александра Дмитриевича.
     Конечно, дело стоящее: слить Институт педиатрии и РДКБ, чтобы эта махина в первые же дни потеряла управление, а снимать большой ложкой пенки с начинающейся реконструкции РДКБ Царегородцев уж как-нибудь сможет. Ну хоть что-нибудь ему ведь можно поручить!
     ...Максиму Семенову 17 лет, и по возрасту ему в этой больнице находиться уже не полагается. Но дело не в этом, а в том, что буквально с первых дней жизни у него начались гнойные инфекции, которые повторялись и повторялись. С 1991 года он наблюдался в Институте иммунологии с диагнозом: первичный иммунодефицит и хроническая гранулематозная болезнь. Он был очень активным ребенком, но несколько раз в год гнойные инфекции возобновлялись, и никто ничего не мог с этим сделать. Максим ходил в школу, занимался спортом, играл на гитаре. В конце января 2002 года заболел пневмонией, снова попал в Институт иммунологии, его лечили антибиотиками, но состояние ухудшалось. Предположили туберкулез и перевели в Институт туберкулеза. В первые дни весны врачи констатировали поражение центральной нервной системы, и 4 марта Максима парализовало: развился массивный гнойный процесс, вследствие которого наступило сдавление спинного мозга.
     Туберкулез исключили. И встал вопрос: где его лечить?
     Парализованного подростка из маленького подмосковного городка Высоковска не брала ни одна больница. А отделения, которое бесплатно занимается лечением иммунодефицита, в России не существует нигде, кроме РДКБ.
     Ему сделали три операции. Как на грех, у Максима очень редкая группа крови, и практически невозможно найти донора. Состояние тяжелое. Лечение — на годы, а стоимость его астрономическая: 1200 долларов в сутки.
     Но Максим в клинике находится “всего” месяц, а Даня Перепелкин из Углича живет здесь уже шесть лет. У Дани тоже первичный иммунодефицит, но он осложнен тяжелым нарушением кроветворения и язвенным поражением всех слизистых систем и печени. Спасти его может только пересадка печени и костного мозга. У ребенка тяжелое поражение кишечника и постоянные желудочные кровотечения, а перед самым Новым годом он в течение недели ежедневно терял практически весь объем циркулирующей крови, 2 литра. Больница не смогла самостоятельно справиться со стоимостью Даниного лечения — оно сравнимо со стоимостью работы целого отделения клиники. Помог общественный благотворительный фонд помощи тяжелобольным и обездоленным детям. В январе Даню отправили для пересадки печени в университетскую клинику в Женеву, но пришли к выводу, что сначала нужно провести пересадку костного мозга. Операция будет проводиться в Израиле. Идут активные поиски донора, в которые активно (и бесплатно) включились и швейцарцы.
     Даню показали по телевидению, и в РДКБ приехала женщина, у которой двое здоровых детей. По стечению обстоятельств у Дани именно в этот день началось желудочное кровотечение. Эта замечательная женщина анонимно передала на его лечение 30 тысяч долларов. И все ее родные и близкие молились за мальчика так, что без молитвы не было ни часа в сутки.
     Даня рыжий и смешливый. Виртуозно ругается. В РДКБ не осталось ни одного человека, которого он не обыграл бы в карты на компьютере. Он все понимает, но оптимизм этого рыжика не знает границ. Он вырезал из картона большое сердце, и, когда в клинику приезжает его любимая девочка, он поворачивает его красной стороной, на которой написано “любов”, а когда девочка уезжает — поворачивает на синюю сторону, там написано “развот”.
* * *
     Говорят, слияние государственных медицинских учреждений в рамках новой концепции правительства пройдет по всей стране. Говорят, “слитыми” будет проще управлять. Особенно финансами. И особенно если посадить на управление этими финансами своих людей: жен, зятьев, друзей дома. Про всю страну не скажу, а вот насчет спаривания РДКБ с Институтом педиатрии и детской хирургии — известно, что никто не провел экономического анализа этого проекта. Зато, как говорят чиновники Минздрава, это революционное решение очень поспособствует вертикальности управления здравоохранением в нашей стране.
     Что это такое, никто мне объяснить так и не смог, но, может, министр здравоохранения сумеет растолковать это Максиму Семенову или Дане Перепелкину? Они имеют право знать, что будет с РДКБ — от этого зависит их жизнь. А то, что 21 марта приказ о слиянии РДКБ с НИИ педиатрии каким-то чудом был отменен (да и средства массовой информации устроили грандиозный скандал!) — еще ничего не означает. Главный врач РДКБ профессор Николай Николаевич Ваганов, вступив в опасную дискуссию с Минздравом, намерен до конца защищать свою позицию. Договориться с ним ни о чем взаимовыгодном невозможно. К тому же он получил беспрецедентную и единогласную поддержку коллег.
     Так что не спешите праздновать победу.
     “Умные люди знают, что можно верить лишь половине того, что нам говорят. Но только очень умные знают, какой именно половине”.
    

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру