Насущность обстоятельного разговора о группе и с группой “Комиссар” стала очевидна, когда сей древний коллектив по причине моей личной слабости, испытываемой к их творчеству, и длительных приятельских отношений с лидером и вокалистом Алексеем Щукиным сподвигли на то, чтобы пригласить их на зэдэшный фестиваль “Рокапопс-2002” в Лужники (который, как все помнят, прогремел в последний день июня на празднике “МК”). “Пусть, мол, ребятки отыграют. У них и так жизнь не сложилась”, — роились в голове сердобольные мыслишки. По хитроумному же замыслу “ЗД” в хэдлайнерах “Рокапопса” значились совсем другие имена. Сколь же несказанным оказалось изумление, когда народ, эти 40 или 50 тысяч музыкальных фэнов, сбившихся плотной кучей на огромной площади, радостно, но без экстрима встречавших и провожавших своих поп-роковых кумиров, вдруг разом сошли с ума на “Комиссаре”! Так, как ни на одном хэдлайнере... “ЗД” впала в смятение. Под угрозой коллапса оказался стройный график выступлений. Народ же требовал добавки. Единственным из всех 40 участников десятичасового “рокапопсового” марафона “Комиссарам” было позволено выступить на бис. Иначе взволнованные массы смели бы все в округе на фиг...
Нельзя сказать при этом, что “Комиссар” показал глобально интересное шоу, которое можно смотреть не отрываясь. Как у “Rammstein” например. Ну да — какие-то футуристические костюмчики не то пришельцев, не то динозавров. У Витаса и не на такое насмотреться можно. Героические позы — у кого их только нет. У той же “Арии”... Но драйв, энергетика и запилы были просто беспримерными. Вот что значит — держать публику собственно песней и ее подачей!
“Комиссар” всегда был достаточно жестким, мужским коллективом, с жестким, мужским характером, с серьезно поставленным вопросом в песне. Если все пели “а-ля-у-лю, я тебе цветочки подарю”, “ты меня бросила-послала”, то они влезали в проблему гораздо глубже, серьезнее и без дешевых политкорректных ужимок. Если дрянь, то “ты — дрянь”, если падла — то “падла”. “Твой поцелуй, как преступленье...” За “дрянь” их даже как-то не взяли на радио. Сказали, ненормативно очень. Хотя тут же крутилась “Малолетка — дура дурой”. Что в принципе дико смешно, ибо сугубой матерщиной, нынче весьма модной в новороковых кругах и активно транслируемой иными каналами, при всей своей мужественной брутальности “Комиссар” никогда не злоупотреблял. Точнее — вообще не употреблял. А “падла”... Так “Василий Алибабаевич, падла, мне на ногу батарею уронил” — классика советского киноискусства, тщательно, кстати, отфильтрованная комиссарской цензурой, которая зорко блюла нравственную чистоту совграждан. То есть выраженьица у “Комиссара”, конечно, дворовые, но не сленговые, понятные человеку с любым уровнем интеллектуального развития.
Особая статья — “комиссарская” музыка. В ней, похоже, и зарыта та собака, которая не пущала сей расталантливый коллектив в мегазвезды. Еще двенадцать лет назад, когда вышел первый альбом “Наше время пришло”, “ЗД” всплеснула ручонками и зашлась с придыханием в восторженном прогнозе: “Это будущие гиперзвезды русского поп-данса”.
Прошло 12 лет. В мегазвезды “Комиссар” так и не выбился — судя по тотальному отсутствию теле- и радиоротаций. Со скрипом наскреблось всего 4 альбома. “Всего” — с точки зрения канонов и правил большого шоу-бизнеса. Они же, “комиссары”, всегда себе говорили: “Не надо гнаться за количеством — надо гнаться за качеством”. И что? Эти альбомы, несмотря на уничижительное презрение и невнимание со стороны эНтого “большого шоу-бизнеса”, выдержали 6 (!) легальных переизданий, не считая нескольких компиляций, а также многочисленного и не поддающегося учету пиратского вала с “Комиссар”ским телом. Столь уникальной и разнообразной коллекции пиратских изданий, как у Щукина, нет, пожалуй, больше ни у кого. Даже у Пугачевой такого не видел. Продажи сопоставимы с результатами весьма раскрученных коллективов. Похоже, пираты заполнили нишу, которую профукали легальные издающие компании, очень долго с большой опаской воспринимавшие гремучую эклектику “Комиссара”.
А в ней действительно смикшировались поразительно несовместимые вещи: от “Миража” с “Ласковым маем” до “Скутера” с “Раммштайном”. При этом группа добилась того, чего не заметили перепуганные издатели, но от чего пришла в восторг, например, “ЗД” еще в 1991 году, — поразительной цельности формы и восприятия при столь алогичном скрещивании. “Мы не делаем оглядку на чисто европейскую, чисто американскую или российскую музыку. Мы пытаемся делать синтез, который наиболее понятен нам...” — вещает идеолог группы Алексей Щукин .
В общем, публика приняла “Комиссаров” давно. Он остался реликтовым коллективом, популярность которого зиждилась не на спровоцированном пиаре СМИ, а фактически на сарафанном радио. Записи гуляли по стране, передавались из рук в руки, если не покупались, то переписывались... Ну и, конечно, концерты.
Бетонная же стена непонимания большого шоу-бизнеса, без участия в котором, разумеется, нет сытной и довольной жизни, начала рушиться только сейчас. За “Комиссара” взялся крупный мейджор, на сносях новый альбом с грядущим пиаром “по-взрослому” и режиссер Федор Бондарчук , отснявший позавчера клип “Любовь — это яд”. Кстати, ее, “любовь” эту “ядовитую”, уже можно величать хитом, потому как в немыслимо дрянном качестве она уже зверски растиражирована пиратами. Сущий кошмар.
Чтобы отпраздновать несусветный успех “Комиссара” на “Рокапопсе-2002” и, наконец, начало большого и серьезного плавания, “ЗД” зазвала на разговор Алексея Щукина.
— В новом альбоме — аж три версии “Любви”: а-ля “Руки Вверх!”, потом какой-то гитарный “полураммштайн” и, наконец, ваше излюбленное немецкое техно в формате канала “Viva”. Даже при концептуальной эклектике не отдает ли это какой-то уж совсем легкомысленной вертлявостью?
— Во-первых, мы хотели показать, что хорошую песню стилем не испортишь. Во-вторых, что мы можем и так и сяк, но при этом остаемся самими собой. А в-третьих, так как песня выйдет на широкую аудиторию, то каждый сможет найти в ней то, что ему близко.
— Тебя не обескуражил столь сумасшедший успех на “Рокапопсе”?
— Для нас прием был обычный — у нас так на всех концертах происходит. Необычность ситуации только в том, что мы получили традиционный для нас прием публики на фоне достаточно именитых исполнителей и суперзвезд.
— Но некоторые суперзвезды о вас-то и знать ничего не знали... Как ты сам объясняешь этот парадокс: народ любят, но вас нигде нет?
— У нас есть свой зритель, который сложился за годы существования коллектива. Это главное. А мнение, что о нашей популярности никто не знает, складывается из-за того, что по телевизору нас не показывают.
— Но это же самое главное в раскрутке!
— Самое главное, что у нас есть песни, которые позволяют жить коллективу. Значит, мы на правильном пути. На самом деле из-за этой “полуподпольности” перед нами всегда стоит сложная задача. Допустим, благодаря анонсу в “МК” на фестиваль пришли наши поклонники. Но были и люди, которые о нас ничего не слышали и никогда нас не видели, не знали вовсе о нашем существовании. Мы должны были показать им себя и завоевать их с первой песни. Что мы и попытались сделать. Мы просто работали и были искренними. Не бывает плохой публики. Бывает плохой артист.
— Тяжело же так все время: выходить к публике, как в первый раз, двенадцать лет кряду...
— Жизнь так сложилась. Я устал стучаться в закрытые двери, к тем людям, которые нас не понимают или не хотят нас понимать, в тысяча и первый раз доказывать, что мы имеем право на существование.
— А чего, на твой взгляд, так туго-то у тех, кому “приходится доказывать”? “ЗД” вас вот еще в прошлом веке прочила в суперхиты да мегазвезды, да не срослось. Хотя очень жаль... Что, весь шоу-бизнес враз оглох, ослеп да потерял нюх?
— На самом деле думаю над этим вопросом постоянно. Не знаю. То ли не хотели нас понять, то ли не могли раскрыть или раскусить. Мы-то сами в себе всегда были уверены... В принципе с первого альбома мы по аранжировке всегда пытались быть немного впереди общей тенденции, и это выбивалось из стандартных рамок танцевальной музыки, канонов, принятых в стране. Мы и сейчас пытаемся делать нехарактерную для танцевальной ниши музыку — достаточно жесткую. Возможно, люди, отвечавшие на фирмах грамзаписи за музыкальный ширпотреб, этой нестандартности всегда пугались. Делать что-то нехарактерное — немножечко опасно. Все начинали спрашивать: “Это формат “Руки Вверх!”?” — “Нет.” “Это формат “Ласкового мая”?” — “Нет”. “Формат “Сплина”?” — “Нет”. “А что тогда? Куда мы вас отнесем?!” И — ступор.
— Надо было гордо отвечать: “Это формат группы “Комиссар”!”
— Говорю же, ступор включался. Мне говорили: “Да, о’кей, это — клево. Нам нравится. Но мы рисковать не хотим. Пусть вас первыми возьмет кто-то — Первый канал, “Европа плюс”, “Африка минус”, “Русское радио”... — а вот тогда подключимся и мы с большим удовольствием”. Получался замкнутый круг. Все боялись сделать первый шаг. А чтобы под тебя кого-то ровняли, надо сперва стать знаменитым и популярным, как те же “Руки Вверх!”, чего опять же без ротаций, эфиров и серьезных контрактов не достичь.
— Что же заставило теперь очень крупных издателей в вас поверить? Опущу предысторию с челобитной, с которой “ЗД” нахраписто обивала там пороги, восклицая “доколе?”. Всего нашего авторитета и связей не хватило бы, если бы эти шоу-монстры сами в вас не поверили. Там ведь ни одной копейки на ветер не пускают...
— Мы предложили им пойти на совершенно открытый эксперимент: провести предварительные заказы у розничных торговцев, опросы на региональных радиостанциях. Они узнавали из разных источников, какова реакция публики на наших концертах. Выясняли, какой у нас рейтинг в Германии, где мы часто работаем, в Прибалтике, где мы постоянно гастролируем, в Америке, в Израиле, где многочисленна наша эмиграция... И больше всего, как мне кажется, их убедил все-таки материал. На самом деле они не ожидали, что коллектив, пребывающий, по твоей терминологии, в столь преклонном возрасте...
— ...окажется столь живеньким?
— Ну да. Главное — мы убедили, что у нас есть собственная и, как я считаю, достаточно своеобразная ниша.
— Чего в этой “своеобразной нише” ныне больше — “Миража” со “Скутером” или “Раммштайна”?
— Хм, сложный очень вопрос. На самом деле много экспериментов, которых не было на предыдущих пластинках. Мы развиваемся и хотим, чтобы наш зритель развивался с нами. Нам интересно экспериментировать, а не зацикливаться, допустим, на “скутеризации” 2000 года. Может, “Раммштайн” у нас сейчас и есть в музыке, но прямых аналогий проводить нельзя, потому как “Раммштайн” не допер до таких синтезов музыкальных направлений, которые делает “Комиссар”. Вообще, быть зацикленным на каком-то одном стиле — скучно.
