Новый год — замечательный праздник, одно плохо: он надоедает и лет через сорок ежегодного отмечания превращается в совершенно безнадежную рутину. Ты заранее все знаешь. Например, уже в начале декабря ты говоришь себе: “Надо сейчас пойти и купить всем подарки, потому что в конце месяца в магазинах будут дикие толпы, а купить — нечего. Все раскупят”.
И точно, наступает конец месяца, в последние дни ты бросаешься за давно присмотренными подарками, которые весь год валялись на прилавках никому не нужные и… обнаруживаешь, что уже не валяются. Дарить нечего. О, безысходность!
Приходится покупать какую-то дребедень — чашки-кружки, которых у всех и так полно, или малопригодные в быту разноцветные свечки в оленях и звездах — и удивляться покупательной способности граждан. Жалуются, что денег нет, а сами вон как метут, негодяи. Подчистую.
И так — во всем, что касается новогодних праздников. Один и тот же сценарий повторяется каждый год с той же неукоснительной педантичностью, с какой восходит и заходит солнце. Ты всегда знаешь, что тебя ждет: салат оливье, телевизор с одними и теми же нестареющими “звездами”, одно и то же поздравление президента, лихорадочное откупоривание шампанского под бой курантов, упорный обзвон родных и знакомых и яростный салют китайского фейерверка во дворе.
Все. Этими мероприятиями празднование исчерпывается. Дальше или песни пой, или волком вой. А лучше спать ложись, пока не сцепился с каким-нибудь надоедливым подвыпившим родственником.
Единственная интрига Нового года: “чей” будет очередной наступающий год — свиньи или коровы, петуха или крысы? В какие цвета одеваться и какие зерна-листья-побеги выставлять на стол в качестве главного угощения?
Впрочем, животных всего двенадцать, поэтому большой разницы здесь тоже нет. Скажем, нынешнюю обезьяну мы уже имели одиннадцать лет назад, и тогда тоже надо было непременно есть орехи и бананы в новогоднюю ночь.
Ожидания не оправдываются, вот в чем проблема.
Ведь по сути своей Новый год — волшебный праздник. Он так задуман — как волшебный, поэтому в новогоднюю ночь непременно должно случаться что-то необыкновенное, какие-то чудеса и неожиданности. Иначе — от него не получается никакого удовлетворения, и волшебный праздник оборачивается банальной пьянкой, тяжким похмельем и ощущением опустошенности.
Нет, по-настоящему Новый год должен праздноваться как искрящийся зажигательный карнавал с сюрпризами — фонтанами выдумок и дождем подарков. К примеру, вот так.
Ночь. Красная площадь. Вокруг огромной ели под веселую музыку типа летки-енки пляшут в хороводе сотни людей — мужчин и женщин, наряженных в национальные костюмы братских народов.
На головах у них венки с разноцветными лентами, кокошники, красные платки, папахи, ермолки, тюбетейки... Красота. Все вместе, плечом к плечу — русский, белорус, чеченец.
“Да забирайте вы себе эту косу Тузлу! — кричит в восторге украинец русскому, — забирайте, раз нравится, у нас такого добра навалом!”
“Вы давно должны были отделиться, — хлопает русский по плечу чеченца. — Живите сами, маленький гордый народ!”
Пляшущая между чукотскими парнями горянка с зеленой ленточкой на лбу распахивает длинное пальто, срывает с себя пояс шахида и, раскрутив над головой, размахивается и забрасывает его на елку.
“Ура! — кричат все и с новой силой пускаются в пляс. — Ура! Да здравствует крепкая дружба между народами!”
Со стороны Васильевского спуска появляется прихрамывающий Басаев. Он машет большим белым флагом.
За ним марширует отряд совершенно безоружных бородатых моджахедов с одними только бутылками шампанского наперевес, а с Ордынки по мосту — соединяться с ними — спешит на ослике Масхадов в неизменной высокой папахе.
“Аллах акбар!” — командует Басаев, и тысячи пробок вылетают разом из бутылок, заливая шампанским Красную площадь.
Открываются Спасские ворота, и выходит глава Центризбиркома Вешняков.
“Друзья! — объявляет он торжественно. — Хочу вам сообщить, что подсчеты наши были неверными. Немножко мы нахимичили. Что и говорить, переборщили. Но ошибки свои признаем и исправляем. Поэтому объявляю вам торжественно: СПС и “Яблоко” перешагнули пятипроцентный барьер и прошли в Думу!”
“Ура!” — волнами несется над Красной площадью. Открывается служебная дверь ГУМа, и оттуда появляется удивительная процессия: Явлинский и Чубайс несут за руки и за ноги хохочущую Хакамаду, а у нее на животе, как на носилках, сидит Немцов и тоже заливается счастливым смехом. Похоже, они уже немножко выпили по случаю победы.
Вслед за ними из служебной двери выходит очень серьезный человек — это бывший депутат от “Яблока” Митрохин — и объявляет громоподобным басом, перекрывая музыку: “Коллеги! Хочу сообщить, что мы добились победы! Пять минут назад по каналам спецслужб получено важное правительственное сообщение: министр атомной энергетики Румянцев пошел выкапывать уже захороненные ОЯТ. Сейчас он все выкопает и повезет эти чертовы ядерные отходы обратно за границу — туда, откуда они к нам прибыли”.
“Ура! Ура! Ура!” — кричат танцующие и бросают в воздух чепчики, а тем временем ворота под Спасской башней распахиваются во всю ширь и появляются Путин с Ходорковским.
Беседуя, они медленно идут вниз к елке, и Путин говорит: “Извини, Миша, такая фигня получилась. Хочу сказать прилюдно: все это были грязные инсинуации в отношении твоего цивилизованного нефтяного бизнеса. Короче, зря мы на тебя залупились”.
А Ходорковский обнимает его за плечи и отвечает: “Нет, все правильно, Володя, так мне и надо, нечего было выеживаться. Это из-за “бабок” у меня крыша поехала, так что сам я во всем виноват”.
“Нет, серьезно, Миша”, — пытается продолжать Путин, но “ура” перекрывает его слова. Он машет рукой, вступает в хоровод, втискиваясь между лидерами грузинской оппозиции, и тоже пускается в пляс...
Часы на Спасской башни показывают полночь. Площадь замирает.
“Бумм!” — раздается первый удар курантов. — Буммм! Буммм!”
На двенадцатом ударе на Лобное место забирается наш сосед по даче Сережа. Громко и отчетливо он произносит: “Я завязываю! Все! Больше ни капли!” и торжественно разбивает о бортик бутылку водки.
Это будет самое главное чудо из тех, которые совершаются в новогоднюю ночь.
