“Дорогая моя Шура! Я теперь калека, нет у меня обеих ног и правой руки”. Шура читает и, почти не плача, говорит старшему сыну — ему лет восемь: “Надо сделать тачку, батю со станции забрать — скоро он домой приедет”. 1944 год. Вот такая история рассказана в фильме Матвея Живова “Письмо”, который приглашен на Каннский фестиваль в одну из внеконкурсных программ Shot Film Corner. И такая история была в жизни бабушки Татьяны Сарана, автора идеи и соавтора сценария этой 19-минутной короткометражки. Выдумать ее невозможно — только жизнь преподносит такие “подарки”.
На самом деле и Танин дед, и герой “Письма”, которого играет Алексей Серебряков, когда сочиняли свои письма, были целы-здоровы. Это была такая солдатская проверка на верность.
В фильме финал, жестко сыгранный Алексеем Серебряковым и Викторией Толстогановой в роли жены, открытый. А в жизни было так: Танин дед в самом начале войны попал в плен и четыре года провел в концлагере. Когда их освободили, всех, конечно, отправили в госпиталь. Кому и вправду руки-ноги ампутировали, у кого немцы, издеваясь, уши, носы, пальцы поотрезали. А Таниного деда били по голове так, что он почти оглох. И вот в госпитале мужики начали своим домой писать и получать оттуда разные письма. Некоторые жены сразу отвечали: если калека, то не нужен ты мне такой. И один, будучи целым-здоровым, разозлился и написал своей, что потерял ноги и руку. Ну и получил: “Тогда не приезжай, живи при госпитале, нам и так тяжело”. Танин дед завелся и поспорил, что его жена любого примет. Поспорили — и он написал свое проверочное письмо. Когда ответ получил, что ждут и тачку уже мастерят его со станции забирать, так стыдно стало, что и не решился правду писать — так поехал. А тот, кто на спор его подбил, застрелился…
“Мама потом рассказывала, что сразу увидела отца на вокзале: он сидел спиной к ней на больших вещмешках с продуктами. Мама стала осторожно подходить, и все заглядывала сбоку, чтобы определить, как высоко ему ноги отрезали. А отец заметил маму, подхватил ее на руки... Когда мама поняла, что за проверку он ей устроил, очень обиделась. Но так была рада видеть его живым и здоровым, что вскоре простила”, — из воспоминаний Таниной родной тети. У Таниной бабушки четверо детей было, мама Тани родилась за две недели до войны — во время той встречи ей всего четыре года было. А баба Шура (Таня героиню фильма бабушкиным именем назвала) ей чуть ли не каждый вечер рассказывала, как она войну пережила, четыре года под немцами — как тогда говорили, на оккупированной территории. Ничего не могла забыть — ни сожженный дом, ни голод, ни болезни, ни мужнину проверку...
Когда Таня увидела Алексея Серебрякова в солдатской шинели, аж вздрогнула, так он на ее деда был похож. Молодой режиссер Матвей Живов пересмотрел много актеров, прежде чем к Серебрякову обратиться — с самого начала его в голове держал, но не решался предложить роль. А тот сразу согласился, сказал: “Меня заинтересовала история, рассказанная в сценарии. Она непроста, глубока и неоднозначна: она захватывает и заставляет сопереживать героям”.
Матвей Живов родился в Москве, но живет в Канаде и к 27 годам получил тамошнее кинообразование и там же работал в кино и на телевидении. Поэтому, когда он заинтересовался этим сценарием, Таня поначалу опасалась: как он, живущий за океаном молодой человек, может почувствовать боль и переживания ее семьи. Но вышло так, что Матвей доказал: для него это не далекая экзотика, он чувствует эту историю.
И удивительное дело: когда смотришь эту короткометражку, снятую по всем законам современного кинематографа оператором Роджером Сингхом, много работающим и в больших голливудских проектах, возникает странное чувство. Здесь я увидела искреннее уважительное отношение к истории — вплоть до мелких деталей (до бумаги, на которой герой пишет письмо). И снято это в манере, понятной и принимаемой как нынешними 20-летними, так и не отторгаемой свидетелями тех времен. Режиссер настоял на своем варианте финала — в “Письме” жена солдата не смогла простить ему проверочку и сказала: “Уходи, пока дети не видели. Ты предал нас своим письмом”. И он разозлился и уехал. Она очнулась — побежала за машиной…
Вот как объяснила это себе Виктория Толстоганова, исполнительница роли Шуры:
— Тема войны мне изначально очень интересна. Как жили люди в то время? Как могли сохранить себя, свой внутренний мир в тех страшных условиях? Как война отражалась на их чувствах? Сценарий “Письма” привлек меня тем, что он ставит те же вопросы. Мне быстро удалось понять, прочувствовать свою героиню, Шуру. Как цельный и сильный человек, к тому же измученный годами выживания и тревоги за любимого мужа, она не смогла простить Степану предательской, по ее мнению, проверки на верность. Понятен мне и поступок Степана, который развернулся и ушел, не захотев просить прощения, не взглянув на детей. Как ни парадоксально это звучит, но в основе этих поступков лежит взаимная сильная любовь двух героев картины. Война виной тому, что накопленные страсти, оголенные чувства, постоянное ожидание предательства и смерти не дали любящим людям услышать и понять друг друга.
Как увидят “Письмо” в Каннах?.. У нас же за разговорами вокруг гигантов, позванных в основной конкурс — “Изгнание” Андрея Звягинцева и “Александра” Александра Сокурова, — про эту тихую историю как-то никто и не упоминает — словно и нет ее. Великие — это хорошо, конечно, и мы все им желаем удачи. Но тому, что Канны заинтересовала эта маленькая пронзительная история про то, как наших людей война переезжала, нельзя не порадоваться. И тут уже дело не в конкурсе и не в амбициях — просто отборщикам Каннского фестиваля показалось важным показать еще одну маленькую правду про то время, рассказанную нами, сегодняшними.
