У него лицо мудреца и улыбка ребенка. Он немного напоминает мамонта — и в прямом, и в переносном смысле. Сегодня таких, как он — романтиков, можно по пальцам пересчитать. Бывшему геологу, бывшему милиционеру, а ныне писателю Сергею Алексееву жизнь видится интересной и яркой в любых обстоятельствах. Кто же он тогда, как не романтик?
— Романтик в наши дни — явление редкостное. Откуда вы взялись?
— Мне повезло родиться в уникальном месте. Маленькая деревенька Алейка на юге Томской области — необыкновенный кусочек земли, на котором люди жили всегда, во все времена. Когда мой отец строил дом и стал копать подпол, оказалось, что культурный слой почвы вместил практически всю историю человечества! Если смотреть по слоям, то сначала шел чистый, нетронутый песок, потом угли и каменные топоры, далее — костяные наконечники, иглы и далее уже медные изделия, монеты… А заканчивается все колючей проволокой, которая осталась здесь от лагерей 30-х годов. Весь верхний слой земли был насыщен барашками от нее: сама проволока сгнила, а барашки не гниют, они со временем только острее становятся. Мы, когда по двору босиком ходили, постоянно о нее ноги кололи. Наше время, к сожалению, оставило такой вот символичный след.
Лагеря и места ссылки были в наших окрестностях не один десяток лет. Сначала сюда ссылали кулаков, потом — врагов народа, еще позже пленные немцы лес валили. Я и родился в лагерном бараке — когда мои родители в Алейку приехали, там, кроме бараков, никакого жилья не было, отец отрезал три комнаты, в них и жили. Это уже позже дом построили.
Кого туда только не ссылали: молдаван, литовцев, латышей, поволжских немцев, поляков, западных украинцев… В результате в детстве вокруг я слышал столько разных языков и наречий! Помню, меня это еще года в три удивляло — почему люди все одинаковые, а говорят по-разному? Наверное, отсюда и моя страсть к языку, к его исследованию.
— Ваше толкование происхождения русских слов сильно отличается от общепринятых. Откуда вы их берете?
— Да все оттуда же — из детства. Еще дошкольником мне ужасно нравилось разбирать слова. Например, что такое “пора” или “рано”. Я знал, что “ра” — это свет, солнце. И соображал, что эти слова означают это простое определение времени, “пора” — то есть “по солнцу”, а “рано” — значит, “до восхода”, когда солнца еще нет. Хотя взрослые, когда я делился с ними своими открытиями, говорили: что за глупости болтаешь!
— Как вы могли знать значение “ра” в дошкольном-то возрасте?
— А мне бабушка рассказывала. Она очень много читала, а Евангелие — так даже на церковнославянском, и это притом что была совершенно необразованной, ни она, ни дед не закончили ни одного класса. У меня сохранилась красноармейская книжка деда, там в графе “образование” написано: негр. То есть сокращенно от “неграмотный”.
— Ну а потом вы сверяли свои исследования с уже имевшимися данными?
— Конечно, сверял, все этимологические словари скупил — и нигде не нашел подтверждения моей теории, хотя все лежит-то на поверхности! Думаю: как же так? А потом нашел подтверждение своей правоты, и знаете у кого? У Михал Васильича Ломоносова! Он еще в XVIII веке писал, что немцы у нас делают морфологию и фонетику русского языка. От них у нас и суффиксы появились, и окончания. В то время ведь наукой в России только немцы и занимались, и они разбирали русские слова по принципу немецкого языка! Ломоносов боролся с этим, потому что славянская речь — она совершенно иная…
— В книге “Сокровища Валькирии” вы не раз упоминаете неких гоев — то ли старообрядцев, то ли просто людей, живущих в лесу и владеющих многими тайнами природы. Так кто же это такие и откуда взялось само слово — “гой”?
— Это слово я впервые услышал опять же от деда. А вообще вспомните народные сказки — “ой ты, гой еси, добрый молодец!” Другими словами: гой ты есть, добрый молодец, или так, ни то ни се? Или слово “изгой” — оно означает того, кто когда-то был гоем, да весь вышел…
Гои — это благородные, посвященные люди, причастные к высшему знанию, в какой-то степени даже вещие. Несколько раз в жизни мне доводилось их встречать, и в самый первый раз — в 57-м году, в возрасте пяти лет, когда я тяжело заболел и фактически умирал. Местная фельдшерица посмотрела меня и предложила сразу свидетельство о смерти выписать, чтоб потом лишний раз в такую даль не ходить… Хорошо помню, как в наш дом пришел странник — чужой, незнакомый старик — и сказал бабке и матери: хотите, чтоб он выздоровел, ищите красного быка, но чтоб без единого пятнышка. Они по всем соседним селам искали, но так и не нашли. Тогда старик ушел и назавтра привел такого быка. С него сняли шкуру и завернули в нее меня. Я проспал в этой шкуре всю ночь, а утром проснулся здоровым. Она за ночь высохла, стала фанерной, мне казалось, что ее сдирают вместе с моей кожей!
Старик в тот же день ушел, и больше его никто не видел. Кто такой, откуда — никто так и не узнал. Вот его-то мой дед и называл гоем.
— Таинственный незнакомец… Мистика какая-то!
— Нет, гои — реальные люди, хотя и являются некой загадкой. А во всякую мистику — поля там какие-то, летающие тарелки — я не верю. Эти летающие тарелки я сам делал, когда жил в Томске — лазером из окошка. Народ валил на улицы, фотографировал, а я ухохатывался!
Кстати, гои вовсе не обязательно обитают в лесу, среди природы. Они могут жить (и живут!) в крупных городах, и в Москве в том числе. Они есть, например, среди ученых — как гуманитариев, так и технарей. А вот среди политиков точно нет!
Гои — это немного чудо. А чуда нам, не имеющим веры, сейчас очень не хватает. Не знаю, как обходятся люди без романтики…
— Каково приходится вам, романтику, в наше неромантичное время?
— Все мои 55 лет мне было безумно интересно жить, познавать мир. В любое время. Жизнь может быть тяжелой, безденежной, одинокой, но неинтересной — никогда.
Когда я работал в геологической экспедиции на Таймыре, вскрывая верхние слои породы, мы нашли мамонта — он лежал в мерзлоте и прекрасно сохранился! Начальник экспедиции отправился на радиостанцию — отправлять срочные радиограммы в Красноярск и Академию наук СССР, вызывать ученых, а я остался сторожить тушу. Мамонт быстро оттаивал, на запах сбегались сотни песцов, приходилось отгонять их выстрелами. Но хуже песцов оказались люди. Прослышав о находке, они приходили к мамонту и норовили оторвать клок шерсти, вырезать кусок мяса… Я караулил мамонта целую неделю, без сна. А ученые так и не приехали — оказалось, все были в отпусках. В конце концов его все-таки съели. Песцы рвали сырое мясо, люди варили его в котелке...
Когда экспедицию закрыли, приехал в Томск, устроился работать в милицию — ради прописки. Тогда же первый свой рассказ написал, только сразу же разорвал. Думаю, не дай бог кто из ребят увидит, ведь засмеют, подумают, крыша съехала! В нашей милицейской среде это выглядело бы, мягко говоря, странно…
Но остановиться уже не мог. Уволился из милиции, несколько лет проработал журналистом в областной газете, а с 77-го года занимаюсь только литературой.
— Литература нынче — неприбыльное занятие…
— Знаете, я в армии служил в Москве, в части, которая охраняла золотой запас страны. Я видел золото поленницами, ящиками, тоннами — оно совершенно не впечатляет. А вот когда я на Урале по три месяца жил в палатке на озере, когда наблюдал восход солнца над горой Манарагой — это было здорово! Это фантастика была!
А еще было дело: во время своих путешествий по Уралу случайно набрел на вход в подземные соляные копи. Зашел туда — и заблудился. Почти месяц под землей в кромешной темноте пробыл, имея только 800-граммовую флягу воды. Когда наконец выполз оттуда и меня подобрали лесники — от истощения и обезвоживания весил килограммов 40, к тому же ослеп. Зрение потом не сразу вернулось…
А какое было потрясение, когда я нырял с аквалангом на дно Ледяного озера вблизи Манараги и обнаружил там что-то вроде обломка колонны толщиной в два с половиной метра — несомненное свидетельство древней цивилизации!
Вот о таких вещах хочется писать, рассказывать, чтобы вернуть людям сказку, чтобы сделать их немного счастливее.
А вы говорите — деньги…
Михаил Задорнов: “Из-за него я покинул сцену”
— Еще в середине восьмидесятых годов мой отец-писатель читал рукописи молодых авторов, чтобы рекомендовать их в Союз писателей СССР, и однажды сказал мне: “Появился удивительно одаренный писатель Сергей Алексеев. Не знаю, кто он, откуда, но это явление!”
В то время я не обратил внимания на его слова. Какой еще Алексеев? У меня уже эстрадная ставка 11 рублей 50 копеек, меня показывают по телевизору — почти звезда! Прошло двадцать лет, и я вспомнил слова отца, прочитав серию романов Сергея Алексеева “Сокровища Валькирии”.
Многие часто говорят: “Я читал такую интересную книжку до пяти утра, оторваться не мог”. Чтобы дочитать эти романы Алексеева, я… вставал в пять утра! Потом посоветовал прочитать их одному из своих близких друзей Максиму Галкину. Максим, уезжая на лыжный курорт, взял книжку. Через неделю позвонил мне оттуда как раз в разгар прохоровско-проституционного скандала и стал рассказывать не подробности о скандале, а зачитывать особо понравившиеся фразы в романе. А ведь Галкин — лингвист!
Но главное, я благодарен Сергею Алексееву за то, что его книги дали мне силы и энергию, чтобы правильно дожить одну пятую оставшихся восьми девятых частей жизни! Благодаря ему я даже решил уйти со сцены, потому что понял, что, как и любой из нас, способен на большее. Своими романами — якобы детективно-фэнтезийными экшнами, простите за грубые слова, — он возвращает нас к истинной нашей истории, начиная с того самого волшебного тридевятого царства — тридесятого государства, память о котором осталась лишь в народных сказках и отвечает на самый загадочный вопрос, почему более тысячи лет Россия вроде бы летит в пропасть, а до дна никак не долетает! Казалось бы, все — вот-вот ее уже расплющит… Ан нет… поднимается!!!
Книги Алексеева стали для меня новой стартовой площадкой и поддержали во мне уверенность, что все вокруг не так безнадежно, как кажется, когда смотришь телевизор и читаешь газеты. И что порядочных людей на свете больше, а непорядочные просто лучше объединены.
