Свадебное путешествие
Было очень весело. Отец сказал, что, вероятнее всего, их поселят в гостинице “Салют”, объяснил, как ее разыскать, и они, получив в бюро путешествий ваучер, отправились в этот самый отель. Там стоял кавардак, дежурная администраторша отказывалась с нами разговаривать, пока не отправит на экскурсию группу туристов. Они сели в уголке дожидаться ее благосклонности. Заглянули в захваченные с собой бумажки. И выяснили: их ждали вовсе не в “Салюте”, а в “Спортивной”.
Подхватили чемоданы и, хохоча, поехали туда.
Отец составил памятку на все последующие дни: музеи, галереи, театры — с точностью до часа. Но они решили, что в этот день никуда не пойдут.
Номер в “Спортивной” был просторный, светлый. Марина стала наводить порядок в ванной и кокнула стакан — один из двух, что полагался постояльцам. Кокнула и расхохоталась.
— Что горничная подумает? Только приехали — и уже посуду бьют!
За новым стаканом идти к администратору не отважились. А с собой привезли кипятильник. Стали разогревать воду во втором стакане — и второй лопнул.
Это повергло в еще большее безудержное счастье. Вот так начало путешествия!
И хотя постановили номер не покидать, побежали в ближайший хозяйственный — за чашками.
Так, в свадебной поездке, начали обзаводиться домашней утварью, которая, казалось, послужит долго и будет напоминать о лихом брачном круизе.
Даже невозможно вообразить, каким радужным все тогда рисовалось.
Крик в метро
Он вздрогнул от резкого детского крика:
— Мама, мама!
Стало дурно — так явственно и дикораздирающе прозвучал зов, который он — будто заклинание — вот уже несколько дней повторял про себя.
И тут же понял, откуда голос. Худенький светловолосый мальчик прыгал перед сомкнувшимися дверями вагона.
Поезд тронулся. Сквозь стекло на сына в ужасе и оцепенении смотрела мать. Мальчик бежал за вагоном по краю платформы и снова отчаянно закричал. Сразу несколько женщин бросились к нему. Одна успела подать знак матери, что привезет ребенка к следующей остановке. Другая обняла мальчишку и, успокаивая, гладила по голове.
— А сердце, сердце-то как бьется, — растроганно делилась она с окружающими — как у пойманной птички.
Парнишка больше не кричал, а кусал губы, но слез сдержать не мог — они катились по щекам.
— Успокойся, глупенький, мы тебя сейчас сдадим с рук на руки твоей маме, — приговаривала женщина.
Крик ребенка стоял в ушах. Крик, будто вырывавшийся наружу из собственных мыслей.
Видел себя: маленького, брошенного, кроме матери, никому не нужного.
Вот каким было его детство.
Амуниция
Он всегда тяжело расставался с летом. В теплом, как из нагретой духовки, климате позволял себе расслабиться, понежиться — переходил на свободные, без галстука, рубашки, надоевший, оттягивавший руку портфель менял на летнюю борсетку — ременной петелькой надевал на запястье, будто браслет.
Но лето промелькивало быстро.
С наступлением холодов приходилось расставаться с дивной легкостью. Стоило ли из-за этого грустить? Переживать? Он переживал. Так же трудно бывает переходить от праздника к нудным будням. До лучших времен прятал в стенной шкаф парусиновые брюки, забрасывал на верхнюю полку антресоли спортивную сумку с надписью ТОР-FEET.
Убирал в коробку кроссовки, в которых гонял мяч и собирал грибы, шел от железнодорожной станции к дачному домику.
Джинсы, вытертые до белизны, мочил в тазу, готовя к серьезной стирке.
И все время, пока вползал в зиму, в ее темень, ненавидел тяжелую амуницию, которую приходилось вновь на себя взгромождать. Испытывал порой даже мучительные позывы заплакать. Но, конечно, до рыданий не доходило.
Впереди ждала весна, а затем и летняя расслабуха.
Между чем и чем выбирать?
Так вышло, что в один и тот же день он отведал два грибных супа: один приготовила жена, другой — любовница. И он подумал: почему я должен хлебать каждый день пойло, когда есть та, которая готовит великолепно? И ушел к ней.
А потом попробовал и сравнил борщи, которые готовила прежняя любовница и новая любовница. И переместился уже к этой гурманке.
Но вот в постели она была не ахти. И он вернулся к жене.
