Если бы он не был Путиным, его мнение мало кого интересовало бы. Но поскольку он Путин, его мнению придается большое значение, и если оно идет куда-то вразрез, бдительные советники, отвечающие за государственную политику, впадают в панику и бросаются это мнение срочно исправлять. То есть не само мнение, конечно, а произведенный эффект.
Но как можно исправить премьера? Только при помощи президента. Других вариантов нет. Поэтому они бегут к Медведеву, рвут на себе волосы и кричат в панике: “Дмитрий Анатольевич! Владимир Владимирович такое сказал! Такое сказал! Ох, мы даже не можем повторить, но надо срочно, немедленно, не заезжая даже домой, вот прямо сейчас его поправить, иначе — конец. Война, революция, переворот, и что хуже всего, нас не примут в ВТО, если немедленно не выправить ситуацию”.
Президенту деваться некуда. Он вздыхает, надевает кожаную куртку Верховного Главнокомандующего с двуглавым орлом, делает серьезное лицо и принимается выруливать в наезженную колею, хотя ему самому совершенно этого не хочется, и в глубине души он согласен с Путиным, и никогда не стал бы перечить, но ничего не поделаешь, интересы государства превыше всего.
Путин объявляет, что операция против Ливии напоминает крестовый поход, и западная коалиция, конечно, начинает нервничать, потому что не хочет участвовать в таком некрасивом мероприятии. Чтоб ее успокоить, Медведев выходит к телекамерам и требует не упоминать даже таких выражений, как “крестовый поход”, потому что они ведут к столкновению цивилизаций. Хотя куда ведут бомбардировки Ливии — этого на самом деле не знает никто. Так же, как никто не знает, сколько гражданского населения прикончит сейчас в Ливии западная коалиция, независимо от того, кому это население сочувствует — Каддафи или повстанцам.
Как в этом случае, так и в других, Путин близок к истине, выражая свое мнение. Но высказанная вслух его истина нарушает общепринятые нормы — юридические или этические, и Медведев вступается именно за нормы, а не за суть.
Путин говорит, что теракт в “Домодедово” раскрыт. И он действительно раскрыт, поскольку следствию стало известно имя террориста. Медведев, однако, спешит заявить, что выводы преждевременны. Сначала надо довести дело до суда, а потом уже объявлять о раскрытии преступления — вот так будет по правилам.
Путин говорит, что Ходорковский должен сидеть в тюрьме. Медведев его поправляет: нет, никаких суждений до оглашения приговора. Но после оглашения становится ясно: Путин был прав, Ходорковский таки будет сидеть.
Путин говорит: внесистемная оппозиция — маргиналы, которых не стоит даже упоминать. Медведев поправляет: нет, оппозиционные политики — уважаемые люди. И уважаемый человек Немцов, как последний бомж, немедленно отправляется по подложному обвинению встречать Новый год в камере, подтверждая тем самым правоту Путина.
Порой кажется, Путин нарочно презирает нормы и получает от этого удовольствие. А вот у Медведева обратная функция. Он следит, чтоб линия государства выглядела со стороны как положено: нормы соблюдаются, общечеловеческие ценности уважаются, в общем, все по фэншуй.
Мне, трудовой женщине и домашней хозяйке, тоже хочется по фэншуй. Чтоб все было правильно и по форме, и по сути. Но если можно только что-то одно — либо суть, либо форма, — то я скорее за суть.
Не надо никого бомбить, коротко говоря, и давайте уже называть вещи своими именами. И бог с ним, с этим ВТО.
