В ближайшую субботу, 17 мая 2014 года, случится известный общественный праздник, который, по непредвиденному стечению обстоятельств, и мой личный тоже. Это международный День борьбы с гомофобией.
В этот же самый майский день, но в 1990 году, Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) исключила гомосексуальность из числа болезней (они же и патологии). С тех пор празднуем. Для меня этот день тем больше дорог, что лично я достиг в борьбе с гомофобией немалых успехов. Прежде всего победив ее в себе самом.
Четверть века назад я, молодой позднесоветский дикарь, вполне искренне считал геев и лесбиянок порождениями ехидниными, которых надо как минимум изолировать, как максимум… даже не будем говорить что. Но бывает так, что кое-кому и четверть века идут на пользу. Нынче я знаю, что вообще неправильно говорить «гомосексуализм» — ибо в этом «изме» есть что-то угрожающее, подозрительное, пренебрежительное. Как в упоминании зловредной идеологии или тяжкой болезни. Надо говорить (и писать) «гомосексуальность». И правильно звучит не «гомосексуалист», но «гомосексуал». И вообще, склонность к однополой любви предобусловлена биологически, т.е. генетически, а там уже — как и куда общество с культурой выведут. Вон отец психоанализа Зигмунд Фрейд вообще считал, что человек рождается практически бисексуальным. А дальше как повезет. Как воспитают его родители, среда, государство и он сам.
Да и с самим понятием «гомофобия» не так все просто. Это ведь не просто глубоко субъективная неприязнь к адептам однополой любви. Это, быть может, что-то как раз патологическое. И нередко гомофобами становятся как раз латентные геи. Страшащиеся признаться в своих истинных, глубинных, бессознательных приоритетах окружающих и себе самим. Так же, как заядлые антисемиты зачастую — люди, зачем-то тщательно скрывающие свои еврейские корни. Ужас перед разоблачением вызывает ненависть к тайне своего бытия. Ужасная, ужасная участь! Никогда не хотел бы я стать настоящим гомофобом.
Но, как это периодически со мной происходит, 25 лет я шел против времени моей страны — магистрального, декретного, летнего и зимнего одновременно. К празднествам 2014 года Российская Федерация разве что не обуреваема официальной гомофобией. Она принимает всякие мутные законы, вроде как ограничивающие пропаганду однополой любви. То ли среди несовершеннолетних, то ли вообще. Неясно, правда, как эти законы исполнять, когда пропаганда не различает возрастов. Но это уже другой вопрос. Всем скоро должно быть окончательно ясно, что от гомосексуалов — одно зло. Будь то Платон, Аристотель, Юлий Цезарь, Александр Македонский, Микеланджело Буонарроти, Петр Ильич Чайковский или кто-то еще. А сами гомосексуалы рождаются не сами по себе, а от единой Европы, источника всего и всяческого разврата.
Сегодня второй по значению и мощи (после киевской правящей хунты, конечно) враг нашей России — австрийский трансвестит Томас Нойвирт, выигравший поп-конкурс «Евровидение» под псевдонимом Кончита Вурст. Намедни и сама Русская православная церковь Московского патриархата (РПЦ МП), весьма толерантная к однополому сексу и даже педофилии в собственных рядах (сколько доказательных страниц и строчек уже об этом написано!), выпустила заявление о Кончите Вурст, следствием победы которой на «Евровидении» становится, по версии официальных московских церковников, «разрушение христианской идентичности». Одно утешает: с годами точка зрения РПЦ МП интересует кого бы то ни было все меньше и меньше, как «согласное жужжанье насекомых» ©. Но осадок остается.
Конечно, на уровне российских элит вся эта антигей-кампания не может вызывать ничего, кроме глубокой саркастической улыбки. Нам ли не знать, сколько замечательных геев занимают ключевые и полуключевые посты в федеральном правительстве, обеих палатах так называемого парламента. Отборные, избранные гомосексуалы, надо сказать. А во всяческих естественных и неестественных монополиях? Помнится, 12–13 лет назад, когда закономерно сменилось руководство в одной крупной российской сырьевой корпорации, то новую команду менеджеров почему-то сразу прозвали «голубым потоком». Про общенациональные электронные медиа, шоу-бизнес и т.п. уже и говорить не приходится. Так что в глубине коллективной элитной души никакого страха перед гомосексуальностью нет — скорее, наоборот.
Но так уж устроена историческая Россия, что меню начальственного спецраспределителя всегда принципиально отличается от ассортимента народной столовки. Одни в ленинградскую блокаду ели страницы «Войны и мира», после полного исчезновения физического хлеба, другие, как руководитель города товарищ Жданов, — черную икру и желтые бананы. Элитные привилегии и дозволения существуют во многом, чтобы оставаться недоступными кротко-послушному большинству. Не способному и не готовому догадаться, как все оно на самом деле устроено.
А что же большинство? Оно, пожалуй, слишком мало знает про гомосексуальность, чтобы осмысленно и осознанно с ней воевать. Гомосексуал — это просто еще один синоним плохого человека. Точно так же и обыденный, внеидеологический русский антисемит не любит евреев отнюдь не по этническому признаку. «Жид» — это характеристика социальная, а не национальная. Не случайно любимым политиком наших стихийных антисемитов долгие годы оставался (и отчасти остается) человек по имени Владимир Вольфович Жириновский. И что?
Уверен, что истинной, биологической гомофобии в русском народе нет, как нет и антисемитизма. И «жид», и «гомик» в любую секунду могут оказаться хорошими и очень хорошими, если они свои, нашенские. Ксенофобские конструкции (а гомофобия — это тоже форма классической ксенофобии, ибо предполагает неприязнь к чему-то устроенному иначе) спускаются сверху. Чтобы было чем разгрузить народные мозги, иногда способные запутаться в поисках правильных вопросов, рано или поздно ведущих, как ни страшно, к правильным ответам.
А ни правильных вопросов, ни правильных ответов нам не надо. Потому что через них приходится заглянуть в ледяные глаза наличной материальной реальности.
Развертывающиеся в нашем коллективном безумии гонения на однополую любовь — проявление карго-культа полузабытых, но тем более и обостренно любимых достижений советской империи. Все, что было запрещено в нашей Родине СССР, — от свободного слова до свободной любви, — надо запретить снова. И тогда мы снова ощутим себя в империи, над которой никогда ничего не заходит!
Мы страшимся настоящего, потому что не знаем, что с ним делать. Мы трепещем перед будущим, ибо не понимаем, состоится ли оно вообще. И какой багаж мы в это будущее возьмем — ведь почти все растрачено, растеряно по дороге. Мы содрогаемся перед смертью: считая себя православной страной, мы так и не научились верить, что после физической смерти жизнь таки продолжается.
Единственное убежище от настоящего, будущего и смерти — это наше прошлое. Которым мы восхищаемся по принципу старого пошловатого анекдота: «Чукче лучше всего было при Сталине, чукча был молодой, его девушки любили».
Мы разочаровались в идее сделать что-то хорошее со своей тутошней, теперешней жизнью — индивидуальной, коллективной, общественной, государственной, — прямо здесь и сейчас. Не получается. Мы никак не становимся Европой. Но мы же не признаемся, что сами в этом виноваты. Значит, виновата только Европа, изливающая на нас страсти-мордасти украинского Майдана и похотливую ухмылку бородатой госпожи Вурст.
Последнее, что мы можем сказать перед необратимой смертью, от которой нас отделяют разве что вечные ряды непобедимого ОМОНа: отдайте нам ту самую нашу молодость! Тоталитарную, советскую, неповторимую, неистребимую и прекрасную. Мы хотим туда. Еще ненамного, ненадолго. «Боль моя, ты покинь меня».
«Мне бы молодость повторить, я по лестницам новых зданий как мальчишка хочу парить по перилам воспоминаний» ©.
Но мы не помним, что в той молодости было что-то хорошее типа физиков и лириков. Там, как мы теперь осознаем, были сладостные запреты, ограждавшие нас от соблазнов. Наша молодость — это бегство от соблазна. Употребив нечеловеческую смесь из лошадиных доз виагры, нитроглицерина и галлюциногенных грибов, мы отправляемся путешествовать в СССР.
«Графа Монте-Кристо из меня не вышло, придется переквалифицироваться в управдомы» ©.
Гомофобия — хороший сорт бензина для подобного путешествия.
А когда мы не вернемся из галлюциногенных странствий, те, кто получится после нас, отметят 17 мая по-человечески. По крайней мере, я так надеюсь. Надежду не запрещали даже в СССР.
