До этого официальная Россия делала все, чтобы «забыть» тех, кто закладывал первые камни в ее фундамент. Б.Н. Ельцин был разобижен на I Съезд, официально не избравший его в Верховный Совет СССР и даже на Межрегиональную депутатскую группу (отказавшуюся избрать его своим единоличным лидером). А российские депутаты и демократы очень хотели, чтобы история начиналась с них.
Я выступал на встрече депутатов I съезда 27 мая, но, как и в дни самого съезда, полностью изложить речь не смог: часть депутатов ратовала за соблюдение регламента, а Сажи Умалатова клеймила меня за развал СССР. За 25 лет все они — вполне искренне — «ничего не забыли и ничему не научились».
Я действительно считал неприемлемым сохранение СССР в его государственно-бюрократическом исполнении. Но — как и предлагал в своем проекте новой Конституции СССР А.Д.Сахаров — считал выходом создание вместо СССР нового Евразийского союза (нынешний термин как раз и взят из проекта Конституции А.Д.Сахарова).
I съезд мог бы принять какой-то аналог китайской модели выхода СССР из социализма. Но потенциал съезда не был использован.
И все же именно I съезд стал началом Великой антисоциалистической революции 1989–1991 годов — как когда-то в конце XVIII века созыв Генеральных Штатов стал началом Великой французской революции.
В своем выступлении 27 мая я говорил не о прошлом, а о будущем. Подготовленный текст этого выступления я и предлагаю читателям. Мне особенно приятно сделать это в «Московском комсомольце», который (вместе со своим главным редактором) сыграл особую, авангардную роль в революции 1989–1991 годов.
* * *
«Уважаемые депутаты!
Справедливо говорят, что большое видится на расстоянии. Спустя 25 лет значение Первого съезда становится все яснее.
Первое, о чем надо говорить: нельзя работать, не имея четкого представления о будущем и о возможных путях к нему. Условно говоря, нельзя пускаться в плавание без карты и компаса. Как говорили мои древние предки: «Если не знаешь, куда плыть — никакой ветер не будет попутным». Именно в таком состоянии был наш съезд.
Это произошло впервые в истории и России, и СССР.
В 1917 году были известны и главные проблемы России. И все предложенные варианты их решения. От монархической модели Витте и Столыпина до самых радикальных — Ленина и Спиридоновой.
Еще раньше, в середине XIX века, Россия тоже имела варианты модели реформирования — от красных бюрократов Александра II до славянофилов, Чернышевского и Герцена.
А вот к концу ХХ века мы, интеллигенция, не предложили народу ни перспектив, ни вариантов действия. Вот и возникла ситуация, когда сотни, тысячи людей уже вышли на улицы, когда мы уже собрались во Дворце съездов, когда процесс, говоря словами Горбачева, «уже пошел», а он сам все еще недоработал свою программу нового, обновленного социализма. Но и его оппоненты — как консерваторы, так и демократы — тоже ничего целого и развернутого не предлагали. Впервые интеллектуальная элита оставила свой народ без карты и компаса.
Итог всем нам известен: бюрократический социализм разрушили. Но разрушили не только то, что надо было разрушить. Но и то, что надо было перестроить. И то, что надо было сохранить.
Из тупика бюрократического социализма Ельцин Россию все же вывел, но самым худшим из всех возможных способов — в варианте номенклатурного и олигархического постиндустриализма.
Главные задачи были решены. Директивную, командную экономику преодолели. Появился частный сектор. Появился рынок. Сумели, вывозя сырье, страну в целом накормить и избавить от дефицита одежды и обуви. Советскую власть заменили управляемой демократией. В итоге удалось сохранить Россию в варианте Российской Федерации.
Это успехи.
Но плата за них оказалась огромной. Распался СССР, и двадцать миллионов русских — каждый пятый — оказались за пределами России. Годы войны в Чечне. Все реформы проводились так, что узкий слой общества богател, а все трудности выхода из социализма ложились на плечи народа.
Но самое существенное — в российском постиндустриализме ни конкуренция, ни рынок не стали основным двигателем развития. Главными остались номенклатурная бюрократия и олигархи.
За прошедшие после Ельцина годы постоянно предпринимались усилия по преодолению ельцинско-гайдаровского варианта развития. Достигнуты определенные успехи. Достаточно назвать такие выдающиеся достижения, как мир в Чечне. Воссоединение Крыма. Преодоление дефицита бюджета. Создание золотовалютного резерва.
Я верю в добрые намерения наших властей, и особенно лидеров. Но я долгие годы видел, как тонули самые добрые намерения Хрущева, Брежнева, Косыгина, Андропова. И пришел к выводу: если не дают отдачи усилия людей одаренных, обладающих властью, воодушевленных хорошими намерениями — значит, надо искать причину в системе.
А что происходит в системе? В системе номенклатурного и олигархического постиндустриализма сохранились все главные наследственные неизлечимые болезни государственно-бюрократического советского социализма: отсутствие внутренних стимулов роста эффективности. Потребительство. Иждивенчество. Волюнтаризм. Субъективизм. Фаворитизм. Коррупция.
Сохранилась и опасная неспособность вскрывать свои ошибки и делать выводы. На наших глазах стране было навязано назначение губернаторов. И вот на наших же глазах власти снимают им же назначенных губернаторов Волгограда и Новосибирска. Хорошо, что сняли. Но кто-то извинился перед сотнями тысяч граждан этих областей за навязанных им начальников? Были ли названы поименно те, кто предложил этих кандидатов? Кто их согласовывал в аппаратах президента, Белого дома, в ФСБ и МВД, в прокуратуре, в штабе «Единой России»? Наказан ли за эти назначения хоть один из руководителей?
При благоприятном стечении обстоятельств нынешний строй может продолжать существование. Но перспектив у него нет. И причина в том, что он противоречивое сочетание нового — постиндустриального в экономике и старого — государственно-бюрократического в непроизводственной сфере. Сосуществовать долго эти две несовместимые части не смогут.
Или унаследованные от социализма формы победят то, что принесли реформы.
Или заинтересованные в будущем России силы осуществят второй цикл реформ по завершении выхода из социализма.
В целом ситуация в России напоминает 1861 год и 1921 год.
Как известно, и в 1861 году, и в 1921 году в элите России и СССР нашлись силы, осознавшие гибельность в первом случае феодализма, а во втором — военного коммунизма и добившиеся отмены в первом случае — крепостного права и во втором — перехода к НЭПу.
Но потом Россия вместо продолжения реформ Александра II пошла при Александре III по пути, завершившемся революциями.
А в 1924–1925 годах поднявший крестьянство и страну НЭП был смят курсом на ликвидацию крестьянства как класса.
Сейчас необходимо начать второй цикл реформ.
Главная часть второго цикла — разгосударствление непроизводственной сферы.
В чем суть советской непроизводственной сферы?
Государство отбирает из зарплаты гражданина деньги, которые он должен был бы сам тратить на лечение или учебу. Эти деньги оно возвращает гражданину в качестве бесплатной учебы в школе и вузе, в качестве бесплатного лечения.
Естественно, что бюрократия всем командует: где и чему учить, как и чем лечить. Гражданину остается благодарить за заботу о себе. Он пассивный иждивенец.
Что нынешняя Россия оставляет гражданину с достатком? Если не устраивает бесплатная поликлиника — поезжай лечиться за рубеж. Если хочешь учить ребенка по своим представлениям — тоже остается отправлять потомков туда же.
Суть назревших перемен проста. Деньги на лечение и учение должны быть у гражданина. Он их должен получать. Как по линии уменьшения налогов, так и по линии передачи ему тех денег, которые государство тратит на его лечение, обучение его детей и т.д. Детским садам, школам, вузам, поликлиникам, больницам деньги должны поступать не от государства, не от бюрократии, а от тех, кого эти учреждения обслуживают.
В этой смене хозяина денег на учебу и состоит суть реформ образования.
В особых формах произойдут реформы в науке, здравоохранении, культуре, спорте. Но суть их будет та же: деньги идут не от чиновников, а от получателей результатов. За новое изделие, за лечение, за постановку пьесы, за уровень игры на стадионе и т.д.
Ключевые решения будут принимать коллективы ученых, артистов, профессоров, врачей, учителей, а также их объединения и союзы.
Мы знаем, что в экономике постиндустриального строя наряду с частным и коллективным есть и государственный сектор. Нужен он и в непроизводственной сфере.
За государством остается только то, что эффективнее всего сделает именно государство.
Государство будет выступать организатором или заказчиком теоретических научных исследований. Охраны окружающей среды. Оно должно организовать кредиты и гранты для обучения талантливых ребят из неимущих слоев. Оно должно защищать граждан от опасных инициатив в медицине или от генно-модифицированных продуктов.
В общем, работы у государства будет более чем достаточно.
Реформа непроизводственной сферы — только часть, пусть самая главная, но только часть второго этапа реформ нашего номенклатурно-олигархического постиндустриализма.
Надо реформировать экономику, преодолеть монополии, особенно финансистов и олигархов, сделать главной силой малый и средний бизнес. Провести земельную реформу.
Необходимо провести реформу национального устройства России. От нынешней, ленинско-сталинской модели решения национальной проблемы в виде национально-территориальной автономии надо перейти к другой модели — национально-культурной автономии. В условиях повсеместного перемещения по стране и миру людей разных национальностей национальные проблемы граждан надо решать без привязки к какой-то территории.
От нынешней модели местных органов, выступающих как агенты верхов, надо перейти к независимой земской системе. А.И.Солженицын в земствах видел один из главных рычагов обустройства России. Земства должны быть построены не на принципе разделения властей, а на принципе, который выдвигал анархизм и который Ленин объявил советским — принцип сочетания в каждом гражданине и решающего, и исполняющего решения.
Нужна система, при которой и третья власть — судебная, и четвертая власть — средств информации получали бы свои полномочия и финансовые ресурсы не от представительной и не от исполнительной власти, а непосредственно от главного источника власти — народа, граждан.
И председателя Верховного суда должен избирать не Совет Федерации, а съезд судей, первый уровень которых — мировых судей — должен избирать народ.
И журналистов должен избирать народ, а уже они — свое руководство в газетах, радио, телевидении.
А деньги для себя — и суды, и средства информации — должны получать прямо от народа, через особые налоги.
Необходима и такая система государственной службы, как в США, которая сделала бы 90% чиновников полностью независимыми от сменяющихся в ходе выборов руководителей. Аппарат должен быть готов служить любой победившей на выборах партии. Тогда чиновникам не надо будет по приказу идти на Поклонную гору и вообще участвовать в выборах.
Как видим, комплекс вопросов второго этапа реформ очень велик и займет не менее 10–15 лет.
Теперь предположим, что мы провели бы этот второй цикл реформ. Достаточно ли этого?
Нет. Проблема в том, что и в ХХI веке, как и в ХХ, как и в ХIХ веках, Россия с ее геополитическим положением, ее территорией, с ее природными богатствами может существовать только в одном варианте. Она должна быть одной из великих держав. Другого варианта для ее сохранения нет.
Что значит быть великой державой в ХХI веке?
Иметь сырье, которого у других нет и которые в нем нуждаются? Да, это вариант. Но временный. Сырье имеет свойство или исчерпываться, или ему находятся заменители.
Или сделать опорой величия армию? Да, это тоже вариант.
Но для ее оснащения нужна база. Но как это сделать, если даже наш лучший «Суперджет 100» чуть ли не на треть состоит из импортных деталей и приборов?
Сейчас много говорят — заменить все иностранное в ВПК. Но как сделать то, чего не смог СССР, несоизмеримо более мощный, чем Россия?
Вывод: армия великой державе нужна. Но для подлинного величия нужно искать нечто гораздо большее: быть страной, на которую не только опасно, но и неразумно нападать.
Вот пример. Есть Международная космическая станция (МКС). Кто-нибудь собирается подвергнуть МКС санкциям? Нет.
О чем говорит пример МКС? Надо иметь то, чего не имеют другие и в чем они нуждаются.
Я много думал на эту тему. Таким участком, в котором Россия будет всегда иметь преимущество, является ее теоретическая наука, питающаяся ее великой культурой.
Будущее величие России — быть одним из мировых центров науки.
Залог нашего будущего — такие ученые математики, как Перельман, биологи, как Вавилов, физики, как Капица.
Россия может быть в ХХI веке великой, если она будет страной науки, страной культуры, страной, где ведущая сила — интеллигенция.
На это — на развитие теоретической науки в России и ее фундамента — культуры — должны быть брошены все главные силы и ресурсы государства, освобожденные в ходе второго этапа реформ от текущего распорядительства.
Конечно, государство, ориентированное на науку, само должно измениться. Оно не может быть государством, где все равны — интеллектуальная элита и массы. Интеллигенция должна стать в стране тем, чем было дворянство, веками бывшее хребтом России.
Нужно иметь систему, при которой основная часть депутатов — неосвобожденные. Тогда в депутатах будет цвет нации.
Вспомним наш Первый съезд. Он стал стартом Великой антисоциалистической революции, во-первых, потому, что 1/3 мест депутатов Горбачев отдал интеллигенции. Во-вторых, потому, что были и съезд с неосвобожденными депутатами, и небольшой Верховный Совет с постоянными депутатами.
И в заключение. Если говорить о карте и компасе для будущего России, важно представлять, каким оно будет на нашей планете.
Но некоторые зарницы будущего уже обозначились.
Есть подход антиглобалистов. Есть подход евроскептиков. Есть подход «зеленых». Есть подход движения «Пять звезд» в Италии или «Альтернатива для Германии». Есть подход движений «Захвати Уолл-стрит», которое отвергает претензии денег и финансистов на командную роль в цивилизации. Мир идет к жизни без банков, курсов валют и вообще без финансов как особого бизнеса.
Все эти подходы несут черты будущей цивилизации.
Я бы ее назвал — вслед за великим Шарлем Фурье — «строем социального гарантизма».
Нам в России, создавая свою перспективную карту, надо все это учитывать.
Впереди у нас в ХХI веке сверхтрудное будущее. Но шансы еще есть».
