Прошедшая неделя ознаменовалась редким в последнее время выездом Президента РФ в Европу. С одной стороны, он был отмечен вполне привычными моментами: народным фольклором, глубокой сосредоточенностью на наиглавнейшей в мире теме — поставках газа, и убежденностью в том, что при низких ценах на нефть глобальная экономика рухнет. С другой стороны, визит прошел в весьма символическом антураже: «на фоне» проводящегося раз в два года саммита «Европа—Азия» — и сложно было не поддаться впечатлению, что Россия в Милане выступала для европейцев самым «азиатским» партнером.
На протяжении многих лет законы развития глобальной экономики диктовали правила поведения в политике и определяли образ жизни в самых разных странах — причем особо отчетливо это было заметно именно в Азии. Хотя сегодня и модно говорить о наступлении «азиатского века», это не совсем корректно.
Во-первых, правильнее говорить о «тихоокеанской эре» (на регион сегодня приходится более 59% глобального валового продукта) — но не следует забывать, что доля азиатского «берега» составляет в этой цифре менее половины, и то даже если считать Россию (ВВП по рыночным ценам, данные МВФ за 2013 г.). К тому же Азия Азии рознь: кроме Китая, на который с подобострастием смотрят из Москвы, есть та же Япония, далекая от союзнических отношений с Пекином.
Во-вторых, Азия поднялась в последние десятилетия отнюдь не потому, что она немыслимо отличается от Запада, а скорее потому, что становится на него похожей. Да, можно рассуждать о «китайской специфике», но, бывая в китайских мегаполисах и промышленных центрах, сложно убедить себя в том, что они не являются в чистом виде воплощением вестернизации.
В-третьих, несмотря на существование в Азии огромного количества политических противоречий и застарелых конфликтов, на континенте сохраняется мир, и даже Китай, имеющий, скажем мягко, побольше поводов претендовать на Тайвань, чем Россия — на Крым, предпочитает вести свою внешнюю политику совершенно иначе. Азия начиная с японского прорыва 1960-х годов, похоже, задала самой себе понятную — и, я добавлю от себя, достойную — цель: используя инструменты, ранее примененные Западом для установления своего господства, стать лучше и совершеннее этого сáмого Запада.
Сегодня Азия — это континент, смотрящий в будущее как никакой другой. Практически все страны региона начали свои успешные модернизации в условиях, когда оглядываться назад было просто страшно: у Японии в прошлом были дымящиеся остовы зданий Хиросимы; у Кореи — выжженная земля вокруг 38-й параллели; у Сингапура — изгнание из Малайзии; у Тайваня — поражение в китайской гражданской войне...
Затем сам Китай начал модернизацию, оглядываясь на «культурную революцию», голод и экономическую деградацию. Именно поэтому здесь ощущаешь традиции, но не встречаешь никакого желания «повернуть назад». Мао в Китае чтят больше, чем Брежнева в России, — но вернуться в ту эпоху в отличие от россиян не мечтает, похоже, ни один китаец. Что «азиатского» можно yвидеть в экономике, импорт которой на 39% состоит из сырья и энергоресурсов, экспорт на 86% — из электроники и иных высокотехнологичных товаров, и где интернет-магазин Alibaba оценен рынком дороже крупнейшей нефтяной компании PetroChina? «Азиатский способ производства», называвшийся Карлом Марксом самой отсталой и косной формой производственной организации, стал достоянием истории.
Именно потому Европа уже давно на равных и на «одном языке» разговаривает с Азией — и этот диалог является важным элементом всей современной системы международных экономических и политических отношений.
Однако есть и другая Азия — Азия иранских аятолл и муллы Омара, бен Ладена и Исламского государства, «Хамаса» и «Братьев-мусульман». Азия этого типа не желает принимать прогресс последних десятилетий и даже веков; она готова «закуклиться» в своей особости и уникальности, формируя собственную идентичность на религиозных основах, утверждая первичность «духовного» над материальным, примат заповедей над всеми практическими соображениями.
Она не разговаривает с Западом, считая его абсолютным злом, не достойным существования и должным быть уничтоженным. Теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне, Найроби и Бали, Лондоне и Мадриде — лишь некоторые примеры нового «диалога цивилизаций». Ответы Запада на происходящее тоже нельзя назвать проявлениями безграничного гуманизма — и, судя по всему, большой войны на Среднем Востоке вряд ли удастся избежать. О том, что здесь есть лишь один выбор: «или вы с нами, или с террористами» — говорили в последние годы люди настолько разные, что, может показаться, только это их и объединяло.
Между тем встреча «Европа—Азия» в Милане показала, на мой взгляд, что на наших глазах в мире появилась еще одна Азия, непохожая на первые две. Она представлена сегодня Россией, внешне стремительно вестернизирующейся и преклоняющейся перед западными материалистическими ценностями посильнее, чем современный Запад, — но в то же время проповедующей собственную исключительность и особость, якобы основанную на «мощном генетическом коде», единых этнических корнях и вселенской духовной миссии. Россией, которая напялилась на «нефтяную иглу» так же глубоко, как Саудовская Аравия, но состоит в постоянных членах Совета Безопасности ООН наряду с индустриальным Китаем и постиндустриальной Америкой. Россией, готовой идти на признание клиентских псевдогосударств и поддержание «управляемой нестабильности» как нового инструментария международной политики. И хотя пока еще сложно сказать, сколь успешным окажется проект «Новороссия», проект «Новоазия» уже можно считать состоявшимся.
Встреча в Милане, несмотря на все улыбки и реляции, показала, что Европа еще готова разговаривать с «Новоазией» (в том числе даже о «Новороссии»), но ее терпение истощается, а прогресса от таких переговоров будет становиться все меньше. Канцлерин Меркель, похоже, права, говоря «о другом мире». Сознание российской политической элиты и российского интеллектуального класса радикально отличается от европейского. Принимаемый ими язык нравственных оценок (хорошо — плохо, справедливо — несправедливо) намного ближе риторике и аргументам мусульманских богословов (соответствует догмам ислама — или нет), чем европейскому правовому языку (законно — незаконно, легитимно — нелигитимно). Границы разумного и дозволенного определяются тут не законами, а целесообразностью — и со временем это будет становиться все очевиднее.
«Новоазия» в ближайшие годы имеет шанс стать для Запада не меньшим вызовом, чем «Новороссия» — для его малой части, Украины. Европе окажется крайне сложно — и ментально, и на политическом уровне — преодолеть отношение к России как к своей части и перестроиться на восприятие ее как враждебного Западу, традиционалистского и ретроградного государства. Этот процесс займет годы, если не десятилетия, — но в конечном итоге Европе придется с этим смириться — как и Украине равно или поздно придется смириться с потерей Крыма и Донбасса.
Смириться и продолжить — наверное, скорее в ежегодном формате — проводить саммиты «Европа—Азия» и «Азия—Европа», обсуждая на них не только серьезные экономические проблемы, но и «сверяя часы» в своей политике в отношении так некстати разделяющих «атлантическую» и «тихоокеанскую» ветви цивилизации исламского и православного государств.
