В феврале 1945 г. в Ялте СССР, США и Великобритания приняли решение о линии разграничения в послевоенной Европы. Сталин смог договориться с Рузвельтом, и они смогли убедить Черчилля уступить СССР значительную часть Восточной Европы, где СССР собирался строить социалистический лагерь. Сложившиеся в ходе Второй мировой войны отношения позволили сделать короткий перерыв в холодной войне, которая началась отнюдь не с Фултонской речи У.Черчилля в 1946 г., а еще в 1917 г., когда был провозглашён лозунг борьбы с мировым капитализмом.
С 1917 по 21 июня 1941 г. идеологическое противостояние время от времени прерывалось войнами и интервенциями. 22 июня мы фактически стали союзниками с Великобританией и США. В этот день посол СССР в Лондоне И.Майский посетил МИД Великобритании, где его заверили в том, что «Англия будет твёрдо поддерживать СССР в войне». Вечером того же дня, прослушав речь премьера Черчилля, подтвердившего поддержку СССР, посол записал в своём дневнике: «Порадуемся успеху сегодняшнего дня, а дальше видно будет». О чём думал в этот момент посол, мы никогда не узнаем, но очевидно его удовлетворение тем, что англичане не стали попрекать его вчерашней дружбой с Берлином и критикой западного империализма.
Потсдамская конференция, прошедшая с 17 июля по 2 августа 1945 г., не слишком охотно, но всё же сохранила глобальную конфигурацию, выработанную в Ялте. Приехавший в Потсдам новый президент США Гарри Трумэн должен был не только обсудить архитектуру послевоенного мира, включая будущее Японии, но и решить вопрос об использовании ядерного оружия. После смерти Рузвельта советско-американские отношения в целом и американский подход к участию СССР в войне с Японией начали меняться. За день до начала конференции Трумэн узнал о прошедшем 16 июля успешном испытании атомной бомбы, что укрепило его намерение ужесточить позицию США по вопросам послевоенного урегулирования в Европе. Черчилль, ознакомившись с отчётом об испытаниях, отметил, что использование бомбы может ускорить окончание войны и исключить участие СССР в войне с Японией.
Но нарушать ялтинское решение о вступлении СССР в войну с Японией Трумэн не решился, и 8 августа, через два дня после Хиросимы, советская армия пересекла границу Маньчжурии. Позже Москва за недельное участие в войне против Японии потребовала от Трумэна своей доли влияния в Азии. Сталин направил Трумэну телеграмму о необходимости создания советской зоны оккупации в Японии. К счастью для Японии, Трумэн и командующий союзными войсками в Японии генерал Дуглас МакАртур решительно отказали Сталину.
Если после Первой мировой войны мир был разделён на победителей и побежденных, то после 1945 г. победители разделили зоны влияния, что возродило предпосылки для возобновления идеологической конфронтации между социализмом и капитализмом.
Наш опыт реформирования той части мира, которая нам досталась по Ялтинским и Потсдамским соглашениям, по результатам последних 70 лет не вызывает восторгов даже у самых оголтелых пропагандистов. Разрушение Ялтинской системы началось уже в июне 1948 г. – блокадой Западного Берлина, продолжилось Берлинским восстанием 1953 г. Дальнейшие этапы ее развала прошли через Будапешт 1956 г., Прагу 1968 г., Гданьск 1981 г. Система рухнула в ноябре 1989 г. вместе с Берлинской стеной.
После развала СССР в 1991 г., не вызвавшего особых эмоций у советского народа, охрана социалистического лагеря исчезла, а его жители быстро «разбежались». Не таким уж «нерушимым» оказался и союз социалистических республик. Три Прибалтийские республики сбежали сразу и бесповоротно, Грузия и Украина приняли решение дистанцироваться от России. К ним в июне 2014 г. присоединилась и Молдавия, подписав соглашение об ассоциации с ЕС. Это, пожалуй, и есть главный итог и урок разрушения Ялтинской системы. В Европе мы остались с единственным квази-союзником – Белоруссией, которая, несмотря на существование союзного государства, не признала ни присоединение Крыма, ни отделение от Грузии Южной Осетии и Абхазии.
Мы не слишком охотно анализируем внутренние причины произошедшего развала, списывая все на «цветные революции» или на «подрывную деятельность Запада». Результатом этого стал беспрецедентный рост антизападных настроений благодаря государственной идеологии, почти дословно повторяющей тезисы времён холодной войны. Так было в октябре 1952 г., когда, выступая на заседании Президиума ЦК КПСС, Сталин говорил о том, что «американцы хотят всё подчинить себе, но Америку ни в одной столице не уважают». Так остаётся и сегодня, когда президент Путин сказал в ноябре 2014 г. о том, что американцы «хотят за наш счёт решать свои проблемы, хотят подчинить нас своему влиянию». Что касается союзников США, то, по словам президента, «они пытаются защитить чужие национальные интересы – по непонятным основаниям и с непонятными перспективами».
Насколько справедливо утвердившееся и в элите, и в российском народе мнение, что Вашингтон спит и видит, как подчинить нас своему влиянию? В американской политике много того, что может нам не нравится. Они самоуверенны и часто считают, что именно они должны помогать миру встать на истинный путь. Они совершают серьёзные политические ошибки, некоторые из которых, кстати, являются повторением наших просчётов. В тоже время их трудно заподозрить в стремлении захватить чужие территории и ресурсы, ведь ресурсы намного дешевле купить, чем вести за них войну, а территориальных захватов после войны с Мексикой за американцами не числится.
Тезис о стремлении американцев подчинить нас своему диктату вызывает серьёзные сомнения. Нужно ли им это, а если нужно, то зачем? Наши отношения, лишённые, в отличие от прошлого века, идеологического противостояния, сегодня для Вашингтона определяются, прежде всего, опасениями, что Россия становится угрозой глобальной безопасности. Оценивая российскую политику, американцы считают, что, во-первых, Москва вернулась к попыткам воссоздания советской зоны политического влияния, а во-вторых, по их мнению, как внешняя, так и внутренняя политика России не всегда отвечает тем стандартам, которые США считают общепринятыми.
Что касается первой оценки, то события 2014 г. на Украине заронили в головы вашингтонских политиков мысль о том, что политика «защиты этнических русских» и «возрождение широкого русского мира» не исключает использования силы. А это рассматривается как угроза европейскому и глобальному миропорядку. Что касается второй оценки, то история несовпадения стандартов политического поведения между Россией и Западом уходит корнями в сложную и временами трагическую историю наших взаимоотношений. Речь идёт не только о столь любимой Западом теме соблюдения прав человека, но и о политическом поведении, не укладывающемся в их представления о стандартах политической этики.
Истоки краха союзнических отношений, а затем и всей системы, созданной Ялтой и Потсдамом, кроются во многих причинах, объективных и субъективных. Однако, на мой взгляд, главной среди них был изначальный провал расчётов Запада, на то, что Советский Союз в борьбе с фашизмом стал страной, разделяющей ценности демократии. После Ялты и Потсдама наши союзники провели огромную работу по денацификации, демилитаризации и демократизации Германии и Японии. Два американских генерала – Джордж Маршалл и Дуглас МакАртур – смогли заложить основы европейского и азиатского «экономического чуда» и возвращения Германии и Японии к демократии. Мы же не слишком последовательно пытались избавиться от тоталитарного прошлого в период XX съезда КПСС и перестройки. А сегодня Сталин вновь становится частью нашего понимания патриотизма.
Пример послевоенного развития Германии и Японии нагляднейшим образом демонстрирует, как демократия решает вопросы экономики и жизни общества. Но мы не хотим признать, что демократия в России нужна не столько Западу, сколько, и прежде всего, нам самим. Что без демократии развитие нашей экономики будет вновь и вновь упираться в неконтролируемую коррупцию и неэффективность госуправления.
В заключение хочу привести слова военного министра США Генри Стимсона, который пытался проанализировать сложность отношений между Москвой и Вашингтоном. «Становится очевидным, что между двумя такими абсолютно разными национальными системами не могут быть установлены прочные отношения безопасности… в автократической системе политика не может быть постоянной. Она связана с жизнью одного человека. Даже если в одной голове сложилось определённое видение ситуации, оно может быть изменено абсолютно другой политикой его преемника».
Это было сказано 70 лет назад, и у нас было много времени, чтобы выйти из вышеописанной парадигмы. Но сделать это мы не смогли, а, может, не захотели.
