А ведь еще сравнительно недавно, на рубеже веков, представлялось, что силовой метод прихода к власти сдан в музей. Нет, перевороты, конечно, периодически случались, но все реже и все дальше от центра цивилизационной ойкумены. Однако в начале второго десятилетия третьего тысячелетия выяснилось, что тишина означала не конец эпохи переворотов, а затишье перед очередной бурей. Первые ее порывы были зафиксированы в Тунисе: народные волнения, начавшиеся в этой стране 17 декабря 2010 года, положили начало процессу известному ныне как «арабская весна». Революционный пожар, не потухший и по сей день, охватил почти все страны арабского мира. В четырех из них — Тунисе, Ливии, Египте и Йемене — он привел к смене власти.
Некоторым тогда казалось, что эпидемия не выйдет из уже освоенного ею ареала. Однако украинская «майданная» революция показала, что причина болезни не в арабском менталитете. А события этого лета добавили аргументов в пользу того, что мы имеем дело с глобальным явлением. Вначале вооруженный мятеж в Казахстане, затем восстание турецких «декабристов». И, наконец, самое свежее сообщение, из Армении: вооруженные люди захватили здание полиции в Ереване, удерживают заложников, требуют освободить арестованного ранее оппозиционера Жирайра Сефиляна. Одновременно соратники Сефиляна заявили о намерении изменить обстановку в Армении путем вооруженного восстания.
Кто-то видит в длинной цепи революций и мятежей длинную руку ЦРУ, кто-то выдвигает на первый план экономические условия. Но, как видим, вирус дестабилизации поражает самые разные государства: нищие и вполне благополучные, светские и клерикальные, союзные и враждебные Западу и России. Тем не менее одну закономерность можно обнаружить, что называется, невооруженным глазом: ни одна из жертв не является классической демократией со сбалансированной политической системой, представляющей весь спектр общественных настроений. Степень их авторитаризма, правда, очень разнится. Режим Эрдогана, к примеру, сильно отличается от детищ Каддафи или Асада (по крайней мере до недавнего времени). Но вряд ли можно спорить с тем, что в последние годы пространство политических и гражданских свобод в республике сжималось подобно шагреневой коже.
Есть очень хорошее и очень точное определение демократии: это такая политическая система, при которой оппозиция имеет возможность прийти к власти мирным путем. К сожалению, наша страна находится в числе государств, которые пока не прошли этот тест. В последний раз оппозиция у нас брала власть в свои руки четверть века назад, и вполне мирными те события назвать нельзя. Многим, конечно, хорошо и так. Но это вопрос не вкуса, а конкурентоспособности страны, главной предпосылкой для которой является, безусловно, политическая стабильность. Да, на коротких исторических отрезках жесткие режимы зачастую кажутся более стабильными и иногда даже более успешными, чем «гнилые демократии». Однако победный вроде бы спурт рано или поздно завершается крахом государства и сходом с дистанции.
