Нужна ли Турции Европа?
Еще не завершившийся (и вряд ли в обозримой перспективе успешный) процесс вступления Турции в Европейский Союз – один из самых долгих в своем роде. Соглашение о Таможенном союзе между Анкарой и ЕС было подписано аж 21 год назад. Официальные переговоры о присоединении Турции к «общеевропейскому дому» стартовали более десяти лет назад, но, как говорится, воз и ныне там.
Вполне очевидно, что раздражение по поводу этого затянувшегося процесса нарастает по обе стороны – и в ЕС, и на турецкой земле.
Бывший глава правительства Великобритании Дэвид Кэмерон еще в прошлом году заявил, что с нынешним темпом переговоров Турции понадобятся «в буквальном смысле слова десятилетия», чтобы присоединиться к Евросоюзу.
Не так давно – в связи с референдумом о внесении поправок в турецкую конституцию, – глава МВД немецкой федеральной земли Бавария и вовсе призвал прекратить переговоры с Анкарой. Особе его недовольство вызвал тот факт, что Эрдоган во время предвыборной агитации призывал проживающих в ЕС турков сохранять идентичность.
Разумеется, риторика европейских чиновников не остается незамеченной в самой Турции. Согласно социологическим опросам, число жителей страны, желающих ее присоединения к ЕС, упало за прошедшие семь лет почти в четыре раза (с порядка 80% до 21%-23%).
Турецкие официальные лица напрямую предпочитают не говорить о том, что планы евроинтеграции окончательно похоронены. Однако в частных беседах признают – всерьез во вступление страны в ЕС мало кто верит.
Добавляет напряженности и риторика самого Эрдогана – он, в отличие от своих соратников, открыто говорит о планах Анкары найти альтернативы «общеевропейскому дому». Например, в виде Шанхайской организации сотрудничества (ШОС).
По мнению ряда экспертов, Европейский Союз для Анкары как политическая сила сегодня равен нулю. Однако, безусловно, представляет интерес в качестве торгового партнера. Но, поскольку, политические проекты, касающиеся, в первую очередь, вступления Турции в Евросоюз, фактически прекращены, значимость этого направления для внешней политики Эрдогана упала.
Ключевым для определения внешнеполитической повестки Анкары стал и «сирийский» фактор. Сейчас стало очевидно, что на Ближнем Востоке действуют две главные внешнеполитические силы – Россия и США, отмечают эксперты, а Турция оказалась как бы между ними. С одной стороны, для Турции Россия, безусловно, ближе, – и географически, и по целому ряду других показателей.
С другой стороны, США – сверхдержава, с которой Турцию связывают многие десятилетия военно-политического союза. И задача Эрдогана в этих условиях – умело лавировать между внешнеполитическими интересами Москвы и Вашингтона.
Как разошлись Анкара и Вашингтон
Прочность американо-турецких отношений, хотя их и нельзя назвать безоблачными, нельзя недооценивать.
Во-первых, в их основе те самые десятилетия военного союза, отразившиеся непосредственно и на турецкой армии. Начиная с того, что военная техника в Турции – американского образца, образца НАТО, – и заканчивая тем фактом, что многие турецкие офицеры прошли обучение в США, участвовали в совместных операциях.
Вместе с тем, после попытки государственного переворота в Турции в июле прошлого года, в военных кругах страны прошли серьезные чистки. И очень многие офицеры, так или иначе связанные с США, были уволены, и заменены кадрами, близкими к Эрдогану. То есть в последние несколько лет американское влияние на этом направлении снижено.
Другой немаловажный фактор ослабления связей – развитие Турцией собственных военных технологий, многие виды техники собираются непосредственно в стране, она обретает в этом смысле самостоятельность.
Однако наибольший раскол в отношения двух стран вносит разница в оценке сирийского кризиса.
Изначально у Вашингтона и Анкары были схожие позиции относительно событий в Сирии: и американцы, и турки поддерживали так называемую умеренную оппозицию, требующую ухода президента Сирии Башара Асада.
Но постепенно ситуация стала меняться – когда в сирийском кризисе основным союзником США стали сирийские курды. Не секрет, что их военно-политические организации по сути являются филиалами самого главного внутреннего врага Эрдогана – Рабочей партии Курдистана (РПК, в ряде стран – включая, разумеется, и Турцию – признана террористической).
Для турок это очень болезненно, и, конечно, такого рода союзнические отношения между США и курдами негативно сказываются на взаимодействии Вашингтона и Анкары.
Еще один негативный момент также связан с Сирией – изменения в политике США в отношении официального Дамаска. Если раньше и американцы, и турки, выступали за уход Асада и замену его некими оппозиционными силами, дружественными одновременно как Вашингтону, так и Анкаре, то сейчас стало очевидно, что это невозможно, отмечают эксперты.
Большая часть населения Сирии, оставшаяся сейчас в стране, проживает на территориях, контролируемых Асадом. И в случае проведения свободных выборов, произойди они сейчас, эти люди будут голосовать не за протурецкого или проамериканского кандидата, а, в конечном счете, за пророссийского или проиранского. Таким образом вся Сирия может стать союзником России и/или Ирана. Для американцев это категорически неприемлемо, поэтому они взяли совершенно очевидный курс на развал страны по образцу Ирака. То есть в планах США – создание так называемой «зоны безопасности» к северу от реки Ефрат (и, желательно, с включением провинции Дейр-эз-Зор и участков сирийско-иракской и сирийско-иорданской границ). Таким образом под контролем дружественных американцам сил окажется порядка 85% сирийской нефти, а населения там будет немного. Это поставит Асада или другие дружественные России силы в Сирии в сложное положение, потому что восстанавливать страну будет фактически не на что.
Для Турции это категорически неприемлемая стратегия, поскольку в подобном случае будет де-факто создано курдское государство. Или, по крайней мере, образование, в котором члены РПК будут играть ведущую роль. И безо всякого сомнения, турецкие политологи сейчас задаются верным вопросом: куда направятся сирийские курды, победив совместно с США «Исламское государство» (ИГ/ИГИЛ/ДАИШ – запрещенная в России террористическая группировка)? Важно понимать, что речь идет о войсках, численность которых оценивается примерно в 70 тысяч человек. Конечно же, подразумевается ответ, что направятся они именно в Турцию – для поддержки курдов, находящихся там. Поэтому позиции Вашингтона и Анкары в данном случае абсолютно противоположные.
Также отношения осложняются и «фактором Гюлена». Опальный религиозный проповедник, многие годы проживающий в США, считается в Турции организатором неудавшегося переворота в июле прошлого года. Анкаре передала американцам огромный массив документов с целью добиться выдачи Фетхуллаха Гюлена. При Обаме дело с мертвой точки не сдвинулось, и ни Трамп, ни госсекретарь Тиллерсон, по крайней мере, в публичных выступлениях, никаких надежд на прогресс в этом деле не давали.
«Осторожная дружба» с Россией
Казалось бы, такое количество факторов, разделяющих Турцию и США, – но что это несет для России?
И вновь камень преткновения – Сирия.
С самого начала сирийского кризиса Эрдоган был союзником так называемой умеренной оппозиции, и через Турцию шла основная линия поддержки и снабжения соответствующих группировок в Сирии, напоминают эксперты. Анкара по-прежнему стоит на том, что Асад должен уйти. И резкая смена этой позиции – что явно привело бы к сближению с Москвой, – крайне негативно отразится на имидже Эрдогана.
Другой момент связан с рядом противоречий по экономическим вопросам. До сих пор Россия сохраняет ряд ограничений в отношении турецкой сельскохозяйственной продукции, Турция же, в свою очередь, ввела санкции на российскую пшеницу. Кроме того, Москва до сих пор не вернула безвизовый режим, действовавший между Россией и Турцией.
Конечно, отношения между двумя странами сейчас гораздо лучше, чем до трагического инцидента со сбитым российским Су-24 в ноябре 2015-го. Однако представители обеих сторон крайне осторожны в оценках – по общему мнению, государства все еще на пути к тому уровню, что наблюдался, допустим, два года назад.
Эксперты сходятся в том, что нынешнее положение Эрдогана – а именно ситуация, в которой он вынужден лавировать между интересами различных сторон, не примыкая ни к одной, – результат провала внешнеполитической доктрины Турции.
Иногда именуемая неоосманизмом, она была сформулирована Ахметом Давутоглу, который последовательно занимал посты советника Эрдогана, министра иностранных дел Турции и премьер-министра страны (с этой должности он ушел в мае прошлого года).
Он считал, что в результате так называемой «арабской весны» к власти в целом ряде арабских стран придут дружественные Турции умеренные мусульманские движения наподобие «Братьев-мусульман». Тем не менее, дальнейшие события показали, что, например, и в Египте, и в Тунисе, и в Ливии они потерпели поражения. Либо в этих государствах у власти в конечном итоге оказались совсем другие силы, либо же эти страны оказались расколотыми – да еще и в состоянии гражданской войны, как в Сирии или в Йемене. Таким образом, прогнозы не сбылись и появилась необходимость в тотальном пересмотре внешнеполитической доктрины. Однако в нынешних условиях это довольно опасно и рискованно, поэтому Турция выбирает политику прагматизма и лавирования.
