Конечно, есть разница между «взять» и «дать». Но в обоих случаях мы наблюдаем политические игры, не имеющие отношения к реальным перспективам компенсации кому-либо чего-либо. Давайте начнем с заокеанских «репараций».
Впервые их попытался осуществить в эпоху гражданской войны в США генерал юнионистской армии Уильям Шерман. В 1865 году он отдал приказ выделить чернокожим (они активно воевали на стороне юнионистов) 400 000 акров (1600 кв. км) земли в бывших рабовладельческих штатах юга — Джорджии, Южной Каролине, Флориде — и разбить эту землю на участки площадью до 40 акров (около 16,2 га), чтобы на них могли селиться негритянские семьи. Из этой гуманной идеи мало что получилось: президент Эндрю Джексон вернул все эти участки их бывшим владельцам-плантаторам, которые согласились присягнуть в верности федеральному правительству. В 1877 году закончилась Реконструкция — период, когда правительство США держало южные штаты под жестким контролем, — и бывшие рабовладельцы снова вернули бывших рабов в состояние бесправия. Сегрегация продлилась еще 90 лет, и о «репарациях» никто не смел и заикнуться.
В 60-е годы ХХ века, когда негритянское население вело борьбу за гражданские права и в городах Америки свирепствовали расовые бунты, многие участники грабежей кричали: «Это мои 40 акров!» Но в плоскость практической политики тему репараций впервые перевел Джесси Джексон — видный деятель движения за равноправие чернокожих американцев. Он выдвинул требование о репарациях за рабство в 1988 году, когда во второй раз пытался баллотироваться на пост президента США.
Джексона явно вдохновили прецеденты выплаты репараций другим группам населения: в том же 1988 году президент Рональд Рейган подписал закон о выплате 20 тыс. долларов каждому американцу японского происхождения, подвергшемуся интернированию на территории США в годы Второй мировой войны. Репарации также выплачивались на протяжении многих лет индейским племенам за отчуждение их территорий федеральным правительством США — не важно, в сколь далеком прошлом. Были и зарубежные примеры — в частности, выплаты из казны ФРГ жертвам холокоста.
Потом тема репараций существовала в Америке где-то далеко на заднем плане. В 2016 году президент Барак Обама назвал эту идею далекой от практической политики. С этим трудно не согласиться. Помню, в 1994 году The New York Times перечисляла лишь некоторые из трудностей на пути к осуществлению этой идеи:
«Кто должен выплачивать репарации — правительство или потомки рабовладельцев?
В какой форме выплачивать — деньгами, землей, чем-то еще?
Кого считать потомками рабов — всех чернокожих или некоторых?
Кого считать чернокожими — людей с каким процентом негритянской крови?»
Правительство, писала газета, сможет доказать в суде, что компенсации японцам за интернирование не могут рассматриваться в качестве прецедента для репараций чернокожим: эти компенсации выплачивались самим пострадавшим, а не их далеким потомкам. А компенсации индейцам были компенсациями за их исконные земли, коих у чернокожих рабов в Америке не было.
Если переместиться на восточный берег Атлантики и поговорить о европейских и экс-советских делах, то идею думцев о компенсации за Крым, мне кажется, надо сразу отнести к категории нереального и противоречащего здравому смыслу. Передача Крыма из рук в руки — между Россией и Украиной — происходила в рамках одного государства, причем государства тоталитарного, в котором «границы между республиками» были полной фикцией, а изменение статуса территорий происходило по решению всевластного генсека, вокруг которого «сплачивались» Политбюро, «ленинский Центральный комитет» и весь советский народ.
Молдавия, например, с 1924 по 1940 год была автономией в составе Украины, потом стала союзной республикой — после сталинской аннексии Бессарабии, а в 1991 году — независимой Республикой Молдова, от которой очень быстро откололось Приднестровье. Ну и кто у кого теперь должен требовать компенсацию? Румыния, у которой отторгли Бессарабию? Украина, лишившаяся в 1940 году части своей территории по воле Сталина? Молдова, которую вначале насильственно советизировали, а потом территориально обкорнали? Украинские претензии были бы наиболее абсурдными из вышеупомянутого. Но их нет и, Бог даст, не будет.
Хотя кто знает... Киевские политики не устояли перед соблазном последовать примеру московских коллег. Министр иностранных дел Украины Павел Климкин заявил, что Украина может потребовать от Москвы компенсационных выплат за многовековую «российскую оккупацию». При этом не уточнил, с какого момента в прошлом будет высчитываться компенсация.
Хронологические рамки компенсационных претензий — самая непреодолимая проблема из всех. Если период рабства негров в США более или менее известен, то, скажем, территория Молдавии — это уравнение со многими неизвестными: она существенно менялась на протяжении веков. Крым был и турецким вассальным владением, и российским, и украинским. Прибалтийские земли принадлежали тевтонским рыцарям, шведам, датчанам, России, самим себе... Российские и украинские земли входили в Великое княжество литовское, Золотую орду... Финляндия была в составе Швеции, потом — России, потом — сама по себе. Исландия стала независимой от Дании только в 1944 году, Норвегия — в 1814-м (а потом до 1905 года была в унии со Швецией, прежде чем окончательно обрела самостоятельность, утраченную ею еще в XIV веке).
Есть огромное количество стран, территорий, народов и групп населения, которые теоретически могли бы выставить материальные претензии за аннексию, оккупацию, национальное угнетение и прочие исторические несправедливости. Предъявление подобных претензий случается крайне редко, их удовлетворение — еще реже. Помимо упомянутых выше примеров можно вспомнить о репарациях, наложенных на Германию и ее союзников после их поражения в Первой и Второй мировых войнах. Расчеты с державами-победителями были суровыми и не всегда справедливыми с точки зрения побежденных. Разборок по этому поводу никто не устраивает.
Отдельная история — требования о компенсации ущерба, причиненного СССР, которые выдвигают государства Балтии. В 2015 году министры юстиции Латвии, Литвы и Эстонии подписали меморандум о сотрудничестве в предъявлении России как правопреемнице СССР, требований о компенсации за советскую оккупацию. В 2005 году Латвия оценила причиненный ей ущерб в 18,5 млрд долларов, Литва — в 28 млрд долларов, Эстония — в 49 млрд долларов. Однако эти требования, хотя и имеющие под собой больше оснований, чем иск России к Украине за Крым, в практической плоскости скорее декларативны, чем материальны, именно поэтому прибалтийские политики особо не педалируют эту тему.
Другое дело — претензии Украины к России по части Крыма (в ответ на которые в Москве родилась идея потребовать от Украины возмещения ущерба за Крым). 2014 год — это гораздо ближе, чем 1939-й, когда, согласно пакту Молотов–Риббентроп, восточная часть Польши превратилась в Западную Украину и Западную Белоруссию. Сегодня Киев активно продвигает вопрос о компенсации за Крым, но находит мало отклика на международной арене. В феврале Европейский суд по правам человека отложил на неопределенный срок рассмотрение украинского иска к Москве.
Так что компенсации и репарации в мирное время –— это игра в слова: на деньги, но понарошку.
