Начало острого гибридного конфликта между Москвой и Западом грозило ввергнуть регион в состояние острейшего кризиса, поместить его между европейским и американским молотом и российской наковальней. Но по факту все пока получилось совсем по-другому. Период после 24 февраля 2022 года стал «золотым веком» для традиционного для стран Центральной Азии курса на политическую многовекторность, превратил эти государства в объект пускай иногда агрессивных, но все же ухаживаний со стороны ведущих мировых держав. Другое дело, что «ветер перемен» продолжает стремительно дуть. И при сохранении нынешних тенденций в мировой политике излишнее увлечение играми в многовекторность уже в обозримом будущем может превратиться для государств региона из благословения в рецепт катастрофы.
В первые годы ХХI века Центральная Азия была классическим примером «тихой заводи» мировой политики, регионом, который лишь спорадически попадал в фокус внимания коллективного Запада. В своей книге «Убийство в Самарканде» бывший британский посол в Узбекистане Крэйг Муррэй так описал «подробный и детальный инструктаж», который он получил от начальства накануне своего отъезда в Ташкент в 2002 году: «Майк О'Брайан был заместителем министра иностранных дел, ответственным за Узбекистан. Моя первая встреча с ним была отменена за полчаса до ее начала. Все было перенесено на следующую неделю. И на этот раз я добрался до его офиса, где я провел полчаса, пока его секретарь тщетно пытался его найти. C раздраженным выражением на лице секретарь признался, что О'Брайан ушел обедать с другим членом парламента, а потом собирался прогуляться в парке. С этой прогулки он так и не вернулся. По прошествии тридцати минут мы потеряли надежду и вновь переназначили аудиенцию».
Немногим лучше прошла и встреча нового британского посла в Узбекистане с его главным начальником — министром иностранных дел Джеком Стро: «Он спросил меня о моем интересе к шотландской народной музыке и о том, пою ли я. Затем он поинтересовался у меня, в чем состоят главные британские коммерческие интересы в Узбекистане, сказал, что я отправляюсь в трудную часть мира, и пожелал мне удачи. Весь разговор длился меньше десяти минут. Когда я выходил из его кабинета, он позвал меня: «Да, кстати, Крейг! Куда бы вы ни отправились, скажите им, что я думаю о них!» Ну и, наконец, «вишенка на торте». Накануне отлета в Ташкент новый посол узнал, что один из его четырех будущих подчиненных в дипломатическом ранге будет скоро отозван на родину. Естественно, он поинтересовался, когда можно ждать замены. Вот как звучал ответ его непосредственного руководителя: «Мой дорогой Крейг! Еще совсем недавно все наше посольство в Ташкенте состояло из одного человека с чемоданом в номере отеля. Мы по-прежнему ждем от наших послов в Центральной Азии духа первооткрывателей!»
Естественно, за два десятилетия — с 2002-го по 2022 год — в плане западного интереса к странам Центральной Азии многое поменялось. Но по-настоящему взрывной рост западного внимания к региону произошел сразу же после начала СВО. У Америки и Европы появилась суперзадача, суть которой с предельной откровенностью раскрыла прошлой осенью заместитель помощника директора Агентства США по международному развитию Анджали Каур: «В конечном итоге отстыковать Центральную Азию от российской экономики. Это должно быть нашей целью». На излете этой весны тот же самый клуб «Валдай» провел в Томске специальную конференцию по вопросам Центральной Азии. Вот к каким выводам я пришел по итогам своего участия в этом мероприятии.
«Золотой век» многовекторности
В опубликованной двадцать лет тому назад книге будущего президента Казахстана Касым-Жомарта Токаева «Преодоление» рассказывается в том числе такой эпизод из времен, когда Токаев служил в советском МИДе и был прямым подчиненным легендарного специалиста по Китаю, заместителя министра Андрея Громыко Михаила Капицы: «Как-то я зашел в его кабинет, чтобы получить визу на важный документ для международного отдела ЦК КПСС. В кабинете гулял смачный чесночный запах вперемежку с ароматом дорогого коньяка. М. Капица сидел за столом с человеком, очень похожим на него. Как выяснилось, это был его брат, приехавший с Украины с домашним гостинцем — свиной колбасой. Получив необходимую визу на столе, который из служебного превратился в обеденный, я вежливо отказался разделить трапезу и уже на выходе из кабинета услышал фразу Михаила Степановича, обращенную к брату: «Этот молодой казах далеко пойдет».
Сегодня эта история воспринимается совсем иначе, чем в момент, когда будущий президент Казахстана описал ее в 2003 году. Токаев действительно «далеко пошел» и пришел к необходимости, находясь у руля своей страны, выстраивать очень тонкий политический баланс в условиях острого конфликта «двух братьев» — России и Украины. Учитывая количество мигрантов из региона в нашей стране, уроженцы стран Центральной Азии ни в коем случае не являются экзотикой или тем более загадкой для жителей России. Но вот про сам регион — чем и как он живет, в какую сторону и как быстро он меняется — я бы так высказываться не рискнул. А между тем Центральная Азия меняется не просто быстро, а очень быстро.
Вот, например, какие поразительные цифры привел в своем выступлении директор Института Конфуция Томского государственного университета Артем Данков: «Несмотря на общее снижение уровня рождаемости, Центральная Азия — единственный регион на постсоветском пространстве, где население продолжает расти. Преобладание молодежи, большое количество детей в семье и увеличение продолжительности жизни дают стабильный прирост населения в 1–2 процента в год. Мощный миграционный отток не помешал вырасти населению региона с момента распада СССР на 60 процентов, или почти на 30 миллионов человек. В начале текущего года оно достигло 79 миллионов, а к 2030 году превысит 85 миллионов человек. Этот показатель сравним с населением Турции, Аравийского полуострова или Магриба, что превращает регион в новый демографический центр постсоветского пространства».
Для того чтобы такой лавинообразный рост населения не привел к социальному и политическому взрыву, он непременно должен сопровождаться и ростом экономики. И такой рост имеет место. Вот цифры, приведенные в подготовленном Валдайским клубом докладе «Центральная Азия и украинский кризис»: общий объем ВВП стран региона в 2010 году составлял 63 миллиарда долларов, а в 2021 году — 347 миллиардов долларов. Огромный, почти что фантастический рост! Но даже такое «экономическое чудо» не способно полностью сгладить острые проблемы региона. Снова цитирую выступление Артема Данкова: «Климат в Центральной Азии меняется быстрее, чем в мире в целом. Его трансформация становится непредсказуемой. Одна из причин — многократно выросшая нагрузка на окружающую среду: население за последние сто лет увеличилось в 6 раз. Климатические изменения порождают серьезные последствия — частые засухи, опустынивание, рост числа оползней, селей, наводнений, пыльных и песчаных бурь. Это ведет к деградации сельского хозяйства и экологической миграции. При этом внутри стран Центральной Азии усиливается борьба за ограниченные природные ресурсы».
Прибавьте к этому сырьевой характер экономики («с одной стороны, это позволило странам региона за последние 25 лет получить значительные дивиденды от роста мировых цен на сырье, с другой — сделало их экономики зависимыми от волатильности на мировых рынках. В ближайшее время ни одной стране региона не удастся радикально снизить свою зависимость от экспорта минерального сырья»), проблемы с обеспечением всего этого растущего населения продовольствием, отсталость всех видов инфраструктуры («городская коммунальная инфраструктура во многих частях Центральной Азии коллапсировала еще в 1990-е — начале 2000-х, однако в последнее время инфраструктурные кризисы добрались до больших городов: авария на ТЭЦ в Бишкеке в 2018 году, проблемы с отоплением и электроснабжением в Ташкенте этой зимой»), и ситуация начинает выглядеть значительно менее розовой.
Один из узбекских участников конференции так высказался о популярных за границей (в том числе и в России) стереотипах об этой части света: «Наш регион — это вовсе не пороховая бочка и не центральноазиатские Балканы!» Готов согласиться с такой оценкой — но при одной важной оговорке. Неожиданные для всех, включая знатоков политического закулисья этой страны, кровавые волнения в Казахстане в январе 2022 года показали: при наличии влиятельных «интересантов» стабильность даже в такой, казалось бы, хорошо управляемой республике может быть взорвана в течение всего нескольких часов. Все зависит от того, есть ли уже зажженный фитиль или нет. Завершая свой доклад, Артем Данков сделал следующее замечание: «Несмотря на высокий уровень эмиграции, до сих пор этнические меньшинства составляют от 15 до 30 процентов населения республик Центральной Азии, их численность превышает 15 миллионов человек. Сохраняются районы компактного проживания этнических меньшинств. Особенно высока их доля в приграничных зонах. Положение меньшинств непрочно, для них многие сферы деятельности и социальные лифты закрыты или доступ к ним ограничен. В особой зоне риска — перенаселенные аграрные районы, где сочетание бедности, экологических проблем и борьбы за ограниченные ресурсы зачастую приводит к серьезной напряженности. В поддержании межэтнической гармонии Центральной Азии может помочь Россия».
«В поддержании межэтнической гармонии Центральной Азии может помочь Россия» — как дипломатично сказано! Однако дипломатичность в данном случае вовсе не означает наведения тени на плетень. Россия фактически выполняет для региона функцию вентиля, регулируя который можно снизить объем социального, экономического и политического напряжения в Центральной Азии. Испытывающая острую нехватку рабочих рук Россия словно губка поглощает избыточные трудовые ресурсы государств Центральной Азии. Для этих государств это означает, с одной стороны, снижение внутреннего напряжения, а с другой — огромный источник дополнительных финансовых доходов.
Вернемся теперь в конец зимы — начало весны 2022 года, когда Запад с уверенностью заявлял, что экономика России будет «вот-вот разорвана в клочья». Вот что, согласно докладу клуба «Валдай», такая перспектива означала для стран Центральной Азии: «Остро ставился вопрос о пребывании мигрантов на территории России в случае возникновения там экономических трудностей. Но для Киргизии, Таджикистана и Узбекистана возвращение мигрантов на родину грозит не только значительными финансовыми рисками для бюджета (переводы трудовых мигрантов составляют 33, 34,5 и 13% ВВП соответственно), но и серьезными социальными последствиями. Аналитики прогнозировали изменение структуры российского рынка труда, сокращение вакансий для трудовых мигрантов и снижение объема переводов». Однако по факту произошло нечто прямо противоположное: «За период с января по май 2022 года количество мигрантов увеличилось в два раза по сравнению c 2021 годом. В денежном выражении объем переводов тоже увеличился. Так, за первые шесть месяцев 2022 года объем денежных переводов в Киргизию составил 1 миллиард 347,5 миллиона долларов, что на 94,26 миллиона больше, чем в 2021 году. В Узбекистане зафиксировано увеличение объема переводов из России в 2,4 раза. В Таджикистане — на 3,4%».
Экономика России удержалась на плаву. А это, в свою очередь, удержало на плаву и экономику Центральной Азии. «Не утонуть во время шторма» — это, конечно, важное достижение, без которого все остальное тоже теряет смысл. Но это позитивное «все остальное» тоже последовало. Выступление заместителя министра иностранных дел Казахстана Алмаса Айдарова в сенате этой страны, конец мая 2023 года: «Ведется большая работа по релокации компаний, официально заявивших о своем уходе из Российской Федерации. На сегодняшний день есть 401 компания, в переезде которых в Казахстан мы заинтересованы. Всем этим компаниям были направлены приглашения, наши послы встречаются с головными компаниями. На сегодняшний день 67 компаний положительно нам ответили, по ним работа ведется. И по 25 компаниям релокация завершена».
А ведь есть такая деликатная, но безумно увлекательная для тех, кто в гуще событий, тема, как параллельный импорт. Как игриво заявил на заседании в Томске об отношениях России и Центральной Азии один видный российский эксперт, «бурно развивается практическое экономическое сотрудничество, однако по понятным причинам его стараются не афишировать». Правильно стараются, так и надо! Но некоторые общие вещи очевидны для всех. Еще в советское время думающие люди пришли к несколько обескураживающему выводу: в реальной экономике в наиболее выигрышном положении находятся не те, кто «пашет, сеет, строит», а тот, кто занимается посредничеством (не буду употреблять термин «спекуляция» ввиду того, что в глазах многих он по-прежнему имеет отрицательный оттенок).
Санкционное противостояние России и Запада создало принципиально новые ниши для посредничества. Еще выдержки из доклада Валдайского клуба: «Объем экспорта Киргизии составил в 2022 году 445 миллиардов долларов, в то время как в предыдущем году он равнялся 238 миллионам. Одной из причин стало участие в параллельном импорте парфюма, косметики, одежды и аксессуаров... Чтобы избежать критических рисков для экономики и социального напряжения, Казахстан решил занять публично жесткую позицию в отношении антироссийских санкций: руководство страны неоднократно заявляло, что помогать в обходе ограничений не будет. Были даже созданы консультативные казахстанско-американские комиссии, направленные на разъяснения всех положений санкционной политики Запада. При этом реальный торговый оборот между Россией и Казахстаном вырос на 10%, что говорит о достижении некоего консенсуса между Россией и Казахстаном по позиционированию страны в условиях санкционного давления».
Как следует из предыдущего абзаца, выгоды от сохранения и наращивания экономического сотрудничества с Россией уравновешиваются рисками попасть под вторичные санкции США. Однако Запад тоже опасается передавливать, опасаясь обратного эффекта: если нажимать слишком сильно, то регион может еще более сильно втянуться в орбиту влияния России и Китая. В итоге государства Центральной Азии превратились сейчас в «завидных невест», которых обхаживают со всех сторон. Это самый настоящий «золотой век» для политики многовекторности. Но длиться этот «век» точно будет гораздо меньше, чем сто лет.
Контуры грядущего
Заседание областного совета (или, как его сейчас называют в Узбекистане, кенгаша) депутатов в самом южном городе республики Термезе — это не самое очевидное место для главного президентского внешнеполитического заявления года. Однако в минувшем марте именно здесь лидер Узбекистана Шавкат Мирзиеев изложил свое нынешнее внешнеполитическое кредо: «Сейчас очень сложное время. Большие страны сейчас говорят: «Узбекистан, ты на чьей стороне? Хватит быть нейтральным, переходи на эту сторону или на ту сторону». Твердо-твердо об этом говорят. И сами говорят, и их представители тоже призывают к этому, говоря: «Нам нужен Узбекистан в Центральной Азии. [Население] достигло 36 миллионов человек, через три-четыре года будет 40 миллионов». Спрашивают: «Ты на чьей стороне?» Как нужно ответить на такой тяжелый вопрос? Ответ один — я на одной стороне, я готов умереть за мою нацию, народ, интересы великого Узбекистана».
Очень поэтичное и убедительное изложение смысла курса на многовекторность — курса, которому на данный момент, наверное (или даже не наверное, а точно), действительно нет альтернативы. Однако все течет, все меняется. И то, что является политическим спасательным кругом сейчас, в будущем вполне может превратиться в тянущий на дно политический балласт. Как утверждал некогда Карл Маркс: «Бытие определяет сознание». А бытие всех государств в значительной степени определяется их географическим положением. У Центральной Азии шесть соседей: Россия, Китай, Афганистан, Пакистан, Иран и Азербайджан. Европа далеко, а Америка еще дальше. Более того, все три мировые державы из списка соседей региона — наша страна, Поднебесная и Иран — находятся в конкурентных и даже конфронтационных отношениях с Западом разной степени интенсивности.
На данный момент это не является непреодолимым препятствием на пути развития отношений государств Центральной Азии с Западом. Но ситуация в мире развивается очень динамично — и, к сожалению, не в духе известного шуточного лозунга «мир, дружба, жвачка». Высший лидер Китая Си Цзиньпинь на днях заявил: «Мы должны придерживаться курса итогового мышления и мышления наихудшего сценария. И мы должны быть готовыми пройти серьезные испытания сильным ветром и бурлящими волнами, и даже опасным штормовым морем». Все это означает, что уже в совсем недалеком будущем с очень высокой долей вероятности блоковое устройство мира станет гораздо более жестким. Всем государствам придется делать выбор — в духе известной фразы Максима Горького: «Пора вам решить вопрос: с кем вы, мастера культуры?» И выбор, который в конечном итоге сделает Центральная Азия, очевиден: регион должен и может быть только со своими великими соседями. Как очень точно заметила на заседании «Валдая» декан факультета мировой экономики и мировой политики Высшей школы экономики Анастасия Лихачева: «Центральная Азия не сможет остаться островом старой западной глобализации, окруженным странами, которые пересмотрели свое отношение к этой глобализации».
Казалось бы, о чем здесь еще можно говорить? Все уже сказано! Руководство государств Центральной Азии демонстрирует завидный прагматизм и схватывает все на лету. Но я не просто так вспомнил про «мастеров культуры». Один из казахстанских участников заседания бросил следующую реплику: «Процесс национального строительства в Казахстане основан на концепции антиколониализма. Но поздний советский период был «золотым веком» в истории республики. А сейчас этот факт полностью отсутствует в ее публичном пространстве». И это явление характерно не только для Казахстана, но и для других государств Центральной Азии. Вот, например, характерный пассаж из изданного в одной из стран региона в 2001 году учебника истории для девятых классов средней школы: «И царская Россия, и Советы воспитывали русский народ в духе шовинизма, постоянно внушая презрительное отношение к покоренным народам. В результате у них сформировалось отрицательное отношение к местному населению (туземцам)».
Такое «идеологическое воспитание» — не просто феерическое вранье (не могу использовать здесь менее резкий и менее эмоционально окрашенный термин). Это еще и очень опасное феерическое вранье — опасное прежде всего для самих государств региона. Рискну немного поспорить с Карлом Марксом. Сознание определяется не только бытием. Оно определяется еще и тем, что написано в учебниках истории, тем, что звучит с экранов ТВ, тем, о чем страстно пишут в социальных сетях, — идеологией, взглядом того или иного государства на мир и на себя. Пример Украины показывает: «искажения сознания» запросто могут привести к «взрыву бытия». Когда на финальном заседании «Валдая» я поднял вопрос о важности сохранения некоторых базовых элементов общего исторического пространства между Россией и Центральной Азией, известный российский политолог Федор Лукьянов предложил взглянуть на ситуацию с несколько иной стороны. Вот его аргументы: «Отношения между государствами должны строиться на перспективу, а не на ретроспективу. Ретроспектива будет постоянно спотыкаться. То, что исторические нарративы (мировоззренческие представления. — «МК») новых независимых государств строятся на отторжении России, неизбежно. Самоутверждаться можно только за счет бывшего центра, на противопоставлении себя. Бессмысленно требовать от других стран одинаковых с нами исторических нарративов. Единое видение истории требует наличия единого государства. И дело не в дружественных или недружественных странах. Например, Индия и Китай нам более чем дружественные, но события Второй мировой войны, для нас определяющие, трактуют не так, как мы».
Вот как конкретно выглядит это «несколько иначе». Статья кандидата исторических наук Дмитрия Козлова «Расширяя пределы: историческая память в разных странах мира» в журнале «Россия в глобальной политике», главным редактором которого является тот же самый Федор Лукьянов: «Один из самых сложных и противоречивых нарративов о войне существует в Индии. В годы войны она оставалась британской колонией, и для многих индийцев война предстает как конфликт, связанный с чужими интересами. Выделяются три подхода к войне: 1) Лоялисты, одобрявшие сотрудничество с Британией. 2) Индийский национальный конгресс — выяснение вопросов о войне можно отложить до обретения независимости. 3) Позиция Субхаса Чандра Боса — бороться с Англией всеми возможными способами. Военный нарратив встраивается в более общий национальный дискурс, повествующий об изначальном величии Индии, его потере и дальнейшем восстановлении».
Понимаю и принимаю эти аргументы Федора Лукьянова — яркого и самобытного внешнеполитического мыслителя, который, по моему глубокому убеждению, является сейчас политологом номер один в России. Понимаю и принимаю — но при этом не считаю, что они противоречат моим собственным. Разговоры о «советском колониальном периоде» в истории Центральной Азии — это бездумное и безумное калькирование чужого и совсем иного опыта. Индия реально была британской колонией. Россия, нынешние государства Центральной Азии, другие бывшие советские республики в рамках СССР были участниками грандиозного, невиданного ранее и совсем не колониального по своему характеру политического эксперимента. В нашей общей прошлой истории много трагических страниц. Но светлых страниц там тоже ничуть не меньше. Любопытно, что, например, заставшие советский период простые жители моего родного Казахстана «ловят» все эти тонкости и нюансы гораздо лучше, чем иные, составляющие, к счастью, меньшинство, члены казахстанского правящего класса с несколькими высшими образованиями в лучших университетах.
23 февраля этого года я оказался с родственниками в красивом казахстанском горном ущелье. На поляне рядом пировали лесники. У меня, разумеется, и в мыслях не было присоединяться к чужому пиршеству. Но отказаться от настойчивых предложений «пожаловать к нашему дастархану» (накрытому столу) оказалось решительно невозможно. Праздник 23 февраля в республике официально уже давно не отмечается. Но мы все равно дружно выпили и за него, и за нашу общую родину СССР, и за независимый Казахстан. Общение прошло в обстановке полной гармонии. Полная гармония в межгосударственных отношениях — это, наверное, недостижимый идеал. Но к идеалам все равно надо стремиться. У России и Центральной Азии общая историческая судьба — вчера, сегодня и, я надеюсь, завтра.
