— Я считаю, что мы очень помогли “Нашим”, уберегли их от дальнейшего выхода за рамки правового поля, — рассказала она “МК”. — Нам было некогда разбираться в том, поддерживает ли акцию “Наших” партия власти. Нужно было остановить травлю, не позволить молодежи дойти до греха, а только потом дискутировать обо всем остальном. Эйфория этих молодых людей — “нас поддержали старшие, нами довольны, нам все позволено” — могла обернуться бедой. Я вообще очень опасаюсь за судьбы “Наших”. Их как бы отделили от всей остальной молодежи, которая, выходит, — “не наша”...
Ожидала ли Памфилова, что выступление в защиту Подрабинека обернется травлей ее самой? Сейчас она говорит, что да. “Когда вступаешь в битву — нужно быть готовым ко всему. А с “Единой Россией” у меня уже давно есть разногласия: по поводу выборов, по поводу формирования власти. Но моя задача в том и заключается, чтобы не угождать, а ставить острые вопросы”.
Когда посыпались требования уволить Памфилову — она отнеслась к ним с иронией: “Я подумала: в каком абсурде мы живем! Ведь это же абсурд, когда законодатель требует уволить человека за то, что он потребовал от молодежи соблюдать закон”.
Члены Президентского совета, размещая свое письмо, еще не знали позиции самого президента. “Мы выразили в первую очередь наше мнение. Я не являюсь госслужащей уже с 1999 года, и это принципиальная позиция. Она позволяет иметь мнение, отличное от государственного”. Собственно, и теперь позицию Медведева Памфилова озвучила конспективно, не вдаваясь в нюансы: “Он убежден, что перед Конституцией все равны и ничьих прав нельзя ущемлять”.
Общаясь с журналистами, Памфилова не отрицала, что во власти есть как люди, заинтересованные в развитии гражданского общества и защите прав человека, так и желающие заткнуть инакомыслящих и манипулировать всеми остальными. Чья возьмет?
— Хочется верить в нормальное развитие, в конкуренцию во всех сферах, в то, что не произойдет монополизации истины. Мы собирали вертикаль власти для того, чтобы собрать страну, а не для того, чтобы об эту вертикаль разбивались инакомыслящие.
На прямой вопрос “МК” о том, когда за последнее 20-летие было больше свободы: в 1989-м, 1999-м или нынешнем году? — Памфилова лукавить не стала, назвав лучшими последние годы перед распадом СССР. “Тогда журналистам и правозащитникам дышалось легче всего. Потом появилась экономическая зависимость, но бурные, позитивные процессы развития общества шли до 2004 года. Для становления гражданского общества много сделал и Владимир Путин во время своего первого президентского срока. Но затем, после Беслана у нас и “оранжевых революций” у соседей, пошла “заморозка”.
Принятое в дальнейшем законодательство по некоммерческим организациям Памфилова называет прямо “репрессивным”. Началась кампания “Все шпионы”. Проворовавшемуся чиновнику, которого захотела проверить общественность, стало очень удобно обвинять проверяющих в том, что они “агенты влияния”, и уходить от ответа. Обществу стало сложно противодействовать произволу государства и бизнеса.
— По престижу правозащитного движения был нанесен удар, — признает Памфилова. — У молодых пропало желание выбирать этот путь. Но сейчас мы пытаемся все это исправить. Мы подготовили поправки в законодательство, касающееся НКО, и президент их одобрил. Организациям будет проще найти помещение, начать работу. Во второй половине ноября совет встретится с Медведевым и обсудит меры для усиления гражданского контроля. Мы готовы помочь гаранту Конституции.
