Говоря о рушащихся стенах, выступавшие на саммите не могли обойти стороной и стены возводящиеся. И это чувствовалось даже в благостной атмосфере саммита — когда Лех Валенса и Михаил Горбачев вступали в спор по вопросу системы общеевропейской безопасности. Кстати, потом кто-то попросил Горбачева прокомментировать слова Валенсы, заявившего: “Нам повезло, что Горбачев был слабым президентом”. На это экс-президент СССР ответил так: “Мы не можем лишить его слова. А вот поставить только один дополнительный вопрос — и все становится на место. Мог ли вообще слабый президент в Советском Союзе начать реформы? ”.
“МК” поинтересовался у Михаила Сергеевича, хотел бы он сейчас что-то изменить в событиях двадцатилетней давности.
— Многое, — ответил Горбачев. — Например, Ельцин с его авантюрными замашками... Весь Пленум был настроен вывести Ельцина из состава ЦК партии, освободить от обязанностей кандидата в члены Политбюро, вообще исключить из партии, растоптать. Я думал, что не надо так делать. Моя позиция сыграла решающую роль в том, что Ельцин остался в составе ЦК. Но, как оказалось, Ельцин — человек опасный. Он не смог распорядиться властью — так, чтобы процесс пошел эволюционным путем. Когда рассматривали его кандидатуру — брать или не брать Ельцина в ЦК на работу, член Политбюро, премьер-министр Николай Иванович Рыжков, бывший в свое время директором Уралмаша и знавший Ельцина по работе в Свердловске, сказал: “Ни в коем случае. Наберетесь с ним горя”. Но Лигачев внес предложение: “Давайте его все-таки возьмем”. Нашли они друг друга. Навязали партии и стране такую дискуссию — ну а крайним кто оказался? Горбачев. Этого не надо было допускать.
