Иногда судьбу власти великой страны могут решить всего два вовремя сказанных слова. Во время американских президентских выборов 1884 года кандидат от демократов Гровер Кливленд уверенно шел к победе. Но внезапно представители конкурирующей партии республиканцев обнародовали эпизод биографии Кливленда, который тот тщательно скрывал. Оказывается, у демократического кандидата была незаконная дочь. В пуритански настроенной Америке тех лет такое разоблачение было равнозначно «поцелую смерти» для любого политика. Менеджеры предвыборной кампании Гровера Кливленда отправили ему паническую телеграмму: «Что делать?». Ответ кандидата звучал так: «Скажите правду». И это сработало! На президентских выборах Кливленд победил.
В современной России о Гровере Кливленде слышал в лучшем случае один из миллиона. Но, не отдавая себе в этом отчета, страна страстно желает повторить его успех: сказать всю правду о своем прошлом и не испытать при этом чувства стыда и горечи поражения.
Как не зализать историю
В 1940 году, в разгар очередного кризиса продовольственного снабжения, в сталинской Москве был применен оригинальный способ борьбы с очередями в магазинах. По рассказу историков Владислава Хедлера и Штефана Дицша, «милиция без разбору выхватывала из очередей людей и вывозила их на грузовиках на 30–40 км за город. Там одних отпускали, а другие отделывались за стояние в очередях денежными штрафами до 25 рублей (на эту сумму на колхозном рынке можно было купить килограмм мяса)».
По отношению к собственной истории в нашей стране очень долго главенствовал очень похожий подход. Главным было обеспечение красивого фасада. Мы хотели видеть свое прошлое не таким, каким оно было на самом деле, а таким, каким оно должно быть в соответствии с сегодняшними политическими установками. В марте 1928 года видный советский историк, заместитель наркома просвещения РСФСР академик Михаил Покровский даже сформулировал этот принцип официально: «История — это политика, опрокинутая в прошлое».
К чему приводят такие попытки «опрокинуть политику в прошлое», я, еще не зная об этом изречении академика, убедился на собственном примере. В раннем подростковом возрасте я прочитал блистательный роман Алексея Толстого «Петр I» и после этого стал интересоваться всем, что связано с царями. Вскоре в громадной отцовской библиотеке я обнаружил трехтомник Михаила Покровского, а в нем статью — «Краткий очерк истории семьи Романовых».
Однако ожидаемого удовольствия от чтения я не получил. Академик использовал настолько хлесткие и однозначные формулировки, что они вызвали отторжение даже у такого неискушенного ребенка, каким был я. Петр I описывался исключительно как маньяк-убийца. Екатерина II — как развратная и преступная женщина. Даже для несчастного подростка императора Петра II академик Покровский смог найти «добрые слова»: «Умер от оспы в 15 лет, не успев поэтому совершить ни одного преступления».
Когда я закрыл книгу Михаила Покровского, законченным оказался и процесс моего «политического перерождения». Я, конечно, не стал монархистом. Но официальная советская версия истории стала восприниматься мною с недоверием и цинизмом. Академик Покровский достиг в моем случае эффекта прямо противоположного тому, на который он рассчитывал.
После того эпизода моего детства я начисто забыл о существовании Михаила Покровского. Вспомнил я о нем только сейчас — когда в головы современных россиян начала вдалбливаться, казалось бы, диаметрально противоположная версия истории. Почему я употребил словосочетание «казалось бы»? Потому что насаждаемое ныне некоторыми силами видение нашего прошлого — империя Романовых была земным раем, а революция 1917 года стала результатом заговора кучки отщепенцев, — это, с моей точки зрения, тот же самый Покровский, но с противоположным знаком.
Да, подобное видение истории России сейчас явно востребовано. Было бы по-другому — на пропагандирующую такое прочтение нашего прошлого выставку-инсталляцию «Романовы. Моя история» в Манеже не стояли бы огромные очереди. Но востребованность не делает рисуемую сейчас некоторыми чрезмерно благонамеренными деятелями «историческую картину маслом» менее примитивной или менее вводящей в заблуждение. Под видом «сокровенных знаний о прошлом» нам вновь подсовывают то ли жвачку, то ли лубок.
Конечно, никогда и никому пока не удавалось нарисовать объективную на сто процентов картину прошлого. «Абсолютно объективной и беспристрастной истории не может существовать в принципе, — сказала мне профессор РГГУ, известный российский специалист по европейскому Средневековью Наталия Басовская. — Та или иная степень предвзятости — это свойство человеческой природы. Правда, в XIX веке в Германии жил известный ученый Леопольд фон Ранке, который сделал своим девизом написание истории «без гнева и пристрастия». Но это был самообман. Даже любимый ученик Ранке, другой известный немецкий историк — Генрих фон Зибель, признавал, что его учитель был вполне себе пристрастным. И в истории Ранке остался как «воспеватель» прусской монархии.
Если исторический идеал в принципе недостижим, то к чему же мы тогда должны стремиться? Вот мнение Наталии Басовской на этот счет: «Свою родину не любит только душевно изломанный человек. Естественная привязанность к своей стране рождает готовность к предвзятости. Поэтому акценты переставляют все. Но можно элегантно переставлять акценты, а можно тупо врать. Надо стараться быть честными прежде всего по отношению к самим себе. И ни в коем случае нельзя пытаться что-либо спрятать. Это все равно вылезет наружу с эффектом в сто раз хуже».
Если следовать этим принципам, то все быстро становится на свои места. Если историей не манипулировать, то она становится помощником и подсказчиком в делах сегодняшних. Возьмем, например, период правления последнего российского императора Николая II. Устроители уже упомянутой выставки в Манеже наверняка уверены: идеализировав до крайности последнего царя и превратив его противников в карикатурных злодеев, они помогают современной России. Мол, сегодня тоже есть «добрый царь» Владимир Путин и есть его противники, которые мечтают развалить государство. Нынешние россияне должны извлечь уроки!
Возможно, кому-то подобный лобовой подход и покажется убедительным. Но вот с моей точки зрения, такая трактовка истории не только насквозь фальшива, но и исключительно наивна. Любой человек с пытливым умом при наличии желания в два счета поднимет источники и за 15 минут убедится: в эпоху правления Николая II все было совсем не так просто и однозначно.
А теперь попытаемся оценить царствование Николая II с «широко открытыми глазами» — не имея заранее заготовленной морали для дня сегодняшнего.
«В конце XIX — начале ХХ веков Россия находилась на пороге европейского лидерства, интеллектуального и экономического прорыва, — сказала мне Наталия Басовская. — Если бы новорожденной российской буржуазии дали расправить крылья, то и история нашей страны, и история всего мира были бы совсем иными».
Почему у российской буржуазии так и не получилось «расправить крылья»? Ответ известен каждому образованному человеку: союзные друг другу Австро-Венгрия и Германия спровоцировали в 1914 году начало войны против России, Франции и Англии. А эта война, которая осталась в истории под названием Первой мировой, в огромной степени способствовала революциям и крушениям монархий в Вене, Берлине и Петрограде.
Почему рухнули императорские престолы в Германии и Австро-Венгрии, в принципе понятно. Приложив немало усилий для того, чтобы сделать войну неизбежной, императоры этих стран с треском ее проиграли. Но почему монархический режим пал в России, а, например, в Англии устоял? Этот вопрос далеко не так прост, как кажется на первый взгляд. Это если глядеть из 2013 года, то Британия столетней давности кажется образцом внутриполитической устойчивости. А вот правивший в те годы в Лондоне король Георг V оценивал положение дел совсем иначе.
Российская революция 1917 года ввергла британского короля в состояние паники. Георг V не только быстро затеял серию реформ, призванных сделать монархию более популярной среди населения. Король настоял на таком сомнительном с точки зрения морали шаге, как категорический отказ в предоставлении Николаю II убежища на британских берегах. Георг V и Николай II были не просто близкими родственниками — их матери были родными сестрами. Два монарха являлись почти что двойниками. Отличить их друг от друга на портретах практически невозможно.
Но страх за себя оказался в глазах британского короля сильнее любых сентиментальных привязанностей. Официально ответственность за отказ в предоставлении Николаю II убежища — и косвенным образом за его последующую страшную гибель — была возложена в Британии на тогдашнего премьер-министра Дэвида Ллойд-Джорджа. Но недавно рассекреченные архивные документы свидетельствуют: решение принимал именно король.
Итак, почему же революция в России состоялась, а в Британии нет? Первая часть ответа на этот вопрос, как мне кажется, опять же известна каждому образованному человеку. Политическая система России была отягощена страшными феодальными пережитками. А руководство страны во главе с императором Николаем II являло собой образец некомпетентности. По контрасту: в Британии политическая система была более продвинутой, а правящая верхушка — более умной и изворотливой.
Все это так. Но я не случайно дал понять, что у ответа есть и другая часть. С моей точки зрения, вина за революцию и последующую кровавую гражданскую войну лежит не только на императорской власти. Не менее важный виновник — российское общество тех лет, а точнее, его так называемая передовая и прогрессивная часть.
Крайняя нетерпимость. Фанатичная убежденность в собственной правоте. Неготовность к компромиссам. Шапкозакидательство и склонность к упрощенному мышлению. Расслабленное отношение к насилию как средству политической борьбы. Отсутствие понимания того, что в огромной стране без крови возможны только плавные и медленные перемены.
Таковы, с моей точки зрения, те черты российского общества начала ХХ века, что лишили его иммунитета к кровавым потрясениям. А теперь давайте перенесемся на сто лет вперед. Свойственны ли современному российскому обществу все эти характеристики? Уровень взаимной ненависти в стране сейчас неизмеримо меньше, чем сто лет назад. Однако «родовые пятна прогрессивной части общества» никуда не исчезли. Оппозиционные политики двух исторических эпох являются, как мне кажется, взаимозаменяемыми. Алексей Навальный прекрасно бы себя чувствовал в России образца 1917 года, а, скажем, Александр Керенский — в России образца 2013 года.
«Пристальный взгляд на историю — это способ понять: какие наши прошлые достижения мы хотим повторить, а какие наши прошлые ошибки — нет», — сказал мне высокопоставленный собеседник в кремлевской администрации. Если действовать в рамках этой логики, то, возможно, «властителям дум» современного российского общества следовало бы отправиться на курсы изучения периода правления Николая II. Возможно, на многие вещи они бы после этого посмотрели совсем по-другому.
Кому мерещится СС?
На майские праздники 1983 года я — восьмилетний мальчик — и моя мама решили отправиться в Ленинград. Билетов в кассе вокзала, разумеется, не было. Но вид мамы с ребенком, видимо, растопил сердца железнодорожных служащих. На поезд нас посадили — и на какой! Мы оказались единственными советскими пассажирами вагона, сплошь заполненного интуристами. Интуристы — в данном случае словаки — оказались на удивление радушными и доброжелательными людьми. Почти каждый из них считал своим долгом подойти ко мне и подарить какую-нибудь невиданную в нашей стране сладость или жвачку. «Пир» в моем классе после моего возвращения из Ленинграда длился несколько дней.
Об этом эпизоде своего детства я до сих пор вспоминаю с удовольствием. Но в то же самое время этот эпизод впервые заставил меня задуматься: а почему в не очень большой стране Чехословакии есть такие чудесные сладости, а в великой державе СССР — нет? Иными словами, в моем случае это был первый «кирпичик» в основание психологического комплекса, который в той или иной мере наличествовал у каждого гражданина Советского Союза — комплекса неполноценности перед заграницей.
В современной России нет проблем со сладостями. Но комплекс — пусть и несколько видоизмененный — остался. И зачастую этот комплекс толкает отдельных наших общественных деятелей к диким и экстравагантным заявлениям, а общество в целом — к исключительно болезненной реакции на эти заявления.
Яркий пример такого рода случаев — это сделанная в прошедшем мае одним из бывших лидеров почившей в бозе партии «Союз правых сил» Леонидом Гозманом запись в своем блоге: «У Смерш (советская военная контрразведка в период Великой Отечественной войны. — М.Р.) не было такой красивой формы, но это, пожалуй, их единственное отличие от войск СС... Не сомневаюсь при этом, что и в Смерш были честные солдаты. Вот только случилось так, что служили они в структуре не менее преступной, чем СС».
Я крайне негативно отношусь к Иосифу Сталину и его спецслужбам. Но заявление Леонида Гозмана все равно вызвало у меня оторопь и шок. Шок, который усугублялся тем, что, негодуя на эмоциональном уровне, я не мог сразу найти убедительные аргументы, которые опрокинули бы логику Гозмана. Однако если посмотреть на заявления экс-идеолога СПС через призму не изжитого нашим обществом комплекса неполноценности, то такие аргументы сразу появятся.
Вот взятое из энциклопедии определение комплекса неполноценности: «Совокупность психологических и эмоциональных ощущений человека, выражающихся в чувстве собственной ущербности и иррациональной вере в превосходство окружающих над собой».
А теперь давайте подробно рассмотрим тезис Гозмана: основан ли он на фактах, которые упрямая вещь, или на этой самой «иррациональной вере»? Для начала примем как аксиому: Смерш, выражаясь предельно мягко, не был образцом гуманного отношения к людям. Но вот достаточно ли этого, чтобы ставить знак равенства между Смершем и СС?
Если достаточно, то аналогичный знак равенства придется поставить и между СС и очень многими другими структурами, народами и политиками. Хотите, например, я докажу, что, следуя логике Леонида Гозмана, знак равенства обязательно надо ставить между СС и недавним президентом Франции Франсуа Миттераном?
В 1950-е годы французские военные и полицейские вели борьбу за сохранение колониального контроля Парижа над Алжиром. Методы в этой борьбе использовались самые жестокие. Реальных повстанцев, мирных жителей, женщин, детей и стариков без разбору или убивали, или подвергали самым жестоким пыткам. Среди самых «безобидных» из этих пыток были, например, закачивание воды в задний проход или сильные удары электрическим током.
Франсуа Миттеран в те годы периодически становился главным начальником французских силовиков — то в качестве министра внутренних дел, то в качестве министра юстиции. И он не просто знал о «вольностях» своих подчиненных. Как доказал в своей только что вышедшей фундаментальной биографии Миттерана авторитетный британский автор Филип Шорт, будущий президент Франции их активно прикрывал и покрывал.
Думаете, что такие поступки «цивилизованные и демократические» страны способны совершать только в колониях? Пожалуйста, Париж, 1962 год. Тридцать тысяч живущих во французской столице уроженцев Алжира устроили в городе манифестацию в поддержку независимости своей родины. Шествие было не просто жестоко разогнано полицией.
Свыше тысячи манифестантов были интернированы на футбольном стадионе. Тех, кому повезло, просто пытали. Те, кому не повезло, потеряли свою жизнь. «В течение нескольких дней после этого по реке Сене плыли трупы», — описывает то, что произошло, Филип Шорт. Вся полнота власти в Париже принадлежала в то время отцу-основателю современного французского государства, герою борьбы с нацизмом генералу Шарлю де Голлю. Означает ли это, что между этим великим французом и СС тоже следует ставить знак равенства?
И не надо думать, что Франция — это исключение. Италия и Греция, Югославия и Румыния, Испания и Португалия, Польша и Венгрия... Список стран Европы, в которых уже после окончания Второй мировой войны правительства и группы граждан совершали просто вопиющие зверства — и по отношению к «чужакам», и по отношению к своим соотечественникам, — будет очень длинным. Везде кругом одно СС, так, что ли, получается? Если руководствоваться логикой Леонида Гозмана, то да.
Какой же тогда логикой следует руководствоваться? С моей точки зрения, логикой здравого смысла. Логикой, которая подсказывает: в почти любом историческом событии и в почти любой исторической фигуре есть и темные, и светлые стороны. Оценивать события и государственных деятелей минувших эпох следует исходя из того, какого цвета в них было больше. В победе советского народа над фашизмом светлых сторон было в миллиард раз больше, чем темных.
Да, СССР победил фашизм не один. Нельзя преуменьшать вклад союзников. Но нельзя преуменьшать и наш вклад. Если бы не советский народ, то наследники Гитлера вполне могли бы править в Европе даже сейчас, в 2013 году. Вот что главное. Все остальное — частности.
Наука или девка?
«История — тот багаж или, если хотите, строительный материал, который должен помогать нам строить нашу страну дальше. История — мотор, который должен помогать России двигаться вперед», — сказал мне уже упомянутый крупный кремлевский собеседник. Наталия Басовская с такой точкой зрения не согласна. По ее мнению, история никому ничего не должна. «Как и любая другая наука, история — функция человеческого разума, а вовсе не чья-либо должница».
Два моих собеседника не очень согласны друг с другом. Но вот я не вижу в их точках зрения особого противоречия. Как совершенно справедливо заметила Наталия Басовская, Россия — страна, много раз вредившая самой себе. Мы должны избавиться от этой «вредной привычки». Как это возможно на практике? Как мне кажется, только одним способом.
Знаменитому ученому-шарлатану сталинской эпохи Трофиму Лысенко приписывают фразу: «Генетика — продажная девка империализма». Как это часто бывает с чрезмерно хитрыми людьми, Трофим Лысенко приписывал другим собственные прегрешения. Именно он, а не какие-то там «империалисты», относился к науке как к «продажной девке».
Мы должны научиться уважительному отношению к собственной истории. Нам стоит перестать относиться к ней как к дышлу: куда повернешь, туда и вышло. Надо перестать замалчивать темные стороны своей истории. Но мы не должны преуменьшать и собственные достижения. Честность в данном случае — это не просто лучшая, а единственно возможная разумная политика.
