Дик Чейни как пророк российского масштаба
В 1983 году в составе делегации членов американского Конгресса Москву посетил будущий вице-президент США при Буше-младшем Дик Чейни. В ходе поездки Чейни высказывал столь ястребиные взгляды, что его коллега, конгрессмен Том Дауни, решил над ним пошутить: «Но ты же не можешь ожидать, что они примут все наши условия? Ты же не можешь ожидать, что они сдадутся?» Согласно рассказавшему эту историю в своей книге «Огненные дни» американскому журналисту Питеру Бейкеру, Дик Чейни отказался принять шутливый тон. На вопрос он ответил емкой фразой, которую на русский язык можно перевести так: «Еще как могу!»
Почему будущий человек №2 в Америке в конечном итоге оказался совершенно прав? Возможно, Чейни просто попал пальцем в небо. Но не исключен и иной вариант. Искушенный «рыцарь холодной войны» на каком-то инстинктивном уровне понял: многие внешне сильные и мощные шестеренки советского государственного механизма на самом деле давно сгнили изнутри.
Избавилась ли современная Россия от замеченных Чейни слабостей? За 30 с лишним лет, прошедших со времени визита в Москву будущего американского вице, в нашем государственном механизме поменяли двигатель. Вместо мотора, который должен был работать на основе сомнительных принципов «научного коммунизма», у нас теперь двигатель международного образца. И в отношении экономической системы, и в отношении прав и свобод граждан и на Западе, и у нас в собраниях законов теперь записаны очень похожие вещи.
Но вот что во многом осталось прежним, так это состояние массового сознания. Наше общество категорически отказывается верить в серьезность писаных законов. И первопричина такой ситуации вовсе не в том, что власть отказывается исполнять эти писаные законы, как уверяет оппозиция. С моей точки зрения, Россия наших дней стала жертвой особого политического синдрома, который в 1957 году описал лидер борьбы черных американцев за свои права Мартин Лютер Кинг.
В письме к тогдашнему вице-президенту США Ричарду Никсону Кинг написал: «Неадекватное законодательство, поддерживаемое массовыми действиями, может достичь гораздо большего, чем адекватное законодательство, которое остается неисполненным из-за отсутствия решительной массовой поддержки». Сказано как будто про Россию 2014 года, вам не кажется?
Возьмем, например, состояние многопартийности в нашей стране. Официально создавать оппозиционные политические партии в нашей стране можно уже больше двух десятилетий. Но в реальности оппозиционное движение в России имеет, по выражению известного российского пиарщика Олега Солодухина, «не столько политический, сколько правозащитный характер». И так везде. Куда ни кинь взгляд, вместо зрелых общественных институтов мы имеем «цыплят, которые едва вылупились из яйца».
Почему так происходит? Корни этого феномена однозначно надо искать в нашем прошлом. И прошлом отнюдь не только советском. Разумеется, советская власть с ее манией все контролировать «заморозила» все наши общественные институты в их самом инфантильном состоянии. Но сам факт появления в нашей стране подобной власти, с моей точки зрения, говорит об одном: те же самые негативные тенденции были ярко выражены в России еще во время царствования императоров.
Как и где нам «ухватить щипцами» причины этих тенденций? У меня получилось это сделать в очень неожиданном месте — в книге, которая в советское время считалась детской классикой второго эшелона. Написанная в 1893 году русским писателем Николаем Гариным-Михайловским автобиографическая повесть «Гимназисты» напрочь лишена обличительного пафоса. Это очень спокойный, временами лиричный рассказ о взрослении маленького мальчика в губернском приморском городке во времена императора Александра II.
Однако подобная манера повествования делает лишь более выпуклой и убедительной нарисованную писателем депрессивную картину жизни своей родной гимназии. Гимназия Гарина-Михайловского — это лишь во вторую очередь учебное заведение. В первую очередь это удивительно эффективная машина по «перемалыванию душ», своеобразное минное поле, любой шаг на котором может лишить школьника шанса на успех во взрослой жизни.
Обладающий пытливым умом маленький мальчик осмеливается на уроке задать учителю оригинальный, но вполне корректный вопрос. В ответ его демонстративно подвергают чудовищному унижению. Любимый гимназистами учитель истории произносит на частном мероприятии речь, несколько выходящую за рамки привычных официальных штампов. Коллега этого учителя тут же доносит об этом «куда следует». Историка тут же увольняют. А тех учеников, которые пытаются выступить в его защиту, исключают из гимназии «без права поступления куда бы то ни было».
После того как я прочитал «Гимназистов», для меня стало абсолютно ясным: почему в 1917 году так мало народу выступило в защиту старой власти. Как можно защищать режим, который еще в детстве вбивает в головы жителей страны отвращение ко всему, что связано с государством? Как можно считать «своей» власть, которая ставит тебя перед выбором: либо смирись с крушением своих жизненных перспектив, либо замолкни, лги, подлизывайся и изворачивайся?
Позиция, основанная на принципе «государство — это чудовищно опасная и враждебная сила», благополучно пережила в нашей стране все смены политических режимов. Для 2014 года подобное мнение, к сожалению, не менее типично, чем для 1893 года. Но вот отражает ли такой «негативный консерватизм» неизменность наших реалий?
Частично, к несчастью, отражает. В 1912 году во время забастовки рабочих Ленских золотых приисков в Сибири войска расстреляли несколько сотен человек. Выступая на заседании Государственной думы, министр внутренних дел Александр Макаров радостно прокомментировал это следующим образом: «Так было, так будет!»
В России наших дней нет глупых министров, способных на настолько идиотское высказывание. Но наша правоохранительная система по-прежнему не свободна от «депрессивного ретро». Если у россиянина есть даже относительно приличные деньги и нет проблем с силовыми структурами, он может жить почти как на Западе: элегантные рестораны, красивые торговые центры, современные здания аэропортов. Но если тот же самый гражданин РФ вдруг попадает под суд, под следствие или, не дай бог, в тюремную камеру, он в значительной доле случаев оказывается в совсем ином мире. В мире, в котором сложно понять, какой именно год сейчас на дворе: 1912-й, 1956-й или 2014-й.
Абсолютно все это знают. Абсолютно все этим недовольны. Но очень мало кто пытается докопаться: а в чем, собственно, главная причина того, что пятая по размеру экономика мира никак не может навести элементарный порядок в своих судах и тюрьмах? А между тем, результаты подобных «раскопок» могли бы удивить очень многих — особенно так называемый креативный класс.
Россия, которую лучше потерять
Вскоре после недавних волнений в Бирюлеве я оказался в кабинете одного из самых близких соратников Владимира Путина. Естественно, я не мог удержаться от очевидного вопроса: власть в лице ВВП абсолютно верно ухватила суть проблемы — «это своего рода аморальный интернационал, в который входят и распоясавшиеся, обнаглевшие выходцы из некоторых южных регионов России, и продажные сотрудники правоохранительных органов, которые крышуют этническую мафию». Так почему же, если суть проблемы ясна, вертикаль власти постоянно демонстрирует свою неспособность быстро эту проблему решить? Почему «нарывы», подобные бирюлевскому, регулярно прорываются то там, то здесь?
Вот что я услышал в ответ: «Наведение порядка в полиции Нью-Йорка, которое стартовало в начале 1990-х годов, в условиях некоррумпированной местной судебной системы заняло около 15 лет. Быстро решить проблему, о которой мы говорим, можно, только если применять методы, которые были приняты в тоталитарных государствах. При всех иных вариантах ситуация будет время от времени выходить из-под контроля — и ничего с этим не поделаешь».
Найти полемические возражения против такой оценки ситуации можно в течение минуты. Достаточно вспомнить хотя бы фразу Авраама Линкольна: «Кто хочет — ищет возможности. Кто не хочет — ищет причины». Но возразить что-то по существу — задача несравненно более трудная, а может быть, и в принципе невыполнимая.
Мировой опыт показывает: исправно работающие правоохранительные системы существуют лишь в государствах, где на протяжении многих десятилетий не «крушат основы», а решают проблемы пусть медленно, но поступательно. А вот где ситуацию пытаются исправить с помощью «решительного революционного рывка», объем проблем увеличивается в десятки, если не сотни тысяч раз.
Вся история России ХХ века является доказательством верности этого тезиса. Знаете ли вы, например, кто в том же 1912 году откликнулся на Ленский расстрел следующими строчками: «Все имеет конец — настал конец и терпению страны. Ленские расстрелы разбили лед, и — тронулась река народного движения. Тронулась!.. Все, что было злого и пагубного в современном режиме, все, чем болела многострадальная Россия, все это собралось в одном факте, в событиях на Лене»? Эти строки написал Иосиф Сталин — человек, в период правления которого злодеяния, не уступающие Ленскому расстрелу, случались по пять раз в сутки, 365 дней в году.
Нельзя отключать логику с критическим мышлением и руководствоваться только «справедливыми гневными эмоциями». Нельзя впадать в состояние инфантилизма и уподобляться избалованному ребенку, который, не слушая объяснений, почему это ему в данный момент нельзя, истошно орет: «Хочу! Хочу! Хочу!»
А между тем, современный российский «креативный класс», с моей точки зрения, именно так сейчас себя и ведет. «Передовая часть общества» в принципе отказывается извлекать хоть какие-то уроки из нашей истории минувшего столетия. «Духовная элита страны» по-прежнему свято убеждена в эффективности и предпочтительности революционных методов «решения проблем».
Вот, например, абсолютно типичный пост одного из моих друзей в социальных сетях: «Все сразу воспряли за смертную казнь! И никому не пришла мысль снести, на хрен, всех этих жирных чекистов и привести, наконец, во власть людей!!! Мы все время чего-то ждем. А время несется мимо нас!»
Время несется мимо вас? А вы бы предпочли, чтобы оно неслось «прямо в вас», снесло вас с места и, в не очень целом состоянии, закинула на какой-то забытый богом край земли? А ведь в случае «революционного развития событий» обычно именно так и происходит. Интеллигенция, которая активнее всех прочих «жаждет бури», сама же становится первой жертвой этой самой бури.
Дореволюционную российскую «прогрессивную интеллигенцию» частично расстреляли, частично изгнали, частично вынудили смириться с катастрофическим ухудшением своего жизненного уровня. А вот «сословие сотрудников репрессивных органов» не многократно усилило свое влияния, но в некоторых отдельных случаях даже не поменяло свой личный состав.
Например, в 1917 году, работая в подчиненных Временному правительству московских силовых структурах, Андрей Януарьевич Вышинский подписал распоряжение об аресте Ленина. А в 30-е годы этот же самый милейший Андрей Януарьевич выступал в качестве обвинителя на главных сталинских процессах над «врагами народа».
Получив однажды разряд электрическим током, смышленые дети обычно привыкают к мысли: пальцы в розетку лучше не совать. Но к российскому «креативному классу» это не относится. Он демонстрирует изумительную верность самым сомнительным традициям дореволюционной «прогрессивной общественности». Таким, например, как всеобщая убежденность: все «товарищи по борьбе» должны шагать в ногу, ни на йоту не отклоняться от «генеральной линии» и не иметь ничего общего с «классовыми врагами». Вот две, по моему мнению, крайне показательных истории на этот счет.
В декабре 2013 года глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева доехала из президентской резиденции в Ново-Огареве до Сахаровского центра в Москве в одной машине с первым заместителем руководителя кремлевской администрации Вячеславом Володиным.
Сама Людмила Михайловна, будучи обладателем не только высочайшего морального авторитета, но и большого запаса здравого смысла, не увидела в этом факте ровным счетом ничего крамольного: «В шесть часов было награждение лауреатов Московской Хельсинкской группы, а из-за президентского мероприятия я туда безобразно опаздывала. Я ему (Володину. — «МК») пожаловалась на это, а он говорит: «Я вас подвезу, на моей машине быстрее». Я согласилась. Он меня подвез. Ничего особенного в этом нет. Я ему благодарна. Значит, мама хорошо его воспитала, раз он понимает, что старому человек надо помочь».
Согласен с каждым словом. Разные политические взгляды не должны мешать нормальным человеческим отношениям между их носителями. Но так в «демократическом движении» думают далеко не все. После окончания церемонии в ходе газетного интервью далеко не самому оппозиционному изданию Людмиле Алексеевой последовательно задали четыре (!) вопроса на эту тему: «Он вас довез, но зачем же было приглашать Володина в Сахаровский центр? Многие утверждают, что такие заигрывания с представителями власти недопустимы для правозащитников... Очевидцы утверждают, что многие гости восприняли появление Володина в Сахаровском центре с возмущением».
Клиника? Стопроцентная, но далеко не самая гротескная. В том же декабре 2013 года только что освобожденный Михаил Ходорковский заявил в интервью: «Если мы возьмем реальные проблемы, которые могут быть у нас в стране, все они существенно менее опасны, чем вопрос о территориальной целостности. Я считаю, что отделение Северного Кавказа — это в проекции через два шага миллионы жертв. Я считаю войну вещью очень плохой. Но если вопрос стоит так — отделение Северного Кавказа или война — то, значит, война».
С моей точки зрения, это исключительно жесткое, но в то же самое время крайне трезвое, разумное и прагматичное высказывание. Но «прогрессивная общественность» в своей массе думает по-иному. На голову несчастного Михаила Борисовича обрушилась волна всеобщего возмущения: ах, мы его так уважали, так поддерживали, а он-то оказался совсем не таким! Позор, позор и еще раз позор!
Я вот сижу и думаю: как так могло случиться, что человек, который провел последние десять лет в тяжелейших условиях заключения, сохранил большую ясность ума, чем те, кто «боролись с режимом» в «тяжелых условиях» воли? Видимо, это карма!
Почему все не безнадежно
Является ли нынешняя ситуация с российским «креативным классом» безнадежной? Убежден, что нет. То, что сейчас происходит с нашей «демократической общественностью», — это в значительной степени не ее вина, а ее беда. Российская общественная мысль в силу совершенно объективных причин застряла на этапе, который другие страны европейской цивилизации преодолели уже давно — от девяноста до пятидесяти лет тому назад.
Испокон веков человеческое общество жило по принципу: те, у кого есть власть, выжимают последние соки из тех, у кого власти нет. Иной вариант отношений исключало состояние экономики: общий «пирог» был так мал, что кому-то волей-неволей приходилось голодать. Стремительное развитие технологий в рамках промышленной революции ХIX века начало менять такое положение дел. Но верхи психологически не были готовы делиться с низами излишком. И это привело к бешеной популярности идеи революции как о способе чудесным образом мгновенно избавить мир от несправедливости.
Описывая на стыке XIX и ХХ веков, как бездушная государственная машина калечит и ломает человека, Николай Гарин-Михайловский не был одинок. Аналогичные произведения возникали в то время как грибы во всем цивилизованном мире. Почитайте, например, Джека Лондона, когда он пишет о чудовищных условиях жизни американских рабочих или простых лондонских горожан. Почитайте его же роман 1908 года «Железная пята» — книгу, где все человеческая история вплоть до 2237 года описывается как серия вооруженных схваток между силами правящей олигархии и героических повстанцев.
Разница в том, что Америка и Западная Европа сумели вовремя переболеть «революционной болезнью» и почти полностью от нее излечится. России повезло меньше. «Вирус революции» завладел нашим государственным организмом и в течение семи с лишним десятилетий отказывался уходить. Вот так и получилось, что в 2014 год российский креативный класс вступил с набором идей из 1914 года.
Заблуждения «передовой части» российского общества можно объяснить, понять и простить. Но это не делает их менее вредоносными. Да, политическое влияние «креативного класса» крайне скромно. Но кроме политического влияния есть еще и влияние моральное и идейное. И на этом поприще у «креативного класса» конкурентов нет. Не потому, что наш «креативный класс» такой хороший и замечательный — потому, что другого «креативного класса» у России все равно нет.
Вот и получается: двигаться вперед России мешает не только дремучее состояние умов многих членов нашей правящей элиты. Не менее серьезное препятствие — состояние ума нашей «демократической и прогрессивной» общественности. Российский «креативный класс» не привык думать о себе как о валуне на пути прогресса. Но в значительной степени так оно, к сожалению, и есть.
