“Жить мы будем плохо, но недолго”, — таким оптимистичным прогнозом поделился некогда со своим народом его главный любимец Лукашенко. Наши политики и политологи стремятся тщательнее подбирать слова, однако и от некоторых из их прогнозов на ближайшую осень волосы встают дыбом. О том, что нас ждет, “МК” расспросил представителя партии власти Владимира Мединского, оппозиционного “эсера” Геннадия Гудкова и политолога Дмитрия Орешкина. Естественно, что их точки зрения конфликтуют, но безудержных оптимистов в среде информированных людей, похоже, не осталось, поэтому всех аналитиков объединяет общая уверенность, что осенью ситуация ухудшится.
— К началу осени Япония и некоторые другие страны объявили о том, что кризис ими преодолен и начался рост экономики. Есть ли шанс, что осенью кризис завершится и в России?
Владимир МЕДИНСКИЙ, депутат Госдумы, руководитель антикризисного штаба “Единой России”:
— На то Япония и Страна восходящего солнца, чтобы у них ночь заканчивалась раньше всех. У нас кризис закончится чуть попозже, и называть какую-то дату — означало бы гадать на кофейной гуще. Год назад аналитики соревновались в прогнозах, сводящихся к тому, что мировой финансовый катаклизм нас вообще не коснется. Не угадали. Коснулся. Конечно, не так, как США, Исландию, Латвию или Венгрию, где напрямую пострадал колоссальный процент населения, но и по нам, как все уже заметили, ударило тоже больно. Теперь уже очевидно, что мы слишком завязаны на внешние рынки и слабо зависим от своего собственного. Этот перекос и приводит к тому, что мы очень зависимы от любых международных катаклизмов. А нынешний кризис к тому же совершенно новый по своему характеру. Он вызван тем, что система, при которой международную валюту эмитирует одна страна, безнадежно устарела. Это ненормально, и кризис будет продолжаться до тех пор, пока не сформируется мировая многовалютная корзина.
Дмитрий ОРЕШКИН, политолог:
— Мы вошли в кризис на год позже, чем все остальные, и выйдем из него не раньше, чем через полгода-год. Даже если цены на нефть еще вырастут, нам это не сильно поможет потому, что развитые страны — наши покупатели — вступили в постиндустриальный период. Увеличивается доля непромышленной экономики, рост их ВВП больше не сопровождается ростом потребления углеводородов. Для наших нефтяников было бы хорошим выходом ориентироваться не только на развитые страны, но и на Китай, который как раз пока еще развивается по индустриальному пути, и там энергопотребление опережает рост ВВП. Но у Китая, к сожалению, есть выбор, и он им пользуется. Газ он норовит купить не у нас, а у Туркмении, нефть — у Ирана.
Боюсь, что осенью экономическая ситуация в России еще ухудшится из-за того, что мы вынуждены спасать устаревшие промышленные производства. Эта поддержка требует все больших денег. Пример — завод в городе Рубцовск Алтайского края. Он производит тракторы далеко не блестящего качества, которые просто не нужны в таком количестве. Но и бросить эти производства на произвол судьбы тоже нельзя. Это в Москве, где есть свободные рабочие места, закрытия АЗЛК никто не заметил, а для моногородов подобное стало бы катастрофой. Однако в итоге, вкладывая все больше и больше денег в промышленность и не получая от нее отдачи, накапливая невозвраты по кредитам, мы можем получить вторую волну банковского кризиса.
Геннадий ГУДКОВ, заместитель председателей Комитета Госдумы по безопасности и фракции “Справедливая Россия”:
— Шансов нет никаких. Мы, к сожалению, успешно завершили построение полностью сырьевой страны. Если что-то и производится — то по лицензии, на филиалах иностранных компаний. Поэтому естественно, что когда производящие страны жируют — мы получаем объедки с их стола, а когда им плохо — нам еще хуже. Но самая главная наша проблема в том, что “их” мировой кризис усугубляется слабостью управленческих кадров в России, начиная сверху и донизу. Потому что принципы подбора персонала у нас отличаются от тех, что приняты в цивилизованных странах. У нас главным критерием для роста являются личная преданность, лояльность, отсутствие собственной позиции. Все по Грибоедову: “он дойдет до степеней известных, ведь ныне любят бессловесных”.
Я думаю, что первые признаки улучшения могут появиться только летом 2010 года, если вернутся иностранные инвестиции, а осенью ситуация только ухудшится.
— За год, что длится кризис, в политике не появилось ни одного нового лица. С чем это связано? Почему не выросли рейтинги оппозиционных партий?
Владимир Мединский:
— Такая у нас убогая оппозиция. Она сама имеет прямое отношение к предыдущим кризисам. Нынешние правые оппозиционеры были у власти и в 98-м году, и в 93-м, а коммунисты проспали экономическую катастрофу в СССР и его распад. Почему не появилось совсем новых лиц — вопрос философский, об этом я должен спрашивать у СМИ, а не наоборот. А вот почему старые лица ничего не могут предложить — очевидно. Ну что, Гайдар нас будет учить из кризиса выходить? Или Чубайсу теперь поручить организацию национализации и деприватизации? Ну это смешно! Поэтому они как люди умные предпочитают помалкивать.
Дмитрий Орешкин:
— Новых лиц нет потому, что их просто не пускают. Система достаточно жестко настроена на то, чтобы никаких молодых оппозиционеров у нас не было, а “старики” себя уже достаточно дискредитировали. И власть им в этом очень сильно помогла. Класс людей, контролирующих власть, заинтересован в тщательном искоренении альтернативы. Я называю этот класс “бюрнесом” (бюрократическим бизнесом). Система, построенная “бюрнесом”, заключается в том, что бизнес подкармливает крупных бюрократов, а они, пользуясь властным ресурсом, защищают его интересы. “Бюрнесмены” не хотят терять своих привилегированных позиций, в связи с чем они уже монополизировали власть и близки к полному искоренению конкуренции в бизнесе.
Геннадий Гудков:
— Наличие ярких личностей определяется условиями для их развития. При Иосифе Виссарионовиче в стране вообще был только один публичный политик. Сейчас у власти есть два лица, и больше ей не нужно, а оппозиция может существовать только в разрешенном зазоре. Часто говорят с упреком: “вот такая у нас оппозиция”, но виновата она только в одном — что родилась не в той стране. Извините за цинизм, но наш народ многие века привыкал к рабству, и девизом 90% россиян является: “я маленький человек, а барин приедет и нас рассудит”.
Тем не менее на кризисе оппозиция все-таки набирает очки, просто это не афишируется социологическими службами. Я провел свой социологический опрос в нескольких районах Московской области. У всех парламентских партий кроме “Единой России” рейтинги подросли, но особенно прогрессируют коммунисты. К сожалению для меня — быстрее, чем “Справедливая Россия”.
Загвоздка в том, что рост рейтинга оппозиционных партий нивелируется падением доверия к партии как к институту. Это тоже естественно, ведь механизм управления нашей страной так устроен, что партия, идя к власти, к ней никогда не приходит. А приходит только в послушную Думу. Кстати, доверие к парламенту за последние месяцы упало очень сильно, а быстрее всех обрушиваются рейтинги глав муниципальных образований. В местном самоуправлении люди разочаровались раньше, чем в федеральной власти.
— Ожидаете ли вы осенью каких-то ярких политических событий: народных волнений, перестановок во власти? Насколько прочны “тандем” и вертикаль власти?
Владимир Мединский:
— Не ожидаю ничего экстремального. Для народных волнений нет особенных оснований. Да, опросы показывают, что многие стали жить хуже, но не настолько, чтобы это выплескивалось в политическую сферу. К тому же прямой и понятной связи между уровнем достатка людей и их политической активностью не существует. Во время Первой мировой войны почти вся Европа сидела на продуктовых карточках, а в Петербурге их не было. Экономическая ситуация в нашей столице тогда была намного лучше, чем в Берлине или Лондоне, но Февральская революция произошла именно у нас.
Что касается вертикали и “тандема”, то в условиях кризиса и то, и другое полезно. Глупо осуществлять свободные демократические выборы капитана и первого помощника на корабле во время девятибалльного шторма.
Дмитрий Орешкин:
— Сейчас от роста безработицы и кризиса неплатежей людей отвлекают огороды, а по инерции последних лет они продолжают думать, что Россия поднимается с колен. Но осенью может наступить массовое разочарование экономической политикой. Не потому, что власть делает все так уж неправильно. Просто принимаемые ей меры к тому времени еще не успеют дать эффекта, а у людей начнет накапливаться злость. Несовпадение пафосных слов из телевизора с реальностью, которое пока раздражает только интеллектуалов, может взбесить и широкие слои населения. Однако акции протеста будут локальными, ведь для того, чтобы организовать неповиновение в масштабе всей страны, нужна либо сильная партия, либо профсоюзы. А у нас они еще с советских времен отстаивали интересы начальников, а не трудящихся.
Рискну предположить, что у протестной осени проявится одна особенность: претензии на локальных акциях будут предъявляться не федеральному центру, а местным руководителям. Наша вертикаль власти так устроена, что для россиянина единственной надеждой остаются первые лица. Только президент или премьер могут решить проблему конкретного человека. Достаточно их слова — и ему починят крышу, вернут рабочее место или долг по зарплате. Больше-то вообще никто не поможет! Президент и премьер — это наши “Чип и Дейл”, которые спешат на помощь каждому и исправляют ошибки плохих местных чиновников. Высочайшие рейтинги Медведева и Путина я бы назвал “рейтингами отчаяния”. Людям, утратившим надежду на что-то реальное, остается верить только в одно: что кто-то из этого тандема “прилетит в голубом вертолете и бесплатно покажет кино”.
Поэтому бунтовать будут не против “тандема”, а против губернаторов и мэров, рейтинги которых стремительно падают. В глазах общественного мнения, за реальные условия жизни отвечают именно они, а первые лица неустанно поднимают Россию с колен и успешно решают полумифологические глобальные проблемы: как дать отпор Америке, поставить на место Саакашвили, наказать Ющенко.
Однако “тандем” прочен только в глазах общественного мнения. В реальности напряжения внутри него растут. Экономика стагнирует, социальные проблемы обостряются, и первые лица прекрасно понимают, что рано или поздно за это кто-то из них должен будет отвечать. Бесконечно скидывать эту ответственность вниз не получится, ведь всем ясно, кем выстроена система. В этой ситуации Путину дискомфортно, а у Медведева все больше поводов для того, чтобы говорить жесткие слова в адрес правительства и увольнять чиновников путинского призыва. Отставки осенью обязательно будут.
Геннадий Гудков:
— Народные волнения к ярким политическим событиям я не причисляю. Я их считаю трагедией. Но, к сожалению, по моим сведениям, негативные настроения возрастают. Правда, протест пока пассивный: все больше людей говорят, что они ни во что не верят, ничего не ожидают, что на них всем плевать. Но от пассивного до активного один шаг. Достаточно вспомнить книгу Джона Рида: страна превратилась из спокойной в революционную не за месяцы, а за считаные дни и даже часы. В критической экономической ситуации может произойти парадоксальное изменение общественного сознания.
В настоящее время запас прочности у “тандема” очень велик, но если президент и премьер будут опираться на те же кадры — он растает. Качественный состав правительства весьма слаб. Не хочу обижать всех министров, есть среди них люди нормальные и грамотные, но в целом механизм не способен решать даже достаточно простые арифметические задачи. К примеру, как сделать, чтобы назначенные правительством тарифы не приводили к вымыванию утвержденных им же социальных программ? Квалификация министров позволяет им до сих пор надеяться на рост доли населения, занятого в производстве, несмотря на то, что новые рабочие места создаются только на госслужбе.
Я уверен, что необходима кадровая ротация и в правительстве, и в губернаторском корпусе. Нужно прекратить опираться на замкнутую однопартийную касту. Чем кончается однопартийная система, мы помним из своей недавней истории. И тем не менее громких отставок осенью я не ожидаю. При Путине отставки больше похожи на междусобойчики. Кого-то с кем-то поменяют местами. Выбор невелик. Из Питера все кадры уже вывезены, а из других городов не берут — лицом не вышли.
Первый кризисный год не вызвал больших волнений, но благодарить за это мы можем исключительно теневую экономику. У людей хранились не только баночки с огородными консервами. Где-то были отложены деньги, где-то удавалось вести неучтенные виды деятельности, торговать на дорогах… Эти неучтенные средства, разница между официальными и неофициальными доходами граждан сыграли роль буфера, смягчили удар. Печально, что благодарить за стабильность приходится не правительство, а средства из неофициального оборота. Но запас прочности и у граждан, и у предприятий тает. Когда растает окончательно — может случиться взрыв.
— Не является ли предвестником связанного с кризисом социального взрыва та “эпидемия” покушений на представителей власти, которая захлестнула некоторые южные регионы?
Владимир Мединский:
— Полицейских убивают и в Америке, так что уж говорить о Кавказе, где несколько лет шли боевые действия, и война еще только утихает. У милиционеров вообще работа рискованная. Безопасно только в Москве — у метро деньги из бабушек вытряхивать, а на южных рубежах опасно, поэтому туда никто и не рвется. Но насилие на Кавказе никак не связано с мировым кризисом.
Дмитрий Орешкин:
— Легче всего списать ситуацию на Кавказе на происки иностранных врагов или на кризис. Но как может повлиять кризис на регионы, в которых экономики не было и до его начала? Они ВВП не производят, а берут дотации из федерального бюджета и там делят. Мы туда закачиваем деньги, как в черный ящик. Пусть местные элиты воруют, главное, чтобы обеспечивали стабильность. Но сейчас они воруют, а стабильности не обеспечивают. Ситуация для Москвы патовая. Вводить в эти регионы дополнительные войска, перебрасывать милицию из других регионов? Но, к сожалению, наши силовики достаточно коррумпированы. Девять будут служить честно, но найдется десятый, который начнет продавать боевикам оружие, взрывчатку, жизни своих товарищей. Чем больше сил туда стянем — тем больше проблем получим. Сейчас там чеченские боевики убивают чеченских милиционеров, пришлем пополнение из Пскова — гробы пойдут в Псков. Остается только одно: давать все больше полномочий тому же Кадырову, прекрасно понимая, что он будет уничтожать не только боевиков, но и своих оппонентов. И таким образом возбуждать все большую ненависть среди той части населения, которая ищет справедливости. Если региональная власть заменила закон произволом, то обиженные ей люди начинают искать защиты не у государства, а у кого-то еще. И попадают к ваххабитам. То есть, давая региональному лидеру неограниченную власть ради борьбы с боевиками, государство пополняет армию боевиков. Это — замкнутый круг. Однако критиковать политику России в этом регионе легко, я сам этим занимаюсь уже 10 лет. Но что делать взамен — не знаю.
Геннадий Гудков:
— Там идет небольшая, ограниченная, но постепенно расширяющаяся гражданская война. Однако до тех пор, пока дотации из центра не кончатся, ситуация будет под относительным контролем. На текущий и будущий годы у бюджета еще хватит денег, чтобы дотировать Юг. Правда — в ущерб Северу и Востоку.
— Каких крупных международных событий можно ожидать до конца года? Есть ли вероятность, что некоторые страны попробуют выйти из кризиса через войну?
Владимир Мединский:
— Единственной страной, которая может себе позволить выйти из кризиса через войну, являются США. Да и то это должна быть очередная локальная маленькая победоносная война. На большую и у них сил уже не хватит. Поэтому я не думаю, что после последних крайне неудачных кампаний США отважится влезть куда-то еще. Американская армия уже доказала свою полную неспособность победить никого, кроме Гренады. Ни одно более крупное образование, имеющее хоть какой-то национальный стержень и идею, американские наемники в принципе не могут полностью подчинить. Ни Вьетнам, ни Афганистан, ни Ирак... Потому что армия, в которой люди сражаются только за зарплату, не может одержать окончательной победы над теми, кому некуда отступать. Это показывает история человечества.
Дмитрий Орешкин:
— Есть вероятность войны. Уж больно большой соблазн ее устроить, когда дела плохи, цены растут, социальное разочарование крепнет. Маленькая и даже необязательно победоносная война может помочь консолидировать общество и сохранить власть. Как было с Грузией год назад. Неважно, кто первый начал. Важно, что и с той стороны, и с нашей было много охотников разыграть эту карту. И ведь в политическом плане и те, и те — только выиграли. Саакашвили удержал власть и привлек к себе внимание Запада, наши целый год собирали рост рейтингов вопреки ухудшению экономической ситуации. Сейчас мы наблюдаем что-то похожее на “украинском фронте”. Жесткие заявления охотно подхватываются с обеих сторон и используются в политических целях. Ненависть к “москалям” там и “хохлам” у нас удивительно легко распространяется. Иногда у меня создается впечатление, что элиты обеих стран уже на самом деле готовы к войне как к отвлекающему от реальных внутренних проблем маневру. Я все надеюсь, что наши страны не поддадутся на этот соблазн. Но ведь в грузинской ситуации поддались... И теперь мы вынуждены на поддержку Кокойты тратить вдвое больше, чем на все наши моногорода. И еще столько же на Абхазию. А деваться некуда: нужно добиться, чтобы уровень жизни там был хотя бы не хуже, чем в Грузии, иначе лицо потеряем. А добиться этого невозможно просто потому, что в Цхинвале значительную часть денег разворуют, а в Грузии — нет. Там коррупции нет благодаря оппозиции, которая очень внимательно следит, чтобы Саакашвили чего лишнего не взял, и все деньги доходят до людей.
Геннадий Гудков:
— Я не знаю таких стран, которые сегодня специально и сознательно пошли бы на войну. Грузия не пойдет — она уже сходила. Саакашвили не самоубийца. США не пойдут ни в Иран, ни в Корею. Им бы с Афганистаном разобраться. До конца года новой войны точно быть не должно.
В наших отношений с другими странами все будет зависеть от нас самих, просто от нашего участия. Мы же во многих процессах вообще не участвуем! Проблема в том, что у нас внешней политикой занимается исключительно исполнительная власть. Нет ни парламентских диалогов, ни диалогов между муниципалитетами стран. Из-за этого мы проигрываем. А когда куда-то приезжаем и начинаем нормально разговаривать — и с нами начинают общаться.
