В Москву пришла весна. Пригрело солнце, дамы из шуб прыгнули прямо в сарафаны. В такие дни хочется, забыв о проблемах, радоваться жизни, фиксировать в сознании приятные мелочи. Хорошего действительно немало. У нас недавно прошел школьный юбилей, собравший тысячи выпускников. Многие из них не встречались годами. Успешные, красивые выпускники, современные продвинутые пользователи Интернета. В ответ на очередную благодарность спрашиваю:
— Вы же были таким дружным классом. Неужели за все эти годы ни разу не виделись?
— Виделись, но не встречались.
— ?
— Сами понимаете, со временем туго. Но каждый год в день школьного юбилея мы проводим видеоконференции, поднимаем бокалы и выпиваем по скайпу.
— Не чокаясь?
— Ну зачем же так мрачно? Организовать звон бокалов в Интернете не проблема.
Забавно наблюдать, как люди адаптировались к жизни в добавленном виртуальном пространстве. Жизнь в “Твиттере” с некоторых пор стала признаком успешности и едва ли не главным условием карьерного роста. Да я и сам постепенно перестаю отличать виртуальное пространство от реального.
А в реальности на дворе светит солнце, дети массово высыпали на уборку школьных дворов. Убирают мусор, красят белой краской стволы деревьев. Последнее занятие абсолютно бессмысленно. Достаточно среднего образования (в рамках старых, не пересмотренных стандартов), чтобы иметь элементарные представления о том, что деревья необходимо красить под зиму. Делается это по трем причинам. Во-первых, чтобы защитить стволы от весенних солнечных ожогов в феврале месяце, когда лучи солнца, отражаясь от снега, могут повредить кору. Во-вторых, для защиты от вредителей, которые на зиму могут поселиться в коре дерева. И наконец, от морозобоя, разрывов коры, возникающих от неблагоприятного воздействия низких температур. Причем все сказанное относится, за редким исключением, только к плодовым деревьям. Таким образом, покраску подряд всех елок-палок можно с полным основанием отнести к разряду деятельности под девизом “артель “Напрасный труд”.
Это прекрасно знает биолог, руководящий бессмысленными работами, похоже, это же осознают неплохо обученные им старшеклассники. Но приказ директора (шефа) — закон для подчиненных. В свою очередь, шеф ожидает начальственного объезда территорий, во время которого умничать не принято. “Начальник сказал “люминий” — значит, “люминий”, как в армии, из которой, вероятно, и пошла традиция весенней побелки всего и вся. Мелочь, конечно, но именно такие мелкие штрихи незаметно формируют у молодых людей такие качества личности, как лицемерие и любоначалие.
Стволы покрашены, пора переходить к обрезанию. Не пугайтесь, речь идет о кустах и ветвях деревьев. Но тут выясняется любопытная подробность. Обрезание можно проводить только при наличии порубочного билета. При их отсутствии неминуемы санкции. Экологическая полиция — это вам не Гринпис с их шумными и малоэффективными акциями. Работают тихо, мгновенно появляются из-за кустов, выписывают штрафы. Их мало волнует, что порубочные билеты стоят денег, и тем более не интересуют сентиментальные аргументы вроде того, что дети могут пораниться разросшимся ветвями боярышника, высаженного пятнадцать лет назад выпускниками.
Директриса одной из школ с дрожью в голосе рассказывала мне по скайпу (!), как на глазах у детей ее прессовала экологическая полиция. Ушлые старшеклассники успели спрятать орудия “преступления”, а она с ясными глазами объясняла, что кусты обрезались сами. В том смысле, что эту тайную операцию провели ночью неизвестные родители. Еще один наглядный урок юношеству...
Да что это я все об обрезании? Недавно подряд прошли две светлые Пасхи — еврейская и православная. Праздники подарили мне два любопытных эпизода.
Восьмиклассник, назовем его Яшей, не блещущий успеваемостью, известный мне неоднократными прогулами и опозданиями, аккуратно протиснулся в директорский кабинет.
— Евгений Александрович, вам известно, что завтра наступает Пейсах, еврейская Пасха?
— Спасибо, я в курсе.
— Тогда вы наверняка знаете, что, согласно традициям, в Пейсах ничего нельзя делать: ни сливать воду, ни прикасаться к кнопкам лифта и т.п. Вот я и прошу вас на период Пасхи освободить меня от занятий.
— А ты и так ничего не делал целую четверть. Так что свой лимит безделья ты исчерпал задолго до праздника.
— Не ожидал я от вас такой нетерпимости к традициям, думал, что вы человек толерантный. Говорил мне дедушка, что надо переходить в еврейскую школу.
— А с чего ты решил, что в еврейской школе нужны бездельники?
— Здесь меня никто не любит.
— Тебя бьют?
— Нет.
— Оскорбляют?
— Нет.
— А меня били и обзывали во дворе, до тех пор пока не научился давать сдачи...
И тут директора, что называется, понесло. Презрев политкорректность, директор разразился гневной тирадой:
“Если бы ты знал, что такое ограничение по пятому пункту при поступлении в престижный университет, ты бы учился не на “пять”, а на “десять”! А ты расслабился, разленился, потерял всегда отличавшую еврейских юношей тягу к знаниям”. И далее в том же духе.
“Впрочем, коль скоро тебя не устраивает светская школа, — закончил я свою пламенную речь, — то скатертью дорога. Пусть преданный традициям дедушка придет и напишет заявление”. Но дедушка не пришел, из чего я сделал вывод, что парень слукавил, ссылаясь на ортодоксального предка.
Однако до конца недели меня одолевали сомнения. Посмел бы я быть столь же категоричным в своих оценках истинных мотивов религиозного рвения юноши, коль скоро на его месте оказался бы парень из мусульманской или православной семьи с аналогичной просьбой? Скорее всего умерил бы пыл, проявил повышенную корректность, опасаясь оскорбить чувства представителей иных конфессий. А тут по-свойски бил наотмашь. Получается не совсем справедливо...
Поделился своими сомнениями с заместителем. В ответ она, принадлежащая к титульной нации, рассмеялась, поведав мне свою православную историю похожего свойства.
Дело происходило в Страстную пятницу. Что не помешало семикласснику, обманув дежурного учителя и охранника, сбежать с урока в соседний магазин за чипсами и колой. Невелико преступление, но любопытна реакция нарушителя дисциплины, пойманного на обратном пути. В ответ на высказанные на повышенных тонах претензии он заявил, что в святой день нельзя давать волю гневу. Обомлев от такой наглости, она потребовала пригласить в субботу родителей. “Это еще больший грех — расстраивать родителей перед Пасхой”, — изрек юный “знаток” религиозной этики.
А ложь — не больший грех? Так фальшь и лицемерие взрослых немедленно передаются детям, порождая у них ханжеские повадки Тартюфа. К сожалению, мы сегодня говорим об этом лишь шепотом. Если бы существовала комиссия, проверяющая школы на толерантность (почему бы в рамках поощряемого государством религиозного воспитания юношества не создать и такую?), мы бы ее не удовлетворили.
Да что я так зациклился на проверяющих? Они ни в чем не виноваты, на их месте может оказаться любой из нас. Перефразируя известную песню из фильма “Большая перемена”, можно сказать: “Мы проверяем, нас проверяют, как это часто не совпадает…”
Вспоминается такой случай. В составе высокой комиссии я оказался на открытом уроке биологии в одной из школ Центральной России. Учительница добросовестно подготовилась к приему делегации. Весь класс был заставлен чучелами животных, населяющих родной край. Чтобы не отвлекать детей во время урока, комиссия просочилась в класс еще на перемене, заняв свои места у задней стены класса. Прозвенел звонок, и раскрасневшаяся от волнения молодая учительница, вбежав в класс, произнесла заранее заготовленную фразу, вводившую детей в тему урока: “Дети, сегодня к нам в гости пришли звери!”
В тот момент все детские головы повернулись к нам. С тех давних пор я не люблю выступать в этой роли, хотя иногда приходится.
